– С чего ты так решил? – заинтересовался Алидин.
А у меня после ворот в голове что-то вертелось. Нехорошее. Космонавты, Кремль… Гагарин? Нет, не то. Фильм я какой-то смотрел по телевидению лет так сорок вперед. Про раненного в Кремле космонавта. Точно! Полет, возвращение, торжественная встреча… И стрелок. Хоть убей, не вспомню имен, но точно было. Пробрался к воротам и высадил в кортеж Брежнева, который вез героев на чествование, всю обойму. В генсека не попал, зато убили водителя и кого-то ранили. Когда и с кем это было? Я потер лоб. По нулям. Но точно не с Гагариным. Тот разбился на самолете. Теперь-то уже нет, но…
Эх, все, что помню, это анекдот. О покушении рассказали Будённому. «Ну и как, попали?» – «Нет, Семён Михайлович». – «Я всегда говорил: надо шашкой!»
– Чего замолчал? – спросил генерал.
– Досмотр поверхностный. А вдруг кто-нибудь мощную магнитную мину под днище присобачил? Например, в гараже. Потом дождался, когда рядом будет ЗиЛ Брежнева, и по радио ба-ам…
Генерал побледнел, покачал головой.
– Ну и фантазия у тебя!
– А «Девятку» вообще как-то проверяют? Ну на предмет боеготовности? Вот у нас во Владике, – на ходу сымпровизировал я, – спецназовцев закидывают во время учений в тайгу, они выходят к военным базам, обозначают нападение. Если успешно – премия. А охране звездюлей. Почему проморгали? Годик все такие бодрые ходят, караульные злые…
Алидин задумался.
– Нет, при Антонове такого в «Девятке» не было. Но идея интересная. Изложи-ка мне ее на бумаге. В форме докладной.
– Тогда пусть Антонов поделится актами. Как-то их там все равно проверяют же? Оружие, подготовку сотрудников… Я гляну и дам свои предложения.
– Добро! – Алидин открыл дверь, начал вылезать у парадного крыльца здания Совмина. Оказывается, мы уже приехали.
Нас проводили на третий этаж, завели в большой кабинет с тяжелыми шторами и длинным столом. Сопровождающий забрал пленку на проявку, приоткрыв дверь, впустил еще двоих сотрудников, которые развернули на месте целый кинозал. Повесили небольшой белый экран, поставили в торец стола – кинопроектор. Я пригляделся. Отечественный «Зенит».
После того, как мы остались вдвоем, Алидин начал меня инструктировать.
– Лишнего не говори, докладывай коротко. ПГУ не топи, резидентура в Праге только появилась. Пэгэушников учат уходить от слежки, а не организовывать ее.
– Про перевооружение «Грома» можно?
Я коротко рассказал про «скорпионы».
– Тоже не надо… – помотал головой генерал. – Решим между собой. Это не вопрос Андропова. И уж тем более Брежнева. Ты чего на часы посматриваешь?
Запалился.
– К жене тороплюсь, – честно признался я.
– Успеешь! – отрезал Алидин. – Вначале дело.
Потом смягчился, тоже глянул на часы.
– К обеду будешь в ЦКБ, обещаю. Дам свою машину. И вот что… я вам с Яной квартиру выбил. Можешь порадовать жену и уже сегодня глянуть по смотровому ордеру. Заедешь на Лубянку, возьмешь его у моего секретаря.
Я почесал в затылке. Обрастаю имуществом. Осталось купить только машину и дачу на Рублевке завести. Буду на веранде сидеть, чаи гонять, соловьев слушать…
– Спасибо! А где, если не секрет, квартира?
Договорить нам не дали. В кабинет зашли Брежнев, Андропов и хмурый Цинев. Зыркал он на нас зло, но молчал. Даже вместе со всеми пожал руки.
– Докладывайте, товарищи. – Брежнев сел во главе стала, справа от него разместился Юрий Владимирович. Цинев оказался напротив меня.
– Только коротко, нам скоро на трибуну Мавзолея – приветствовать трудящихся. – Брежнев достал портсигар, подергал его крышку. Потом надел очки и посмотрел на… таймер.
Тут я выпал в осадок. Портсигар не открывался – на таймере было еще две минуты.
– Ну вот так всегда, – вздохнул Леонид Ильич, вопросительно посмотрел на Цинева и Алидина. Сразу две пачки сигарет распахнулись перед ним. Генсек выбрал алидинскую. Прикурил от зажигалки, подвинул к себе пепельницу.
Я откашлялся, начал докладывать. Коротко, как и обещал тестю.
