юции – интересует только одно: размножение. Чем дольше вы живете, тем больше потомства сможете дать. Бессмертие, или, по крайней мере, очень долгий срок жизни в несколько тысяч лет, были бы для природы идеальным вариантом, потому что вы могли бы давать потомство сколько угодно. Тем не менее природе приходится заставлять вас стареть, потому что иного выбора нет. В доисторическое время мир был полон опасностей: болезней, хищников, врагов из другого племени, ударов молний; в конце концов, можно было умереть и просто от голода. Нашим предкам ни к чему были гены, которые помогают жить тысячу лет, потому что они бы куда раньше погибли по причинам, никак не связанным с возрастом: от когтей саблезубого тигра или от падения в овраг. Но если бы у природы был выбор, она бы с удовольствием сделала так, чтобы люди жили намного дольше. И это очень легко увидеть. Как только у живого существа появляются способы выживать в дикой природе (панцирь, крылья, безопасное общество), его продолжительность жизни значительно увеличивается, потому что отбор идет по спонтанным мутациям (изменениям в ДНК), которые влияют на продолжительность жизни: все мутации, которые помогают вам жить дольше, получают достаточно времени, чтобы проявить себя. Соответственно, можно считать старость своеобразным природным «костылем», потому что раньше мир не был безопасным местом, где можно спокойно погладить льва и где не существует плотоядных бактерий. Но именно так вскоре и будет, потому что наш мир стал очень безопасным местом: дома отапливаются, болезни лечатся антибиотиками, а по улицам не бегают леопарды. Теперь любая мутация, которая позволит вам прожить сто лет, будет полезной, потому что у людей появился шанс на самом деле прожить так долго. Соответственно, они смогут больше и дольше размножаться, и эта мутация передастся их детям. Это значит, что с каждым следующим поколением средний возраст будет все увеличиваться. С биологической точки зрения конца этому процессу вообще может не быть: пока организму доступна энергия и строительные материалы из пищи, он в принципе может поддерживать свое существование бесконечно. Если природа позволяет целому организму вырасти из одной маленькой оплодотворенной яйцеклетки, она, несомненно, сможет и найти лекарство от накопления белков в клетках. Благодаря этому механизму каждое новое поколение будет не только доживать до все более почтенного возраста, но и дольше оставаться здоровым. Те же механизмы, которые помогают нам долго жить, одновременно снижают риск возрастных заболеваний – если, конечно, мы сами не разрушим этот эффект, ведя нездоровый образ жизни.
Короче говоря, аргумент «старость не может быть болезнью, потому что это естественный процесс» неубедителен. Бессмертие встречается в природе, а долгожительство ею только приветствуется. Более того, с самого момента своего появления человечество изобретает все новые «неестественные» способы жить дольше – от копий и обуви до антибиотиков и искусственных сердечных клапанов.
Тем не менее многие все равно не соглашаются с тем, что старость – это болезнь. Мы разве не все стареем? Другие болезни развиваются не у всех. Кто-то болеет менингитом, кто-то – артритом. У кого-то начинается рассеянный склероз (неврологическая болезнь), а кто-то вообще обходится без серьезных болезней. А вот старение действует на всех. Впрочем, и этот аргумент не слишком убедителен, потому что, несмотря на то, что стареют все, возрастные болезни рано или поздно появляются тоже у всех.
На самом деле нет какой-то четкой линии между старостью и болезнями старения. Те же самые механизмы, которые вызывают «нормальное» старение, – например, накопление белков и сахарные поперечные связи, – вызывают и возрастные заболевания: болезнь Альцгеймера, катаракту, сужение кровеносных сосудов. Старость и возрастные болезни – это две стороны одной медали. Это означает, что на самом деле все заболевают из-за того, что стареют, а процессы, запускающие старение, начинаются еще в молодом возрасте. Вскрытия показывают, что уже у восемнадцатилетних встречаются первые признаки атеросклероза (отвердения артерий). Этот процесс происходит у всех: в конце концов, у всех артерии сужаются, и каждый третий человек умирает от сердечного приступа. То же верно и для болезни Альцгеймера. Белки в мозге накапливаются у всех. Этим объясняется, почему, начиная с 65-летнего возраста, риск болезни Альцгеймера удваивается каждые пять лет, и в 85 лет эта болезнь развивается у каждого третьего. Иными словами, у всех, если они проживут достаточно долго, начинаются или болезнь Альцгеймера, или сердечно-сосудистые болезни. С этой точки зрения иронично, что мы не называем сам процесс старения болезнью, зато называем болезнями старение конкретных органов, например, болезни сердца, болезнь Альцгеймера, катаракту. Стареющие органы больны, а вот стареющий человек не болен – и, соответственно, с ним все нормально.
В безопасном мире любые мутации, увеличивающие продолжительность жизни, становятся полезными с точки зрения эволюции.
