— Лейтенант, ты меня вообще слышишь? Ну, ты сравнил! У тебя что в реке Янцзы японский тяжелый авианосец завелся? Нет там нормальных целей, которые можно красиво разнести. Не-е-ет! — возмущенно протянула Летра. — Что ты собрался фотографировать?
— Ладно, не кипятись, сейчас все объясню. Западнее Чанша действительно нет интересных целей, если, конечно, не считать регулярно появляющихся там высших японских офицеров. Не выезжать на линию фронта они себе позволить не могут, даже если в этом нет прямой необходимости. Они самураи или, по крайней мере, себя таковыми считают, и у них есть свой кодекс поведения. Я просмотрел данные, собранные дронами в японских штабах. В последнее время действительно важные совещания они в них стараются не проводить, но кое-какую информацию дронам собрать все же удается. В ближайшее время можно ждать появления западнее города Чанша японского генерала, который должен прибыть для инспекции состояния вверенных ему войск. Глупо этим не воспользоваться.
— Хочешь накрыть командующего японскими войсками в Китае во время инспекционной поездки? — Летра на секунду замолчала, видимо, разыскивая в своих обширных базах данных нужную информацию. — Генерал Сюнроку Хата действительно периодически выезжает на фронт. На передовую он, конечно, не лезет, но на дивизионных наблюдательных пунктах бывает. И сейчас вероятность его появления именно на подступах к Чанша довольно высока. Вот только впечатляющие фотографии, как в случае с авианосцем, сделать не получится — не тот антураж.
— А теперь слушай внимательно. Мы дождемся появления японского командующего в зоне досягаемости ракет и нанесем комбинированный удар. Ракетами — по выступу под городом Чанша и авиацией — по японским базам в Шанхае, Гонконге и на Тайване. Именно там мы сделаем нужные фотоснимки. И не только их. Атака произойдет днем, и помимо фотографий я хочу предоставить почтенной публике кинохронику этих ударов. У нас ведь теперь есть десантный бот. Он успеет везде и сможет сделать фотографии и снять нужное нам кино с удобных точек. Вот это уже будет настоящая информационная война, эффект от которой вполне может быть сравним с физическим ущербом, который нанесут наши ракеты и бомбы.
— Хм… Интересно. И детали того, по каким целям били ракеты, а на какие сбрасывались бомбы ты, естественно, американцам и китайцам раскрывать не станешь? — произнесла Летра уже без всякой иронии в голосе.
— Естественно. В отчете для уважаемых союзников и широкой общественности всё это действо будет названо ракетно-бомбовым ударом. Красивые кадры старта К-212 и взлета «Илов», а потом не менее впечатляющие съемки их воздействия на цели. И, конечно, стоит упомянуть, что именно ракетой уничтожен японский командующий, ну или какой-то другой генерал, если Сюнроку Хата на свое счастье откажется от идеи инспекционной поездки.
— Думаю, не откажется. Это не в его правилах. Он сын самурая из префектуры Фукусима и воспитан в духе кодекса Бусидо. Место воина — на поле боя. Возможно, это достойно уважения, но одновременно является слабостью, делая его поступки более предсказуемыми.
Я не видел особых изъянов в принятом решении, но где-то внутри меня царапало нехорошее чувство, что какой-то важный нюанс остался неучтенным, и это еще выйдет нам боком в самый неподходящий момент. Планы — это хорошо, однако почему-то всё и всегда идет не совсем так, как мы того хотим, и, зачастую, чем сильнее мы верим в успех, тем сильнее разбиваем себе лоб об это «не так».
Генерал Сюнроку Хата в задумчивости мерил шагами кабинет, иногда останавливаясь у висящей на стене большой карты юго-восточных районов Китая. Переданные ему два дня назад сведения уже частично были проверены и пока полностью подтверждались, но их источник продолжал вызывать у генерала массу вопросов.
Сюнроку Хата покосился на полевую рацию, установленную в кабинете по его приказу. Генералу пришлось самому освоить работу с этим устройством — допускать к такой информации кого-то еще он не считал возможным.
Итак, ему сообщили то, о чем он догадывался и сам. Новые якобы китайские истребители-бомбардировщики, за которыми нагло торчали уши Советского Союза, полностью закрыли для японской авиации небо над Чунцином и его окрестностями. Мало того, ожидать их появления можно было в совершенно любой точке в радиусе около полутора тысяч километров от их аэродрома. Что-то противопоставить им японские «Зеро» и «Соколы» могли только на малых и средних высотах, да и то меняя одну вражескую машину на четыре-пять своих. Вывод напрашивался сам собой: как только противник восполнит потери, понесенные в сражении над китайским побережьем, нужно ждать массированного удара по наиболее значимым целям в пределах досягаемости его самолетов.
Сюнроку Хата еще раз остановил взгляд на карте. Куда бы ударил он сам? Ответ напрашивался сам собой: Тайвань, Гонконг, Шанхай. Там есть крупные аэродромы, а на Тайване еще и база флота. Именно об этой опасности предупредил его неизвестный источник, сообщив, что под Чунцин из СССР прибывают все новые турбореактивные самолеты «Ил-8р», на которые китайцы беззастенчиво малюют опознавательные знаки Китайской республики. По всему выходило, что ждать воздушного нападения стоит в течение ближайших десяти дней.
