— Что вы там сказали про Сида? — поинтересовался я хмуро.
— О, пока тебя не было, я с ним несколько раз беседовал. Он не хотел, разумеется, ничего говорить. Но у такого, как он, всегда найдется то, чем его можно шантажировать, если хорошо покопаться в его делах.
— Вы занимались шантажом? Вы⁈ — я расхохотался.
Фалви смерил меня мрачным взглядом.
— На твоем месте мне было бы не так смешно.
— Да ладно вам.
— Пойдем. Разберись сегодня с семьей. А завтра надо заняться работой.
У нашего дома Фалви постучал в дверь. Открыл Мак. Скользнул взглядом по полицейскому, остановился на мне.
— Добрый день, мистер Конмэл, — поздоровался Фалви. — Руари сегодня нашелся. Должен вас уведомить, что вы не имели права выгонять несовершеннолетнего из дома. Несовершеннолетнего по нашим меркам, разумеется. Поэтому согласно постановлению вы должны принять его обратно.
И он протянул бумагу. Мак, не посмотрев, что там написано, порвал ее на клочки. Фалви напрягся, но отец с такой же мрачной миной посторонился. Я зашел в темный дом. Рядом мгновенно оказались мать и Рианнон. Обняли меня. Я нежно прижал к себе обеих, осознав, как соскучился по ним за это время.
— Мистер Конмэл, — Фалви понизил голос, явно стараясь, чтобы я не услышал. — Вы ведь понимаете, что…
— Я понимаю, что по Кодексу, который так чтит мой сын, он просто может перегрызть мне глотку, даже несмотря на то, что я его отец. Как и любому члену нашей семьи. И вы не в силах с этим что-либо сделать, сержант.
Я успел уловить удивление Фалви, прежде чем Мак зло захлопнул перед его носом дверь.
Отец подошел к нам. Он был настолько зол, и разочарован, что готов был поступить именно по Кодексу — ввязаться со мной в схватку за главенство в семье, но не подчиниться. Женщины хотели отпрянуть от меня, ощутив напряжение, но я не выпустил их.
— Не хочешь драться, Руари?
— Это бессмысленно, па.
— Ты опозорил наш род…
— Это не так.
— Нет, так! Может быть, тебе напомнить, что ты должен сделать по Кодексу, чтобы остаться в этом доме, стать главой семьи не только на словах? Или же узнать то, в чем ты сам себе боишься признаться.
— В чем?
— Ты знаешь!
— Я-то знаю, что мое имя в Кодексе не перечеркнуто. А ты, похоже, все это время сам боялся туда заглянуть. Что ж, пойдем посмотрим, — мрачно отозвался я.
— Руари, нет, — едва слышно выдохнула мать.
Но мы с отцом ушли в библиотеку. Он прочел три слова открытия тайника. Паркетные листки шемрока разошлись, открыв нишу в полу.
Отец раскрыл Кодекс, медленно переворачивал страницы. Кончики пальцев у него чуть подрагивали. Мак остановился, когда долистал до нашего родового дерева. Его взгляд замер на моем имени. Перечеркнутым оно не было.
— Даже спрашивать не буду, почему ты хотел сейчас оказаться правым, — заметил я, видя, что он глубоко разочарован.
— Доведи начатое до конца, — глухо произнес он. — Возможно, магия стала слаба, а кровь ее пробудит…
Достал из письменного стола перо со стальным наконечником, передал мне.
Я провел острым концом по ладони, расцарапывая ее. Когда перо набрало крови, я склонился над древней книгой и медленно обвел свое имя кровью. Отец напряженно вглядывался в подпись.
Буквы засветились алым светом, вспыхнули, на миг ослепив, и угасли, когда кровь впиталась в волшебный пергамент. Фигурная рамка, обозначавшая главу рода, слабо засветившись, переместилась с его имени на мое и погасла. Мак отпрянул и отвернулся.
— Ты ошибался, па, — тихо произнес я. — Мое имя никогда не будет перечеркнуто.
— Не зарекайся, Руари.
— Иди к черту! — разозлился я.
Я захлопнул книгу, закрыл тайник и убрался в свою комнату. Через минуту ко мне зашла Рианнон.
— Зачем ты так с отцом? — упрекнула она. — Он и без того сломлен.
— Какого черта, Риа⁈ Я в этом виноват? За свои поступки надо отвечать! Или хотя бы просчитывать, к чему они могут привести. Отец не сделал ни того, ни другого!
— Он спас нас!
— О, хотя бы ты еще не заводи эту пластинку! Я слышал это тысячу раз от него.
— И ты должен быть за это благодарен! Ты обязан ему своей жизнью!
— Моя жизнь… моя жизнь уже много раз перетасована, как колода игральных карт. А от него уже давно ничего не зависит. И если бы… если бы он выбрал другую политику, возможно, мы бы не остались единственными, а семья О’Лири осталась бы в живых, как и многие другие!
На глазах Рианнон сверкнули слезы.
— Он говорил, что не было другого выхода! — выкрикнула она в отчаянии.
— Черта с два! Просто он слишком доверился людям, слишком долго жил среди них. Так долго, что почти забыл, кто он. Может быть, тебе напомнить про его друзей, которые однажды заявились к нам на Рождество? Про их детей, парня примерно твоего возраста и девочку моего? Помнишь, к чему это было? Он так отчаялся, что готов был нас освободить, произнести слова этого проклятого обряда, чтобы мы стали людьми, едва достигнем нужного возраста.
— Он хотел нас спасти…
— От его собственного бессилия и отчаяния! В пекло такую жизнь!
— Ты так говоришь, только потому, что ты… — по ее лицу катились слезу, а ладони сжались в кулаки.
