тавили ему те бессмертные победы, коих тайна и поныне еще недостижима многим методикам.
После сего партизанская война если не совсем прекратилась, то, по крайней мере, пришла в такой упадок, что одно фланкирование или личная ловкость на перестрелках называема была партизанским действием. Я скажу более: самые успехи Суворова в 1770 и 1771 годах против конфедератских войск – успехи поучительные как частные удары – ничтожны в отношении истинной цели партизанской войны: ибо поиски сего великого человека не могли быть ни на что другое направляемы, как на одни отряды неприятеля, а не на путь сообщения или продовольствия его армии, рассеянной тогда по всему пространству польского государства.
Партизаны 1809 года.Нет лишней отважности для человека, который обрек себя на опасную службу партизана. Он должен истребить надежду вкусить по совершении подвига плоды геройского вдохновения; забыть об ожидающих его рукоплесканиях, похвалах и наградах и идти на верное с тем, чтобы, нанеся чувствительные удары неприятелю, погибнуть с пользой, хотя бы позорной смертью!
Таковой малодушной предвидимостью нельзя упрекнуть испанских партизан или гварильясов; их действия в 1809 году будут примером для каждого начальника партии, как должно пользоваться местным положением земли, в коей ведется брань, и гневом народа, восставшего на отмщение.
При начатии войны все генеральные сражения, данные испанской армией, ознаменовались поражениями; силы ее истощались, и уже французская армия, после Оканского сражения, угрожала Лиссабону. Неизвестно, что понудило ее перенесть театр войны в Андалузию; но через сие движение все выгоды, приобретенные победами, исчезли: англичане занялись образованием войск и укреплением важнейших пунктов на границе Португалии, в то время когда народное ополчение в Северной Испании начало действовать с необыкновенным рвением.
По причине рассеяния испанской армии, областные юнты, не имея никакого сношения с главной юнтой, занялись каждая особо составлением народной стражи для местной защиты областей, ими управляемых; а народ, перестав ожидать успехов от главной армии и уверясь в необходимости общего ополчения, бросился к оружию и стал под знамена мести и независимости. Ненависть к французам, дотоле окованная и подавляемая насилием, вдруг разрушила все оплоты и сама собой дала единство своевольному стремлению каждого гражданина. Тогда размеренные движения регулярной армии заменились, так сказать, устроенным беспорядком вооруженных поселян, родом войны, более всякого другого свойственным неукротимому нраву испанцев и местному положению Испании.
Мало-помалу провинции, занимаемые французами, покрылись партиями, составленными из линейных солдат, кои прежними поражениями были рассеяны, и из людей всякого звания, защищавших свою собственность. Известия о первых успехах сих многочисленных партий были принимаемы народом с восторгом, и в разглашениях украшались всеми вымыслами пламенного воображения южной нации. Сие самое воображение и сия неограниченная страсть к независимости, столь вредившие действиям регулярных войск Испании, были истинной причиной успехов общего ополчения, доказавшего свету, что победы, одерживаемые над армиями великодушного народа, больше ожесточают, нежели покоряют его под иго чужеземного властителя.
Штаб-офицер Лейб-гвардии Уланского полка, 1807–1811 гг.
В Испании все начальники партий поступили на поприще воинов из званий, чуждых военному, и почти все взошли на степень свою с низших степеней гражданских. Между отличнейшими наименую пламенного Эль-Эмпичинадо, грозного для неприятелей, но еще более грозного для изменников отечества, и двух героев фамилии Мина, столь славно способствовавших избавлению Испании от ига позорного и ненавистного! Впрочем, почти вся нация разделилась на отряды. Не было дороги, не было тропинки, по которым бы можно было избегнуть встречи с гварильясами. Теснины Пиренеев, Сьерра-Морены, обе Кастилии, Наварское и Арагонское королевства сокрывали в недрах своих сих зорких, бесстрашных и неутомимых воинов, коих слава неизгладима во всех летописях, во всех сердцах, бьющихся для отечества.
Пробегая представленные мной три эпохи появления партизан, нельзя не заметить, что искусство давать партиям верное направление продвигалось, так сказать, ощупью. В первой эпохе мы видим одни толпы странствующих воинов, в последующей – ужасное вторжение и первый шаг к истинной цели поисков; в третьей – более восставший народ на отмщение, нежели в полном смысле партизан, но уже замечаем постоянные, хотя еще частные, усилия к похищению у неприятеля способов пропитания и боя.
Партизаны 1812 года. Грозная эпоха 1812 года, ознаменованная столь чрезвычайными событиями, причинила в России изменение главной части военного искусства; системы Бюлова и подобных ему мечтателей пали, и партизанская война поступила в состав предначертаний общего действия армии.
При вторжении в пределы России и по разобщении наших двух армий Наполеон пошел прямым путем к Смоленску, стараясь воспрепятствовать соединению оных. Когда же, невзирая на усилия его, армии наши соединились под Смоленском, тогда он следовал за нами до Москвы и по вступлении в нее дозволил князю Кутузову почти в глазах своих совершить спасительный переход к Тарутину. Занятием Тарутина закрылись южные наши губернии, и сообщение неприятеля подверглось случайности пресечения. Тут начинается четвертое появление партизан.