Это все генерал понимал и без подсказок, но была в сообщении одна очень интересная деталь, за которую Сюнроку Хата сразу зацепился. Даже у сильного врага всегда есть слабые стороны, пусть и небольшие, и, на первый взгляд, несущественные. Но если воспользоваться ими в нужный момент, можно превратить кажущееся неизбежным поражение если и не в победу, то хотя бы в ничью.
Советские самолеты, несомненно, были очень хороши. И все же у них имелись свои недостатки. Во-первых, их все еще было очень мало, а во-вторых, для взлета и посадки им совершенно не подходили просто расчищенные от зарослей грунтовые взлетные полосы. С авианосцев эти тяжелые машины взлетали с помощью паровых катапульт, а обратно садились, используя авиафинишер в виде натянутого поперек палубы троса. При посадке самолет цеплялся за трос специальным крюком, закрепленным в хвосте, и трос быстро останавливал его, разматываясь с большим сопротивлением с тормозных барабанов. На земле катапульт и финишеров не было, и «Илам» требовались специальные взлетные полосы, почти в два раза длиннее обычных, и, главное, их приходилось укреплять перфорированными металлическими листами. Обычный грунт, даже хорошо уплотненный, не выдерживал контакта с их шасси из-за слишком высокой посадочной скорости этих машин.
На авиабазе под Чунцином имелось две таких полосы, и третья еще только строилась. В обычной ситуации нечего было и думать прорваться к аэродрому. Русские понимали это не хуже, чем японское командование и чувствовали себя весьма уверенно. Однако обстоятельства бывают разными…
Генерал Сюнроку Ханта почувствовал, что еще чуть-чуть и план контригры окончательно сложится в его голове. Причем, если все получится, рассчитывать можно даже не на ничью, а на впечатляющую победу. Если авиабазу под Чунцином удастся надолго вывести из строя, у японских сухопутных войск появится отличный шанс опрокинуть привыкшие к защите с воздуха войска Чан Кайши и взять, наконец, город Чанша, а то и выйти на подступы к новой китайской столице — Чунцину.
За полковником Шлиманом с шипением закрылась первая гермодверь, отделявшая тамбур, ведущий в упрятанный глубоко под землей кабинет генерала Рихтенгдена, от приемной. Тамбур заполнился ничем не пахнущим дымом, тут же закрутившимся протуберанцами в струях воздуха, подаваемого из специальных отверстий. Шлиман знал, что дым безвреден, да и его концентрация была не слишком велика. Для чего все это нужно, полковник толком не знал, но инструкция требовала внимательно осмотреться на предмет обнаружения застойных зон, где потоки воздуха, неожиданно обретшие видимость, ведут себя не так, как в остальном объеме тамбура. Шлиман дисциплинированно выполнил это требование и, ничего подозрительного не обнаружив, нажал специальную кнопку, сигнализируя о завершении процедуры контроля.
Жужжание вентиляторов сменило тон, и тамбур быстро очистился от дыма. Внутренняя дверь скользнула в сторону, и полковник, наконец, оказался в кабинете своего непосредственного начальника.
— Присаживайся, Эрих, — кивнул генерал. — Я так понимаю, ты пришел к каким-то важным выводам и спешишь ими со мной поделиться?
— Скажем так, — Шлиман чуть замялся, подбирая правильные слова, — у меня появилось предположение, которое мне очень не понравилось. Это тот самый случай, когда я был бы рад ошибиться, но уж очень многое хорошо укладывается в эту гипотезу.
— Рассказывай, — Рихтенгден чуть подался вперед.
— Неделю назад ты поручил мне изучить все факты вмешательства фактора «Патриот» в ход боевых действий и попытаться разобраться в его мотивах, а в идеале и спрогнозировать его дальнейшее поведение.
— Все верно. Именно такую задачу поставил перед нами адмирал Канарис.
— Я исходил из того, что кроме нас «Патриот» мог передавать информацию и нашим союзникам. Совершенно не удивлюсь, если узнаю, что они не стали спешить рассказывать об этом нам, да и не факт, что лицо, с которым «Патриот» мог выйти на контакт, сразу побежало к начальству сообщать об этом. Такой козырь можно неплохо использовать для собственного карьерного роста.
— Итальянцы?
— Не думаю. Скорее, японцы. Уж очень гладко у них все прошло в сражении за Гуадалканал. А ведь они рисковали… Если бы американские авианосцы не ушли от Соломоновых островов, разгром американского десанта мог бы дорого обойтись адмиралу Микаве. Теперь-то он национальный герой, а тогда…
— Хорошо, допустим ты прав. Что нам это дает?
— Генрих, давай посмотрим на ситуацию шире. У нас и у японцев появился доброжелатель в лице «Патриота». Своей личности он не раскрывает, но снабжает нас достоверной информацией. Его помощь с «Энигмой» и подробными сведениями о мальтийском конвое англичан оказалась просто неоценимой. И все же, зачем?