– Кстати, откуда вам стало известно, что она русская?
Китаец подает пожелтевшую газету «Los Angeles Times». Номер датирован августом 1998 года, на второй странице короткая статья о пропавшей севернее Марианских островов русской подводной лодке.
Быстро пробежав текст глазами, старик снимает очки и негромко ворчит по-русски:
– Даже американцы об этом написали. А в нашей стране гибель советских людей стала страшной военной тайной. Спрашивается: от кого же эта тайна? Уж не от собственного ли народа?..
– Сергей Сергеевич, у меня вопрос.
– Валяй – переведу.
– Робот мы видели уже дважды: под водой и на палубе. А где обитаемый аппарат?
Генерал переводит, а в ответ звучит вторая обескураживающая новость:
– Вояки его утопили. Протаранили своей субмариной.
– Как утопили?! Как протаранили?! – вскидывает брови наш переводчик.
– Субмарина запеленговала шум его электродвигателей, вышла на него и долбанула носовой частью. Больше мы свой аппарат не видели. Кстати, мы лишились уже второго аппарата. Первый вояки конфисковали несколько лет назад по той же причине – он имел большую глубину погружения и мог наткнуться на остатки вашей лодки.
– Позвольте, а как вам удалось зафиксировать появление американской лодки?
– Буксир оборудован современным гидролокатором кругового обзора, и я своими собственными глазами видел огромную отметку на мониторе. Засекли ее появление и камеры видеообзора на самом аппарате. И потом… зачем мне вас обманывать?..
Действительно, какой ему смысл плести небылицы?
– Да, ситуация, – чешет затылок Горчаков. – А внутри аппарата кто-нибудь был?
– Нет, слава богу, – мы опробовали его по каналу радиоуправления на небольшой глубине. Одним словом, теперь у нас его нет.
У меня на языке вертится закономерный вопрос: на кой ляд вам, дайверам, глубоководный аппарат? Но необъяснимая агрессия американских военных моряков обескураживает до такой степени, что любопытство сменяется вспышкой негодования.
Погасив ее, спрашиваю через генерала уже о другом:
– Стало быть, робот их не заинтересовал?
– Нет. Они досконально осмотрели его, проверили в рубке пульт управления. Убедились в том, что робот управляется либо по проводам до глубин в сотню метров, либо по радиосигналу до пятисот. Пятьсот метров – предельная глубина. На том успокоились и отчалили на свой проклятый эсминец.
Сказанное еще раз подтверждает версию Дастина о нежелании американской стороны раскрывать тайну гибели нашей лодки.
Шепчу:
– Сергей Сергеевич, хотелось бы взглянуть на аппарат поближе.
– Прям сгораешь от нетерпения? – ворчит он, не поворачивая головы.
– Да, очень хочется увидеть.
– Думаешь, это удобно?
– Мне интересно, как профессионалу…
– Простите, я немного понимаю по-русски, – вмешивается Дастин. – И считаю ваш интерес к аппарату вполне закономерным – мы тоже млеем от всего, что касается подводного плавания. Прошу вас…
Дружной компанией выходим из надстройки и отправляемся на палубу буксира. За краном со сложенной гидравлической стрелой стоит подводный аппарат, в очертаниях которого я сразу узнаю нашего спасителя. Угловатая каркасная рама приличных для необитаемого робота размеров: метра три в длину и полтора в ширину. Снизу опорные «лыжи», сверху ярко-желтый блок плавучести – две секции стальных балластных камер с начертанием уже знакомого символа из двух букв «O» и горящей «F».
Пытаюсь угадать:
– Оливия и Фрэнк?
– Точно, – смеется Дастин.
Внутри рамы укреплены три прочных сферических корпуса: два приборных и аккумуляторный. По периметру размещены электродвигатели с винтами во вращающихся обоймах. «Лицо» аппарата ощетинилось прожекторами, окулярами видеокамер, датчиками и знакомыми «щупальцами», коими универсальный подводный помощник отпугивал от нас акул.
– Красавец, – похлопываю робота по желтому боку.
Дастин кивает:
– Дорогая вещица и совершенно новая. А буксир – старая рухлядь, купленная нами на распродаже подержанной военной техники.
– Однако вы неплохо приспособили его под свои задачи.
– Да, постарались… Нам облегчило задачу прошлое этого трудяги – когда-то он выполнял спасательные функции и уже имел на палубе гидравлический кран, пару шлюпов. Так что нам оставалось отремонтировать его и переоснастить современной начинкой…
Командирский катер резво взрезает форштевнем косую волну – мы возвращаемся на «Боевитый». В головах и желудках хорошо после настоящего вискаря, произведенного не кустарями в лесах под Краковом, а там, где положено, – на равнине между Глазго и Эдинбургом.