Еще один аргумент в пользу того, что старость – не болезнь, звучит так: болезнь обычно поражает один конкретный орган или часть тела, а старость поражает все тело. Болезнь Крона поражает кишечник, остеопороз – кости, рассеянный склероз – нервы, псориаз – кожу и так далее. А старость действует сразу на все. Но, с другой стороны, многие болезни поражают не один-единственный орган или часть тела. Такие болезни мы называем мультисистемными заболеваниями. Пример – ревматоидный артрит. Обычно он поражает суставы, но может проявляться и во многих других частях тела. Воспалиться может сердечная мышца, легочная мембрана, глаза, стенки артерий, ногти, кожа. В легких развивается склероз, печень увеличивается, нервы перестают функционировать, почки повреждаются, что ведет к почечной недостаточности. Короче говоря, болезни вроде ревматоидного артрита могут поразить практически любой орган. То же верно и для многих генетических расстройств, поражающих все тело.
Вот почему некоторые ученые называют и старость мультисистемным заболеванием. Профессор Дэвид Гемс, изучающий старение, называет его особым заболеванием: «многофакторной болезнью, на 100 процентов наследуемой и стопроцентно смертельной». Это болезнь, которая поражает практически все органы, и вы не можете знать, от чего именно умрете. Больной ревматоидным артритом может умереть как от почечной недостаточности, так и от сердечного приступа; точно так же пожилой человек может умереть как от инсульта, так и от легочной инфекции, потому что поражены практически все органы, и нельзя заранее предсказать, какой из них откажет первым.
Итак, мы плавно подошли к причине, которую многие считают самой важной, отвечая на вопрос, почему не хотят называть старость болезнью: потенциальной стигматизации пожилых людей и неизбежности старения. Если вы скажете, что старость – это болезнь, то оскорбите стариков, потому что назовете их всех больными. Но это болезнь, которой рано или поздно заболеют все, и повода стыдиться или негодовать здесь нет. Еще одна причина – неизбежность старения. Вот почему люди не хотят, чтобы мы называли старость болезнью: это создает впечатление, что вы можете и должны что-то с этим сделать, что вы обязаны искать лечение от старости и сражаться с болезнью, которая в любом случае неизбежна и неизлечима. Таким образом, чтобы сохранить спокойствие, мы просто не хотим признать, что старость – это болезнь, и вместо этого считаем ее явлением, с которым нужно просто смириться и покориться ему.
Некоторые могут считать, что не нужно давать никому ложных надежд, говоря, что старость – это болезнь, и подразумевая, что с ней что-то можно и нужно сделать. Однако, по мнению некоторых ученых, нужно отбросить это эмоциональное желание, – которое, по-хорошему, вообще никак не должно учитываться в научных дискуссиях, – и классифицировать старость как болезнь. Это станет большим шагом вперед в исследовании старения – и, соответственно, возрастных заболеваний. Официально старость не является болезнью, так что ученые и фармацевтические компании не могут разрабатывать лекарства или процедуры для борьбы с ней. Лекарства и лечение от старости не будут покрываться страховкой, потому что она не считается болезнью. Кроме того, ученому будет непросто получить исследовательский грант на поиски методов лечения старости, которая считается чем-то естественным и нормальным. Именно поэтому исследования старения недостаточно финансировались в течение десятилетий – на самом деле ситуация абсурдная, потому что большинство болезней, терзающих людей на Западе, как раз возрастные: сердечно-сосудистые заболевания, диабет 2-го типа, болезнь Альцгеймера. Изучая старение, вы на самом деле одновременно изучаете и все эти болезни, потому что у них те же основные причины, что и у самого старения. Некоторые ученые и компании пытаются справиться с этой дилеммой, тестируя свои лекарства от старости на конкретных возрастных заболеваниях, например, разрушители поперечных связей для лечения гипертонии или болезней сердца. Короче говоря, поскольку старость официально не считается болезнью, на ее исследование очень трудно получить финансирование.
Не помогало и то, что исследование старения очень долго было для ученых табуированной темой. Зачем исследовать методы лечения естественного, неотвратимого процесса? Лучше уж вложить деньги и время в настоящие болезни. Но даже если вы найдете какое-нибудь невероятное лекарство, которое вылечит сразу все сердечные болезни, средняя продолжительность жизни увеличится лишь на 2,8 года, потому что люди по-прежнему будут умирать от других возрастных заболеваний (294). Даже с чудесным лекарством от сердечной болезни ваш пациент все равно умрет через пару лет от перелома бедра или лобно-височной деменции. Вот почему так важно изучать не только возрастные болезни, но и само старение.
Кроме того, многие ученые считали, что старение – слишком сложный процесс, чтобы его изучать, не говоря уж о поиске каких-либо методов лечения. Это представление изменилось примерно в 1990 году, когда появились первые исследования, показавшие, что продолжительность жизни подопытных животных можно резко увеличить с помощью простых мутаций. С тех пор работа по этому направлению значительно активизировалась.