– Вы не той весовой категории.
– При таком питании вес я бы скоро набрал, – ответил я, кивнув на поднос с завтраком.
Как ни странно, именно последний довод, кажется, убедил ее в моей искренности.
Сигрид пошла в мою бывшую комнату, чтобы рассмотреть из окна наших шпионов. Вернувшись, она сказала, что они ей не знакомы и, на ее взгляд, не опасны.
– Откуда вы знаете? – запротестовал я. – Может быть, они вооружены.
– С какой стати им нас убивать?
– Возможно, мы, сами того не зная, стали свидетелями каких-то неудобных для них фактов. Я единственный видел, как умер Олаф.
– Если все так, как вы рассказали, в его смерти не было криминала.
– Чем дальше, тем больше мне кажется, что был. Они прощупывали почву. Кому, кроме меня, вздумалось бы занять его место? У меня пока нет ответа только на один вопрос – о роли Олафа: пошел ли он на это добровольно или им манипулировали?
– Как вы можете думать, будто Олаф умер добровольно?
– Сигрид, мне очень жаль, но, согласитесь, вы плохо его знали.
– В самом деле. Но я знаю точно – он был хорошим человеком.
– Не сомневаюсь, что он тоже был хорошим человеком.
– Тоже? Что вы хотите этим сказать?
– Сам не знаю. Мы можем сбежать отсюда так, чтобы нас не увидели люди, которые за нами следят?
– Сбежать? Куда? Я люблю эту виллу.
– Думаю, все же не до такой степени, чтобы здесь погибнуть?
– Эти люди околачиваются тут уже два дня. Почему вы решили, что они нападут сегодня?
– Потому что они знают, что вы получили письмо.
– Если они мне написали, значит считают, что я с ними заодно. Им нужны вы, а не я.
– Олаф тоже был с ними заодно. И чем это для него кончилось?
Она вздохнула:
– Куда же мы отправимся?
– Я оставил машину Олафа здесь неподалеку. Сядем и поедем, куда вы скажете.
– Мне некуда ехать.
– Мне тоже. Но это следующий вопрос. А как нам выбраться отсюда?
– Олаф все предусмотрел на такой случай. Он тайно прорыл подземный ход из подвала в банк.
– Почему в банк?
– Один фильм Вуди Аллена навел его на мысль. Он говорил, что при бегстве деньги – предмет первой необходимости.
– Я понимаю, почему вы его любили.
Мне еще пришлось потратить время на уговоры. Больше всего Сигрид было жаль расстаться со своим складом шампанского. Я это очень хорошо понимал, но убедил ее, что денег в банке хватит на то, чтобы запасы шампанского во всех ресторанах мира стали нашими.
Я помог ей уложить чемодан, выбрав платья, которые мне особенно нравились. Меня восхищало, с какой беспечностью она отбросила остальное – всю свою жизнь.
Я готов был бежать в халате, но она попросила меня переодеться. Скрепя сердце, я расстался с облачением, ставшим моей второй кожей.
Уже открыв дверь подвала, я спросил, возьмем ли мы с собой Бисквита.
– Нет, – ответила Сигрид. – Ему хорошо здесь.
Я с ней согласился: Бисквит неотделим от своего биотопа. Это было бы все равно что увести весталку из храма.
В винном погребе Сигрид подняла крышку незаметного люка и закрыла ее за нами. Подземный ход, который она освещала фонариком, затянул нас в свою бесконечную темноту.
– Какой титанический труд. Сколько же времени ушло у Олафа на этот туннель?
– Годы.
Да, Олаф наверняка подозревал, что его жизнь в опасности. Чтобы прорыть такой подземный ход, нужна серьезная мотивировка.
Туннель заканчивался двумя дверями.
– Вот эта ведет в банк, а та – на улицу.
– Мне представляется целесообразным начать с банка.
Все мы об этом мечтали: проникнуть в хранилище банка и набить деньгами большой рюкзак. Это был один из лучших моментов моей жизни. Когда рюкзак готов был лопнуть, Сигрид заставила меня остановиться.
– Вы, кажется, забыли, что нас только двое?
Вторая дверь выходила на улицу между киоском и мусорным контейнером для стекла. Неприметно, в духе великого Олафа. Захмелев от веса банкнот на спине, я повел Сигрид к машине.
Я завел «ягуар» и поехал наобум. На дорожных указателях каждый раз выбирал стрелку, указывающую «Другие направления».
– Куда мы едем? – спросила Сигрид.
– Увидите, – ответил я.
Увидеть предстояло и мне. Я понятия не имел куда.
– Вам впервые пришлось изымать деньги из банка?
– Разумеется, – кивнула она.
– Почему «разумеется»?
– Раньше в этом не было нужды. Олаф меня полностью обеспечил: вы не забыли про «синюю карту»?
– Да, но какое это удовольствие – ограбить банк!
– У меня никогда не возникало такого желания.
Странная женщина.
Я вдруг заметил, что она тихонько плачет и, бревно бесчувственное, спросил, о чем.
– Олаф умер, – просто ответила она.
– Вам будет его не хватать?
– Да. Я не так часто его видела. Но тем дороже мне то время, что я провела с ним.
