й отразить ее нападение без помощи или, лучше сказать, без надежды на помощь постоянного войска.
Вследствие сего я разделяю мероприятие сие на внешнее и внутреннее. Первое будет обязанностью оборонительных партий, а последнее – самих транспортов и прикрытий оных.
Употребление башкирских, калмыцких и татарских полков в наступательных партиях, на аванпостах, в главных и корпусных квартирах и на посылках, разрушая между ними единство в ходу службы их, приводит в совершенное ничтожество войско, могущее быть полезным через совокупное стремление к одной цели. Принимая в уважение меньшую ловкость означенных полков в сравнении с донскими, черноморскими и уральскими полками, нужно при составлении каждой оборонительной партии заменить качество количеством. Сверх того, употребить в состав их такого рода силу, которая бы, невзирая на самое поражение иррегулярных войск, всегда представляла им средоточие и служила бы корнем всех отраслей отряда. Для сего я предлагаю образование двух только партий, не более; каждую из равного числа калмыцких, башкирских, татарских полков и одного регулярного легкоконного полка с четырьмя орудиями конной артиллерии.
Обязанности начальника оборонительной партии состоят: в открытии неприятельской партии прежде, нежели она приблизится к черте фланга нашей армии; в подробнейшем и верном познании силы оной партии и в преграждении стремления ее к нашему пути продовольствия или посредством боя, или посредством истребления переправ, заваления лесов засеками и пр.; как скоро неприятельская армия покажется на дистанции оборонительной партии, начальник ее немедленно дает знать в ближайший магазин или этапу как о появлении, так и о силе и направлении партии; когда неприятельская армия тронется к отступлению, тогда оборонительные партии, будучи свободными, соглашают действие свое с наступательными партиями, предшествующими неприятельской армии и следуют по обеим сторонам оной; днем не позволяют обозам, фуражирам и усталым удаляться от дороги, армией избранной, а ночью тревожат войска, останавливающиеся для отдохновения (в сем случае ведется очередь полкам, долженствующим каждую ночь нападать на биваки неприятельские и содержать их в беспрерывном беспокойстве); он должен сберегать спокойствие жителей той области, в которой действует, и не касаться до их собственности; сверх сего руководствоваться правилами, изложенными мной в статьях о наступательных партиях, с исключением: 1) подвод для больных, кои отсылаются в ближнюю этапу, оттуда в ближний госпиталь и 2) пристани, вместо которой служить может ближняя этапа или ближний магазин (этапы учреждаются по линии продовольствия на двадцати верстах одна от другой).
Внутренняя защита пути продовольствия не менее состоит в порядке шествия и в оборонительном построении транспорта, как и в достаточном количестве линейных войск, транспорт охраняющих; ибо сколько шествие оного ни было бы порядочно, сколько оборонительное построение его ни было бы твердо, никогда двадцать пять казаков с подводчиками не в состоянии сами собой противостоять нападению самой слабой партии. Но мало также принесут пользы и мечтательные, поныне употребляемые прикрытия из солдат, закладывающих под кули заржавленные и безкремневые ружья свои и бродящие по придорожным деревням для грабежа. Желательно, чтобы военное управление, пекущееся об усовершенствовании всего того, что касается до внутреннего образования армии, обратило внимание свое и на сию столь важную часть военного устройства!
Три способа к сему представляются: 1) состав прикрытия из действующих двух цельных пехотных полков; 2) из излишних людей от круглого счета пехотных полков, армию составляющих; 3) из полков, исключительно для сего рода службы образованных. ‹…›
Священный долг начальника транспорта или отделения состоит в обороне оного до последнего дыхания; лучше два, три дня отбиваться, на два, на три дня отсрочить доставление пропитания, нежели вовсе лишить оного армию. К тому же нельзя, чтобы та из оборонительных партий, у которой ускользнул неприятельский отряд, оставалась более суток в неведении о его направлении, не прибыла бы по крайней мере на другой день в тыл неприятеля и не обратила победу на нашу сторону. Но ежели того и не случилось, то пусть каждый транспортный начальник приведет на память себе подвиг атамана графа Матвея Ивановича Платова в 1774 году при вершине реки Калалах, и успех украсит его оружие, и фортуна, не всегда слепая, возведет, может быть, твердого воина на ту же степень славы, на которую возвела она сего маститого героя Дона.
Дело графа Платова с крымским ханом Девред Гиреем происходило 1774 года апреля 3-го при вершине реки Калалах. Хан напал на него со всей ордой своей. С полковым начальником Матвеем Платовым был один только полк его, из коего выстроил он каре и окинул оное со стороны неприятеля хлебными кулями; тыл прикрыл болотом, а два боковых фаса телегами. В продолжение дела сии последние фасы завалились телами убитых людей и лошадей. Хан целый день ломился в середину сей рухлой ограды и ночью отступил без успеха.
