И мне не нравится, что номер двенадцать еще жив, хотя указание было отдано месяц назад. Он, как и все другие в списке был слишком самоуверенным, все они думали, что могут уйти от руки закона…
Номер двенадцать не был дворянином — обычный зажиточный торговец. Однако его состояние было куда больше, чем у многих аристократов, нынче выгодно иметь золотые рудники в Сибири.
Недавно вскрылась интересная информация — этот человек оказался ярым любителем пыток. Причем жертвами его становились всегда молодые девушки. Когда его поймали с поличным, он смог откупиться и покинуть Российскую империю.
Судя по донесениям, он продолжает свои злодеяния на другой земле… и продолжают страдать граждане империи. Этому уроду нравится, когда жертвы его понимают. Мозгов не хватило выучить второй язык, и теперь из-за его безграмотности должны страдать другие.
— Что не так с этим? — спрашиваю я.
— А, с ним все в порядке. Думает, что спрятался, но на самом деле с ним играют, — злобно улыбается Алина.
— Интересно. Я же просил тебя этим заняться и подобрать правильного исполнителя.
— Так я разобралась.
— Как ты разобралась, если он жив?
— С ним уже месяц работает мой агент.
— И кого ты отправила? Только не говори, что Эльвиру.
Алина злобно улыбнулась…
— Именно ее, господин.
— Знаешь, мне было бы сложно придумать столь жестокое наказание, которое может сравниться со злодеяниями, что он совершил… Но ты справилась.
— Стараюсь, — довольно ответила она.
Левин Илья стоял в подвале, который тускло освещали огни потолочных ламп. Он положил на стол окровавленные щипцы… И достал из своего набора пыток новый предмет.
— Смотри, у меня есть новая ножовка! Испытаем или продолжим по старинке? У тебя осталось еще четыре ногтя.
Он обернулся к столу, на котором было привязано окровавленное тело, по которому сложно было понять, что оно вовсе принадлежит женщине. На ней мало что живого осталось…
— Знаешь, а ты моя гордость! — он подошел к ней ближе. — Ты целый месяц находишься в моей камере и до сих пор жива. Это доказывает, насколько велико мое мастерство, — ухмыльнулся он. — Лишить жизни легко, а вы попробуйте подвергать человека искусству пытки, чтобы при этом он остался в живых.
Левин громко рассмеялся, но тело на столе никак не отреагировало, хоть у его жертвы и были открыты глаза. Он специально не трогал их, чтобы она видела все… И язык не трогал, чтобы она могла кричать, однако это ему не помогло.
— Ничего, мы с тобой побьем и другие рекорды. Месяц-два-три, а может ты сможешь и целый год продержаться!
Он подозревал у своей новой жертвы наличие дара, хотя проверочный артефакт ничего и не показал. Какой-нибудь легкий аспект, связанный с даром жизни, только так он мог объяснить то, что она еще жива… А дешевый артефакт настолько легкие аспекты показать не может.
Левин помотал головой и положил ножовку обратно. В его руках оказался молоток.
— Нет, давай иначе. У тебя в правой ноге осталось пять целых костей!
Он зажал ее ногу в тиски.
— Молчишь? Молчи. Я все равно услышу от тебя хоть один крик, — оскалился он и ненадолго задумался — может у нее попросту нет сил на крики. — Кстати, есть пожелания? Я сегодня добрый.
Ответом стал безжизненный взгляд белокурой девушки, волосы которой были напрочь пропитаны кровью.
— Ты за месяц не проронила ни слова, — он так хотел услышать ее голос. — Скажи, что хочешь, и я это исполню. Хочешь воды? Или новое платье? — он сжимает ее щеки рукой и поднимает голову.
От одежды, в которой Левин похитил девушку остались одни ошметки.
— Скажи, что ты хочешь? — повторяет он.
— Хочу почувствовать хоть что-то, — внезапно отвечает она ровным голосом.
В нем не было страха… но Левину было достаточно того, что она говорила, чтобы лицо расплылось в зловещей улыбке.
— Сейчас почувствуешь! — он замахивается молотком.
Но не упускает опустить руку на закрепленную ногу девушки, как звонит телефон.
— Черт! Говорил же в такое время не беспокоить! — ругается он и подходит к столу, где лежал мобильник.
Номер неопределен.
— Алло, — грубо отвечает он. — Что?.. Всмысле?.. Нет… Вы номером ошиблись!.. Да нет, говорю! Ошиблись!
Он бросает трубку на стол и оборачивается к своей жертве:
— Представляешь, звонила какая-то сумасшедшая. Сказала мне, что играть с едой плохо, это вызывает изжогу.
Израненная девушка приподняла голову и спросила:
— Что прямо так и сказала?
— Ну да, правда потом извинилась… Глупые люди не могут запомнить цифры номера! А знаешь, это очень похоже на нас. Ты моя еда, которую я вкушаю, получая огромное количество наслаждения, но не изжогу. Ничего, кроме удовольствия, — ухмыляется он и возвращается к жертве с молотком.
— Понимаю, — безэмоционально отвечает она. — Но ты не прав. Пища здесь не я. Хотя мы и правда уже заигрались. У господина кончилось терпение. И если бы я могла, то чувствовала сожаление, что доставила ему неудобства.