Продолжая следовать по указателям «Другие направления», я вскоре обнаружил, что мы движемся на север.
– Я поняла, – сказала Сигрид и улыбнулась сквозь слезы. – Мы едем в Швецию.
– Да, – ответил я, хотя и не думал об этом.
– Эта страна вам чужая, как и мне.
– Точно. Мы совершим паломничество по следам Олафа.
– Спасибо. Я очень тронута.
Мы миновали Бельгию, Голландию, Германию и, наконец, Данию. В этой стране нам пришлось пересечь столько мостов и островов, что иной раз казалось, будто мы едем по морю.
Шведская земля была для нас святой. Даже шины «ягуара» затрепетали, коснувшись ее.
В стокгольмском гранд-отеле «Васа» я попросил Сигрид позвонить по рабочему телефону Батиста Бордава. Она набрала продиктованный мной номер и включила громкую связь.
– Будьте любезны, могу я поговорить с мсье Бордавом?
Молчание. Наконец в трубке ответили – я узнал голос старой грымзы Мелины:
– Сожалею, мадам, но мсье Бордав скончался в прошлую субботу.
– Да что вы, как?
– От сердечного приступа, у себя дома. Хотите поговорить с кем-нибудь еще?
– Нет.
Сигрид повесила трубку.
– Значит, это вы умерли, а не Олаф, – сказала она.
– Да. Я теперь не могу быть никем, кроме как Олафом Сильдуром, с вашего позволения.
Мне не пришлось жениться на Сигрид: Олаф уже сделал это за меня. И слава богу: свадебных церемоний я всегда терпеть не мог. Завидное положение законного мужа Сигрид я приобрел, не обременяя себя необходимыми в таких случаях формальностями.
Люкс в отеле «Васа» стал нашим стокгольмским домом. «С милой рай и в шалаше», – невольно думал я всякий раз, размышляя об удивительных переменах в моей жизни. Расплачивался я наличными за каждый день.
На то, чтобы обменять все банкноты, украденные в версальском банке, ушло некоторое время, но чего-чего, а времени у меня хватало. Когда это было сделано, я сложил пачки евро в чемодан из крокодиловой кожи и записался на прием в шведское отделение банка HSBC. Банкир принял меня как дорогого гостя.
– Я хочу открыть счет, – сказал я.
Он и бровью не повел при виде содержимого чемодана, позвонил кому-то по телефону и попросил меня подождать: деньги должен пересчитать и проверить специалист.
– Естественно, – кивнул я и взял предложенную им сигару.
Вошел какой-то человек, забрал чемодан и вышел.
– Это займет полчаса, – сообщил мне банкир.
В эти тридцать минут он усиленно занимал меня разговором с целью побольше узнать о таком богатом клиенте. Я рассказал немного о себе: я-де покинул Швецию вскоре после рождения, чем объясняется мое незнание языка. Ему чертовски хотелось узнать, откуда у меня золотые горы, но он не решался спросить напрямую. Я сам великодушно просветил его, сказав, что в Париже меня посетила благая мысль создать фонд современного искусства, который оказался весьма прибыльным делом.
– Современное искусство, – повторил он эти два слова, точно желая удостовериться, что в них ключ к разгадке.
– Это моя страсть, – ответил я просто и оттого убедительно.
– А почему вы решили вернуться, так сказать, на историческую родину?
– Я и в Стокгольме хочу создать фонд современного искусства. Не все же одним французам пользоваться моим достоянием.
Самодовольная безапелляционность моих слов довершила впечатление. Во мне и впрямь появилась спесь настоящего толстосума. Банкир больше не сомневался в моей кристальной честности.
Проверяющий между тем вернулся с чемоданом и протянул моему новоиспеченному поверенному какую-то бумагу.
– Будьте любезны, подпишите вот здесь, господин Сильдур.
Я поставил закорючку под документом, удостоверяющим, что нижеподписавшийся положил в банк HSBC восьмизначную сумму. Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
Покуда мне оформляли чековую книжку и кредитную карту, я расплачивался «синей картой» Олафа. Сигрид уверила меня в ее безграничных возможностях, и мне не хотелось когда-нибудь узнать их предел.
– Вы живете с вором, вас это не смущает? – спросил я однажды Сигрид.
– Кража чужих денег возмущает меня меньше, чем кража чужой личности, – ответила она.
– Почему же вы со мной?
Она обняла меня и попросила больше не задавать глупых вопросов. Я учел ее пожелание.
Ложь имеет над лгунами странную власть: сочинив байку для красного словца, невольно начинаешь жить по ее законам.
Я, всю жизнь ненавидевший музеи и художественные галереи, начал исправно посещать их все подряд: Сигрид заразила меня страстью к современному искусству.
Толчком послужила выставка Патрика Гюнса под названием «My Last Meals». На первый взгляд она вполне отвечала моему представлению о современном искусстве: среднего качества фотографии с малоинтересными комментариями.
Но потом Сигрид объяснила мне суть. Интернет-сайт одной техасской тюрьмы обнародовал последние трапезы, заказанные смертниками накануне казни. Замысел был циничный: высмеять предсмертные меню великих преступников, чьи гастрономические фантазии могли посоревноваться в наивности.