Признаться, ребята с буксира произвели на нас хорошее впечатление. Дастин подкупал смелостью и желанием бороться за свои права даже с собственным правительством. Он виртуозно ругался матом, уважал самогонку, именуемую вискарем, и душой походил на простого русского парня. Его подружка Санди завоевала наши симпатии приятной внешностью, смиренным характером и умением приготовить чудесный кофе. Азиат по имени Джинхэй приглянулся невозмутимостью и логикой. Понравился и четвертый член команды, на мгновение заглянувший в кают-компанию и промычавший своим друзьям что-то невразумительное. По виду он напоминал типичного флибустьера: крупный и смуглолицый, весь в татуировках и совершенно лысый, с полным ртом золотых зубов, однако без сабли и в джинсах. Больше мы никого не видели, но эти четверо были настолько рады нам и гостеприимны, что мы временами испытывали неловкость…
Особенно хорошо Сергею Сергеевичу. Он просто счастлив от того, как быстро и без головоломок разрешилась задача поиска неизвестных доброжелателей.
Все оказалось чрезвычайно просто! «Конверт с видеозаписью в ваше посольство подбросил один человек по моей просьбе», – ответил Дастин так, словно приплыл сюда исключительно ради оказания нам помощи в этом вопросе.
Катер осторожно подкрадывается к «Боевитому». Трап готов, у борта уже встречают.
Поднявшись на палубу, генерал находит командира эсминца.
– Когда подойдет «Профессор Лобачев»?
– Завтра в первой половине дня.
– Ясно. Черенков, Устюжанин – за мной.
Мы прямиком направляемся в каюту генерала. Анализировать будем там…
– Если принять на веру слова Дастина, то вывод напрашивается один и только один: ЦРУ давно знает о месте гибели нашего подводного крейсера и не желает, чтобы об этом узнали другие, – грозно звучит голос нашего шефа. – И как мы убедились, американские спецслужбы используют самые жесткие приемы в достижении данной цели…
Заложив руки за спину, он марширует по салону люксовой каюты. Мы с Георгием сидим на диване и, попивая крепкий чай с лимоном, выдвигаем различные версии. Одни он отметает с ходу, другие заставляют его двигать клочковатыми бровями.
– Непонятно, почему они столь ревностно охраняют остатки чужой субмарины, – негромко заявляет Устюжанин.
– Очень даже понятно! Как до вас не доходит?! Если ее обнаружат – вскроются следы столкновения с американской лодкой. Я же рассказывал в кабинете на Лубянке о самой расхожей и… – Сергей Сергеевич шевелит пальцами в воздухе, силясь вспомнить вылетевшее из головы слово, – …и правдоподобной версии!
– Да, рассказывали, – морщась от табачного дыма, коим пропитан воздух в каюте, говорю я. – Только все равно их усилия необъяснимы, ибо никто этих следов вовеки не отыщет.
– Это почему же?
– В кабинете на Лубянке вы сами сказали: у нашего руководства не хватило политической воли вытащить выживших моряков из «Курска» со смешной стометровой глубины. Точно так же не хватило мужества и честно рассказать всему миру о причинах катастрофы. Верно?
– Да, пожалуй, ты прав, – нехотя соглашается он. – Глупо предполагать рвение в установлении истинных причин гибели ракетного крейсера К-229, затонувшего двадцать лет назад и покоящегося под двухкилометровой толщей воды.
Шеф останавливается посреди салона, смешно кривит губы и теребит тонкими пальцами подбородок. Затем обращается к нам обоим:
– Одного факта столкновения, произошедшего в эпоху холодной войны, недостаточно. Нынешний президент США не обязан отвечать за действия предшественников. Здесь кроется что-то другое. Но что?
Мы с Георгием молчим. Откуда нам знать об истинных причинах беспокойства американских ВМС?
– Ладно. Точные координаты К-229 нам теперь известны, – завершает совещание Горчаков. – Как только подойдет «Лобачев», сразу займемся делом. И покончим с этим некрасивым белым пятном в новой истории Российского флота…
Около шести утра следующего дня на горизонте показалось исследовательское судно «Профессор Лобачев».
«Боевитый» по приказу генерала занял позицию точно над тем местом, координаты которого любезно сообщили ребята с буксирного судна. Примерно через полчаса «Лобачев» сбавил ход, солидно повернул против волны и остановился неподалеку от нас.
Капитан научного судна попытался выяснить по радио план дальнейшего взаимодействия, но нарвался на грозный окрик Горчакова:
– Не засоряйте эфир – все подробности при личной встрече! Готовьте к спуску катер – жду вас на эсминце…
На «Лобачеве» суетятся матросы, рядом с бортом на воду ложится надувная моторная шлюпка, и вскоре по парадному трапу «Боевитого» восходит несколько гражданских личностей во главе с научным руководителем экспедиции – коренастым мужичком с прилепленными к верхней губе смоляными усами.
На палубе его встречает Горчаков в светлых парусиновых штанах замшелого советского интеллигента. Познакомившись, два старичка отходят в сторонку, шепчутся, после чего подзывают меня.
Босс объявляет решение:
– Не будем терять время. У нас с вами не такая уж сложная задача: готовим к спуску глубоководный аппарат, отправляем его на глубину, обследуем затонувшую подлодку, производим видео– и фотосъемку, делаем точную привязку к географическим координатам и… впрочем, письменный отчет я составлю собственноручно.
С удивлением смотрю на Горчакова.