Тигров не ответил, но его спина напряглась.
— А зверь твой что думает?
Еремей резко вскинул голову, его глаза вспыхнули жёлтым:
— Этот вообще думать не умеет! Ему каждую кошку в округе подавай.
Я поднял бровь:
— Не ради каждой ты хранилище банка опустошать решался.
Его реакция была мгновенной — гримаса возмущения, сменившаяся усталой ухмылкой:
— Да это всё звероцвет, будь он неладен! — пальцы оборотня прошлись по лицу. — Взял кошак верх и давай свои порядки наводить. А с катализатором ещё этим… Откуда же мне было знать, что он такое учудит?
Я откинулся на ствол, сцепив руки за головой:
— А он у тебя в соответствии с традициями калым решил уплатить, а не молодку портить. Это что-то да значит.
Тигров замер, будто впервые задумавшись об этом. Его зверь рыкнул странно, почти… по-человечески, явно соглашаясь со мной
— Сам не понимаю, как он её не успел оприход… — Тигров оборвал себя на полуслове. — И Машка бы не удержала.
— Вот что, — наконец, решил я сам для себя дилемму, — стойку твоего зверя на Миру я вижу так же ясно, как тебя сейчас. А там уж сам со своей второй половиной договаривайся. Но я бы советовал послушать его резоны.
— Ему-то всё равно… А мне как же… В пять раз…
— Молодость — недостаток, который очень быстро проходит, — хмыкнул я. — Вон, Абдул-Азиз кабы не в семь или восемь раз старше этой пигалицы, а сомнениями не терзается. И на других кошек смотреть не престал. Так что подумай, чего хотите вы со зверем, а я пока, пожалуй, весь этот балаган прекращу.
Я оставил Тигрова у кострища, дав ему возможность переварить наши слова. Угли уже почти погасли, оставляя после себя лишь тлеющую память о жарком пламени — очень похоже на то, что сейчас происходило в душе Еремея.
Ступая по пружинящему под ногами мху, я углубился в лес, где сердцебиение моих вассалов отдавалось в висках ровным, знакомым ритмом.
«Николай, бери Миру под мышку и выходи. Есть разговор», — мысленно вызвал я их, ощущая, как где-то впереди два сердца одновременно участили свой бег.
Они появились через пару минут — Мирослава, всё ещё с румянцем на щеках от недавних событий, и Николай, чьё лицо напоминало каменную глыбу, на которой кто-то высек выражение крайней степени неловкости.
Брат с сестрой выглядели не то чтобы виновато, но в их позах читалось напряжение. У Миры появилась нотка неуверенности во взгляде, будто она впервые задумалась, что её выходки могут иметь последствия. А вот Николай… Он терзался так, будто нёс на плечах ответственность за всё произошедшее здесь.
Я прошёл глубже в чащу, надеясь, что здесь наш разговор не смогут подслушать чуткие уши Тигрова.
— Вот что… — начал было я, но Николай, не в силах сдерживаться, выпалил:
— Михаил Юрьевич, у нас просьба!
Это уже становилось интересным. После всех перипетий, кажется, брат с сестрой до чего-то договорились. Хотелось бы, чтобы до чего-то умного, но здесь уж как выйдет…
— Слушаю, — кивнул я, скрестив руки на груди.
Николай сделал глубокий вдох, будто собираясь прыгнуть в ледяную воду:
— Я прошу вас не давать согласие на её брак до исполнения восемнадцатилетия. Мы у вас под клятвой крови. Формально вы для неё — опекун. — Он бросил взгляд на сестру, в котором читалось странное сочетание злости и заботы. — Я, конечно, не рассчитываю, что у неё мозгов прибавится за ближайшие пару лет, тут радость, что хоть инстинкт самосохранения включился.
Я поднял бровь, переводя взгляд с Николая на внезапно покрасневшую Мирославу.
— Ты о чём?
— До этой дурочки наконец-то дошло, — Николай говорил резко, но в его голосе слышалась облегчение, — что её самостоятельная ценность вне семьи и вашей защиты — примерно как у котёнка перед стаей гиен. У нас-то хоть права какие-то есть, а у иранцев… — он сжал кулаки. — И вы спасать её каждый раз не примчитесь.
Вот в этом Полозов был неправ. Если уж я обменивался клятвами с людьми, то и на выручку приходил в случае нужды. Но в том, что случаев нужды у иранцев может возникнуть гораздо больше, чем у нас, была доля правды. Никакой дракон не смог бы уберечь Миру от кинжала в спину или яда в чаше.
— Кто надоумил? — спросил я у Мирославы, отмечая, как её обычно задорный взгляд теперь избегает встречи с моим.
Она потупилась, теребя пальцами с прядь волос:
— Супруги ваши… рассказали про нравы при иранском дворе. Про войны жён и наследников между собой, про то, как устраняют конкурентов… — голос её дрогнул. — Там такие интриги плетут, что меня сожрут, даже не заметив. Там семьи возвышаются и низвергаются, а я одна буду…
Похоже, жёнушки мои любимые тоже не остались в стороне от происходящего, успев переговорить по душам с девушкой. Юношеский оптимизм и желание удачно выйти замуж у Полозовой заметно поубавились, что не могло не радовать в свете поведения одного запутавшегося великовозрастного кошака.
— Запрет будет, — согласился я, видя, как плечи Мирославы странно опускаются — то ли от облегчения, то ли от разочарования. — А чтобы у кого-то не было времени на глупости… — я сделал паузу, наблюдая, как у Миры загораются глаза, — … отправлю-ка я вас на стажировку в службу безопасности банка.