Внезапно девушка разрывает путы и встает под ошарашенный взгляд Левина.
— Какого?.. — не понимает он.
Раны девушки затягиваются на глазах. От открытых переломов не остается и следа. Новые ногти вырастают на руках и ногах. Зубы возвращаются на место.
Левин не успел ничего предпринять, как девушка исчезла в собственной тени. Безликой тенью появилась у него за спиной. Молоток исчез из рук Левина.
Она ударяет им по коленям мужчины, и тот падает с криком на холодный пол. Второй удар ломает ему кости, и похититель сам вопит от невыносимой боли, что причинила ему его же жертва.
— Увы, но я так ничего и не почувствовала за все это время. Эх, а так много обещаний было. Но тебя я уверяю, ты будешь чувствовать все.
На несколько часов подвал, стены которого были покрыты отменным звукоизоляционным покрытием, наполнили крики боли, страха и ужаса…
После того, как Эльвира закончила, она взяла со стола телефон и набрала знакомый номер. Линия была защищена, с какого бы устройства она не звонила.
— Да, я закончила, — говорит она в трубку. — Возвращаюсь… Новое задание? Поняла.
Отключившись, она уничтожила телефон, попросту треснув об него молотком.
Эльвира посмотрела на изуродованное тело Левина, и его вид не вызвал в ней абсолютно никаких чувств. Она не умела их испытывать… ровно также, как не чувствовала боли.
— Ты хоть что-то почувствовал. Наверно, сейчас я должна завидовать… но увы, я даже этого не ощущаю, только пустоту.
Сегодня у меня выдалось на редкость много бумажной работы, и я сидел, разбирал бумаги, напевая имперский гимн времен своей первой жизни — с тех пор его несколько раз меняли, но первая версия нравилась мне больше всего. Она отражала всю силу, которой обладает Российская империя… и как жестока она бывает со своими врагами. Собственно именно из-за этого один из моих наследник и поменял его…
Внезапно дверь в кабинет распахивается…
Многое изменилось… раньше, когда я напевал эту песню, ко мне все окружающие на пятьдесят метров боялись приближаться, зная в каком я настроении.
Но Федору было все равно, и он с гордо поднятой головой вошел в кабинет.
Брат хлопает по моему столу листком бумаги и громко велит:
— Подписывай!
— И тебе не хворать, братец, — спокойно отвечаю я. — Как твои гениальные переговоры? Уже можно армию собирать? Интересно, а ты запишешься в добровольцы и поведешь солдат за собой?
— Хватит придуриваться! Подписывай давай! — эмоционально продолжает требовать брат.
Хмыкаю и беру документ. Пробегаюсь взглядом и спрашиваю:
— С чего бы я должен уволить Разумовского?
— Дима, если ты думаешь, что всех переиграл, то ты глубоко ошибаешься, — сквозь зубы говорит Федор. — Ты не представляешь, сколько проблем создал некоторым людям. В принципе, можешь хоть сейчас покончить с собой, мне глубоко на это плевать. Ты пустышка. Полный ноль. За тобой никто не стоит, и внезапно оживший герой войны ни на что не повлияет. Ты даже не представляешь, что тебя ждет после того, как выберут нового императора.
— О, даже не представляю! Дай угадаю, ты имеешь ввиду себя? В таком случае, после выбора нового императора начнется новая война, и не одна, — смотрю, как брат приподнял бровь. — Неужели я угадал?
Федор хмыкает и повторяет:
— Подписывай, если хочешь иметь хоть малейший шанс остаться в живых.
Я засовываю бумагу в шредер, и от нее остаются только мелкие полоски.
— Вот, что я думаю о твоем предложении. Вернуть тебе по частям? Может, склеишь и принесешь обратно?
— Ну все! Ты доигрался!
От брата по всему кабинету разносится волна энергии. Резкий порыв ветра вздыбил волосы. Аура брата перешла в боевой режим — он активировал барьер.
Федор тянется к своему клинку, покоящемуся в ножнах.
Я поднимаюсь из своего кресла и говорю:
— Брат, понимаю, тебе сложно, но сейчас ты должен кое-что понять. Когда твой клинок покинет ножны, ты сразу умрешь.
Рука Федора на рукояти… Он открывает рот, чтобы что-то ответить, но не успевает.
Дверь снова распахивается, и в кабинет заходит младший разумовский по прозвищу Кутузов.
— Господин, у вас все хорошо? — спрашивает он, искоса глядя на Федора.
Брат убирает руку с рукояти. Конечно, он не самоубийца, чтобы вступать в схватку с воином ранга бог войны.
— Да, мой брат просто зашел в гости. И сейчас будет уходить, — отвечаю я.
— Попрошу вас на выход, — обращается он к Федору.
— Как ты смеешь мне указывать? Я будущий император.
— На выход, — жестко повторил Кутузов.
Они столкнулись взглядами, и Федор, затаивший злобу, развернулся к выходу.
Но у меня еще осталось, что ему сказать:
— Знаешь, брат. Ты все время говоришь: война-война-война… Ты повторил это слово раз сто в своих планах на царствование. Жаль, что ты все равно не поймешь… Для тебя это всего лишь слово, и ничего большею. Ты не знаешь, что за ним стоит.