Заключение
Если тягости нашей армии не умножатся; если превосходный порядок внутреннего управления линейной ее части продолжится; если удвоят строгость, чтобы иррегулярные полки представляли более людей налицо, нежели при кашах и дежурствах, что почти удвоит число оного войска; если образуют из башкирских, калмыцких и татарских полков оборонительные партии и устроят внутреннюю оборону пути продовольствия; если, оставя при армии достаточное число донских, черноморских и уральских полков для содержания аванпостов ее, прочие, разделя на партии, употреблят на сообщение неприятеля, с означением каждому партизану особой дистанции по правилам вышеизложенным, – тогда смею сказать, что на сообщение наше никакие покушения противной партии не могут быть действительны и мы, с помощью многочисленности и подвижности нашей иррегулярной конницы, в состоянии будем не только прикрывать тыл и перёд своей собственной армии, но наносить и без генеральных сражений решительнейшие удары неприятелю.
Некоторые черты из жизни Дениса Васильевича Давыдова[123]
Денис Васильевич Давыдов родился в Москве 1784 года июля 16-го дня, в год смерти Дениса Дидерота. Обстоятельство сие тем примечательно, что оба сии Денисы обратили на себя внимание земляков своих бог знает за какие услуги на словесном поприще!
Давыдов, как все дети, с младенчества своего оказал страсть к маршированию, метанию ружьем и проч. Страсть эта получила высшее направление в 1793 году от нечаянного внимания к нему графа Александра Васильевича Суворова, который при осмотре Полтавского легкоконного полка, находившегося тогда под начальством родителя Давыдова, заметил резвого ребенка и, благословив его, сказал: Ты выиграешь три сражения! Маленький повеса бросил псалтырь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека.
Розга обратила его к миру и к учению. Но как тогда учили! Натирали ребят наружным блеском, готовя их для удовольствий, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке; тому же учился и Давыдов до тринадцатилетнего возраста. Тут пора была подумать и о будущности: он сел на коня, захлопал арапником, полетел со стаей гончих собак по мхам и болотам – и тем заключил свое воспитание.
Между порошами и брызгами[124], живя в Москве без занятий, он познакомился с некоторыми молодыми людьми, воспитывавшимися тогда в Университетском пансионе. Они доставили ему случай прочитать «Аониды», полупериодическое собрание стихов, издаваемое тогда H. M. Карамзиным. Имена знакомых своих, напечатанные под некоторыми стансами и песенками, помещенными в «Аонидах», воспламенили его честолюбие: он стал писать; мысли толпились, но, как приключение во сне, без связи между собою. В порывах нетерпения своего он думал победить препятствия своенравием: рвал бумагу и грыз перья, но не тут-то было! Тогда он обратился к переводам, и вот первый опыт его стихосложения:
Пастушка Лиза, отеряв
Вчера свою овечку,
Грустила и эху говорила
Свою печаль, что эхо повторило:
«О, милая овечка!
Когда я думала, что ты меня
Завсегда будешь любить,
Увы, по моему сердцу судя,
Я не думала, что другу можно изменить!»
В начале 1801 года запрягли кибитку, дали Давыдову в руки четыреста рублей ассигнациями и отправили его в Петербург на службу. Малый рост препятствовал ему вступить в Кавалергардский полк без затруднений. Наконец, привязали недоросля нашего к огромному палашу, опустили его в глубокие ботфорты и покрыли святилище поэтического его гения мукою и треугольною шляпою.
Таковым чудовищем спешит он к двоюродному брату своему А. М. Каховскому, чтобы порадовать того своею радостью; но увы, какой прием! Вместо поздравлений, вместо взаимных с ним восторгов этот отличный человек осыпал его язвительными насмешками и упреками за вступление на службу неучем. «Что за солдат, брат Денис, – заключил он поразительный монолог свой, – что за солдат, который не надеется быть фельдмаршалом! А как тебе снести звание это, когда ты не знаешь ничего того, что необходимо знать штаб-офицеру?» Самолюбие Давыдова было скорбно тронуто, и с того времени, гонимый словами Каховского, подобно грозному призраку, он не только обратился к военным книгам, но пристрастился к ним так, что не имел уже нужды в пугалищах, чтоб заниматься чтением.
Между тем он не оставлял и беседы с музами: он призывал их во время дежурств своих в казармы, в госпиталь и даже в эскадронную конюшню. Он часто на парах солдатских, на столике больного, на полу порожнего стойла, где избирал свое логовище, писывал сатиры и эпиграммы, коими начал ограниченное словесное поприще свое.