— Не смей! Не смей оскорблять меня! — прорычал я.
— Да пошел ты! Опустился ниже некуда — став убийцей, пошел работать на полицию ради спасения своей шкуры!
— Ты ничего об этом не знаешь!
— Отец для меня всегда останется главой нашего рода, чье бы имя теперь ни было обозначено в Кодексе!
— Он же сам этого захотел, Риа! — воскликнул я.
— Двуличный ублюдок!
Выкрикнув оскорбление, сестра, смахивая со щек слезы, выбежала вон. Хлопнула входная дверь. Я выругался. Разозленный, шагнул следом и остановился. На пороге застыла Лиадан с подносом еды.
— Оставь ее, Руари. Она сама скоро вернется. Лучше поешь.
Мать поставила поднос с миской на мой стол.
— Спасибо, мам.
— Не сердись на нее и на отца. Он…
— Не надо. Не хочу сейчас об этом говорить.
Она кивнула. Потом подошла к сундуку, постучала по крышке.
— Ты пропал на месяц и оставил проклятых карликов в своей комнате.
— Забыл о них… И что ты с ними сделала?
— Я решила, что ты сам с ними разберешься.
Лиадан открыла сундук, в котором раньше были заперты домашние гномы, принадлежавшие некогда Блаин. Теперь там находилась клетка, в которой сидели и гномы, некогда принадлежавшие Блаин, и гномы, доставшиеся от О’Шэннона и Эрнана Галлахера. Некогда пухлые щеки у них стали впалыми, они сильно исхудали, одежда висела на них, как на пугалах.
— Мистер Конмэл! — охрипшими голосами закричали они. — Спасите нас от вашей матери!
Я с удивлением посмотрел на Лиадан.
— Они считают, что твой дед — людоед! И ты… тоже.
— В наказание она морила нас голодом, чтобы мы стали каннибалами! — пожаловались они хором.
Я расхохотался.
— От тебя такого не ожидал, мам.
Лиадан смутилась.
— Прости, Руари.
— Все нормально.
— О твоей пиранье я тоже позаботилась, — добавила она, указав на банку.
— Спасибо, мам.
Она кивнула и ушла. Я посмотрел на гномов. Открыл клетку и поставил им туда тарелку со стью. Позабыв о манерах, гномы набросились на еду. Я смотрел на них и размышлял. Потом открыл окно.
— Чтобы духу вашего здесь не было. Убирайтесь, пока я не передумал.
Гномы О’Шэннона и Эрнана Галлахера проворно вскочили на подоконник, а вот гномы Блаин задержались.
— Ты должен произнести слова освобождения. Ты заплатил ведьме ее цену.
— В другой раз. Найдете меня дней через пять, когда приведете себя в порядок.
Вся компания в изношенной, грязной одежке сиганула в окно. Гномы чуть отвлекли меня от инцидента с сестрой. Но я был уверен, что должен ее найти, и найти срочно. Чувство тревоги росло.
След Рианнон вел вниз, со всхолмья Прайор-Парка к реке, по малолюдным в дневное время улицам города. У реки он повернул налево, пошел по набережной. Около Даудс-лайн к следу сестры присоединился еще один.
Я остановился в полнейшем недоумении, узнав запах. Нахмурился. Потом пошел дальше, все еще не веря. Но обе девушки шли рядом и, судя по оставленному следу, были хорошо знакомы. Риа доверяла той, кто вел ее за собой. То, что она шла на поводу у своей подруги, я тоже уловил, и мне всё это еще больше не понравилось. Возникла мысль бросить след, прийти в Балмерсово подземелье и спросить у Блаин, какого черта одна из ее ведьм шляется по Клонмелу среди бела дня. Но я пошел дальше.
У моста след увел на другой берег Шур, к холмам. Проклиная все на свете, я пошел туда. Утешало лишь то, что они не додумались пойти в сторону горы Сливнамон.
Спустя три часа, поднявшись в предгорья Комерагских гор, я обнаружил сброшенную сестрой одежду. Она даже не позаботилась о том, чтобы спрятать ее. Обернувшись, она со сливнамонской ведьмой умчалась куда-то в вересковые пустоши.
Я стоял на возвышенности. В лицо дул пронизывающий горный ветер, неся сотни разных запахов. Можно было подождать их возвращения здесь. Я обернулся к городу. Клонмел начинал светиться вечерними огнями. Но тревога не уходила, продолжая выворачивать все внутри. Что-то происходило, а я не понимал что.
В итоге я сбросил одежду, спрятал под один из камней и помчался по следу. Они спустились к городу со стороны восточной окраины. У Рианнон тут нашлась одежда. И эти двое вернулись в Клонмел.
Я выругался. У меня одежды поблизости спрятано не было. В облике волка я продолжил путь, прячась от прохожих в переулках. След оборвался у одного из ночных клубов. Проклиная все на свете, я обошел его вокруг и пробрался внутрь с черного входа. В клубе было полно народа. Но все были заняты танцами и алкоголем, и никто меня в полутьме не заметил. А потом я увидел Рианнон и ведьму.
Это была Нэса, самая старшая из девочек, которых Блаин забрала из неблагополучных семей и сделала себе подобной. Она сидела на барном стуле с непокрытой головой, на которой было пять едва начавших ветвиться рогов. Нэса обсыпала их бронзовой пудрой. Губы и тени на веках у нее тоже были того же оттенка. Да и прочего макияжа она не пожалела. Кроме того Нэса надела на себя полосатые чулки и черное с блестками облегающее короткое платье. Выглядела от этого, как вырядившаяся на карнавал девица. На нее даже и внимания никто особо не обращал.