Реакция была мгновенной. Мирослава едва не подпрыгнула на месте, её лицо озарилось восторгом, словно я предложил ей не рутинную работу, а путешествие в сказочную страну. Николай же, напротив, нахмурился ещё сильнее — он уже видел подвох.
— Вы же хотели своё охранное предприятие? Вот и посмотрите, как всё устроено изнутри, — продолжил я. — Да и… есть подозрение, что среди наших завёлся «дятел». Придётся прошерстить структуру.
— Мира, иди в сторожку, — вдруг резко сказал Николай. Его сестра открыла было рот для возражения, но, встретив ледяной взгляд брата, покорно поплелась к домику, лишь на прощание бросив на меня умоляющий взгляд.
Когда её шаги затихли, Николай повернулся ко мне, и в его глазах читалась твёрдая решимость стоять за сестру до конца:
— Вы сговорились о чём-то с Еремеем Аристарховичем?
— Нет, — честно ответил я, но информацию всё же решился подать не всю. Кое-что всё же было личным. — Кому-то стоит чуть повзрослеть да поумнеть. Блудливых кошек пруд пруди, а верных и преданных ещё отыскать надо. Но моё мнение, если человек и зверь в тандеме в первую очередь думают о счастье одной малолетней пигалицы, то это что-то да значит.
Николай кивнул отстранённо, переваривая мои слова. Затем, стиснув зубы, задал главный вопрос:
— А как теперь быть с шахзаде?
— Вернём золото. Поговорим, — пожал я плечами. — Впереди два года. Я не буду мешать никому. А там… либо кто-то сделает выбор, либо принц найдёт себе новую игрушку.
В глазах Николая мелькнуло что-то похожее на облегчение. Он кивнул и, не прощаясь, направился к сторожке — видимо, продолжать воспитательную беседу с сестрой.
Своих я отправил порталом обратно в Мантую в палаццо дель Те, Белухина с Тигровым сопровождали золото в банковское хранилище в Дербенте. Я же остался дожидаться шахзаде. В том что он явится, у меня не было сомнений. Дело было далеко не в золоте.
Абдул-Азиз появился к обеду. О его приближении вместе с личной гвардией мне подсказал дар крови. Иранцы не стали брать меня в кольцо, выйдя из леса единым кулаком оборотней. Кого там только не было: кроме всевозможных хищников, преимущественно кошачьих, была даже парочка магических зверушек, способных использовать магию: мантикора да пегас.
Правда, такой состав явно показывал, что принц готовился к войне не со мной, а с местными. Абдул-Азиз повёл носом в сторону крови вокруг меня, успевшей уже впитаться в землю. Его ноздри затрепетали, а после шахзаде криво улыбнулся.
Разговор он начал и вовсе с неожиданного признания:
— Я прошу у тебя извинения за всё произошедшее.
Мои брови невольно поползли на лоб.
— Ни одно из моих действий не имело злого умысла в отношении тебя либо твоих людей.
Еще бы оно имело… Тогда бы шахзаде здесь не извинялся. Клятва крови, она такая. Упокоила бы на месте. Видимо думал я громко, ибо Абдул-Азиз добавил:
— И хвала Гепарду, что клятва признала дружелюбность моих намерений. Начиная со звероцвета и заканчивая калымом… Это… мои неумелые ухаживания. Хотел укрепить Мире связь со зверем, как это делалось у нас. Я же не знал, что у тебя тоже есть зверь. И этот Зверь… явно не комарик. И охота эта с калымом… Хотел по традициям, как она рассказывала. А вышло…
Он умолк.
— Да уж, ухаживания явно не твоё, — хмыкнул я. — Кстати, охоту я отменил в одностороннем порядке. Так что калым придётся забрать.
— А почему отменили?
— Потому что вертел я эти ваши традиции на х… хоботе! Исполнится восемнадцать девице, тогда дам добро. Я так решил. Рано этой пигалице замуж. Ни ума, ни тормозов.
— Я так понимаю, нашлись несогласные? — указал Абдул-Азиз на кровь вокруг.
— Да плевать им было на саму охоту, им твоя гора золота жить мешала, — кивнул я на калым иранского принца. — Пришлось оправдывать звание дракона и стеречь не только девицу, но и золото.
— Мой друг, в твоём случае дракон — это не звание, а самое настоящее призвание, — рассмеялся шахзаде, но взгляд его оставался серьёзным. — Я надеюсь, ты не держишь на меня зла? Ибо какой бы ни была кошка, но дружба с тобой мне важнее любой женщины.
— Не держу. И всё же… — мой взгляд тоже стал серьёзным. — Если ты вздумаешь ещё раз посягнуть на моё даже с благородными намерениями, то будь добр сперва поставить меня в известность о своих идеях. — При этом я допустил частичную трансформацию, покрываясь драконьей чешуёй. — Это я тебе как дракон говорю.
Глава 17
Казалось бы, два дня всего прошло, а дел накопилось предостаточно. Вопрос с вирой за украденную родовую башню Полозовых решился в тот же день. Башня просто вернулась на своё законное место. Правда, пришлось пару часов покружить над ущельем, пока отыскал её. Полозов попытался ещё стребовать виру на ремонт, но тут же заткнулся, когда я привёл к нему мага земли из кровников. Восстановить каменную кладку для него не составило особого труда. От себя маг добавил резьбы по камню и несколько барельефов с покровителем рода Полозом. Поэтому бывшему игроману пришлось засунуть язык в задницу. Восстановленная башня стала выглядеть краше и богаче старой.