Успокоясь в рассуждении партии, посланной из Бородино к Вязьме для испытания пользы набегов, светлейший при Тарутине разделил на отряды большую часть казацкого войска и по разным направлениям двинул их на путь сообщения неприятеля. Время, проведенное на вещественное и нравственное усиление армий на сей позиции, не было потеряно партизанами; около шести недель сряду сообщение французов через Можайск, Вязьму и Смоленск преграждаемо было беспрерывными их набегами. Никогда с началом войны не было видимо в лагере нашем толикого числа пленных, как в течение сей эпохи. Казалось, что отважность и деятельность партизан умножалась по мере умножения предосторожности в неприятельских войсках, почти осажденных партиями и вооруженными поселянами. Фигнер рыскал между авангардом неприятеля и главной его армией, простирая кровавые свои поиски до застав столицы. Неутомимый Сеславин разил неприятеля в стороне Фоминского и был единственным известителем о передвижении французской армии к Малоярославцу, занятием которого избегала она от всех постигших ее впоследствии несчастий. Кудашев наблюдал за движением неприятеля по Тульской дороге, опасной для нас относительно к покушению неприятельских партий на путь продовольствия нашей армии и на тульский оружейный завод. Он же преграждал путь подвозам пропитания в авангард неприятеля и нередко прорывался до главной квартиры короля неаполитанского, рассеивая ужас и гибель от Винкова до Подольска. Чернышев, приведя в трепет гнездилище врагов наших, Варшаву, летел наперерез всего вражеского основания от Герцогства Варшавского к Полоцку с известием о движении Дунайской армии к берегам Березины. Прочие партизаны, истребляя транспорты и отряды неприятеля, наносили ему наичувствительнейшие удары, и все вместе, предшествуя французской армии и окружая ее во время отступления от Москвы до берегов Немана, бились денно и ночно, преграждали переправы, заваливали теснины и беспрерывными тревогами похищали отдохновение, столь необходимое войску, изнеможенному голодом, стужей и усиленными переходами.
Боже меня сохрани, чтобы я помыслил обратить на счет одних легких войск все успехи 1812 года! Оскорбленная двадцатидвухлетняя слава приписывает их единственно суровому нашему климату; недоброхоты же партизан отдают их одним линейным войскам. Будем справедливее, уступим и врагам, и состязателям нашим нечто из доводов, ими представляемых; не отвергнем влияние стужи и геройских подвигов бесстрашных наших соотичей в событиях сего достопамятного года: ибо мы сами видели и костры замерзших трупов неприятельских, и ярые битвы линейного нашего войска. Но усомнимся как в том, чтобы одна стужа могла изгнать из России того, который ни зною Египта, ни снежным громадам Альп не покорялся, так и в том, чтобы честь сия принадлежала исключительно линейному войску!
Одни морозы причиной успехов россиян! Но разве нет убежища от мороза, когда он не имеет союзниками иные бедствия? Если один мороз угрожал французской армии, то не могла ли она расположиться на зимние квартиры в окрестностях Москвы или Твери и весной начать снова действовать? Мне отвечают, что сверх укрытия себя от стужи нужно пропитание. Бесспорно: для сего стоило только просторнее расположить войско и учредить в тылу его линию магазинов. Но исполнить это было невозможно, отвечают мне, поелику сосредоточенная российская армия, быв в близком расстоянии от зимних квартир неприятеля, могла бы воспользоваться его рассеянием и поразить врасплох войско, к отпору не готовое; к тому же через занятие тарутинской позиции русская армия, отстранила неприятеля от хлебороднейших своих губерний, лишила ее способов прокормиться целую зиму в краю, более изобильном ремесленниками, нежели хлебопашцами. ‹…›
Решительно сказать можно, что французы избегли бы злополучия, их поразившего, если б могли освободиться от флангового движения нашего и предупредить нас в занятии того цельного края, коим мы следовали. Сей случай принудил бы нас или остановиться в Калужской губернии, или преследовать неприятеля по опустошенному им краю, или предпринять новый фланговый марш через Орловскую и Черниговскую губернии. Но люди, не умеющие восходить от следствия к причине, повторяют слова, врагами нашего оружия вымышленные и с восторгом завистью рассеиваемые, прибавляя к ним и то, что после морозов одни линейные войска всем успехам причиной!
Поистине нельзя оспаривать пользы, принесенной тем войском, которым исполнились высокие предначертания светлейшего, и неприятель обращен к гибельному для него направлению; войском, которого действие разрушило единство французской армии при Вязьме и Красном! Но ежели вникнем прилежнее в намерение светлейшего обратить неприятеля на путь безлюдный и разоренный, то увидим, что оно состояло более в старании истребить его голодом и стужей, нежели силой оружия. И подлинно, от самого Малоярославца до берегов Березины главная армия только два раза столкнулась с неприятелем, тогда как через целое пространство от Москвы до Немана он