– Юрий Владимирович, – Брежнев прервал меня взмахом руки, повернулся к Андропову, – как разместили Дубчека, Йозефа Павела и остальных?
– Под охраной в доме отдыха КГБ на Клязьме, – коротко ответил председатель Комитета. – Как только закончим с первомайскими делами, можно встречаться.
– Везите их в Кремль к… – Генсек посмотрел на часы. – Так, сначала демонстрация, потом прием… Скажем, к четырем. Думаю, весь вечер проваландаемся с ними.
– Прилетел министр обороны Чехословакии Мартин Дзур и член Центрального комитета Шалгович, – тихо заметил Цинев. – Их куда?
– Сразу в ЦК, – решил Брежнев, – пусть готовят документы вместе с товарищами из Оргбюро об отставке Дубчека и… – тут генсек осекся, посмотрел на меня.
Я почувствовал себя неуютно, как будто подслушиваю чужие планы.
– …Николай, у тебя, кажется, там еще какое-то кино было? – Леонид Ильич резко затушил сигарету, поднял трубку телефона. Коротко переговорил с кем-то. Оказалось, пленку еще не успели проявить, поэтому киносеанс отменяется.
– Позже посмотрим… – произнес Андропов, поглядывая на меня. – После демонстрации.
– Ты давай, на словах изложи.
Рассказал про английского резидента, его сотрудницу. Достал и показал рукописный акт изъятия денежных средств. Весь полет из Праги в Москву мы с Иво пересчитывали фунты и золото. Восемь тысяч соверенов. И триста тысяч фунтов стерлингов.
– Не дорого они оценили Дубчека… – Андропов забрал у меня акт, проверил подписи. – Благодарю за службу! Очень хорошо сработали. Куда изъятое дели?
– Заместитель повез в кассу на Лубянке.
– Тогда у нас все? – Юрий Владимирович посмотрел на Брежнева. – Отпускаем Орлова?
– А как же протесты английских дипломатов? – вскинулся Цинев. – Весь этот срам в Праге?
Тут уже все посмотрели на Брежнева. Тот повертел портсигар, дождался какого-то щелчка. Крышка откинулась. Ага, время на таймере вышло. Леонид Ильич достал еще одну сигарету. Постучал в задумчивости ей по столу. Мощный он так курить. Считай, прикуривает от одной сигареты другую. И ведь долго еще протянет – до начала восьмидесятых.
– Вы в масках были? – Брежнев повернулся ко мне.
– Само собой.
– По-русски не говорили?
– Нет.
– Юрий Владимирович, советские спецназовцы не причастны к захвату английских граждан в Праге. – Генсек убрал портсигар во внутренний карман пиджака. – Громыко я сообщу. Будем все отрицать. Спецоперацию засекретить, со всех участников взять подписки о неразглашении.
– Да громовцы и так… – начал я, но заткнулся под взглядом Алидина.
– Есть еще пилоты и прочие участники, – пояснил мне Андропов. – Поработаем, Леонид Ильич.
– Пленку передать Юрию Владимировичу, попробуем негласно подавить «Лимон». Может, что-то удастся выторговать. – Брежнев тяжело вздохнул. – Хотя надежды не много.
Ну вот… будет опять какой-то мутный договорняк. Прав был Васильев.
– Спасибо за службу, все свободны… – Брежнев встал, пожал мне руку. До хруста. Нет, мощный он еще.
Яна не выглядела больной. А увидев меня в коридоре, она бросилась навстречу, крепко прижалась. Животик уже был такой отчетливый, плотный.
– Вернулся, вернулся!
Я отстранил жену, посмотрел на нее. Больничный халатик, пучок волос на голове. Глаза блестят, но этот от слез радости. Мы еще раз обнялись, поцеловались.
– Очень скучал! – признался я, ставя сумку на пол.
– Я тоже! Что у тебя там? – Яна оглянулась, потянула меня в пустую палату.
– Подарки из Праги…
– Ты был в Чехословакии?
На меня посыпался град вопросов. Жена даже забыла про сумку и хотела узнать если не все, то почти все.
– Подписки… – развел руками я. – Погода была отличная, пиво вкусное, о большем, извини, не могу. Но могу вот…
Сначала я выложил на свободную кровать апельсины и яблоки. Потом коробку с белыми туфельками чешской фирмы «Цебо». Дождался ахов супруги, попыток примерить (пришлось помочь), затем достал еще один ящик со сложной упаковкой внутри. В ней в несколько слоев был завернуты разноцветные хрустальные фужеры. С изображением Карлова моста, Пражского Града… Оба подарка мне помог купить Васильев – резидент хорошо разбирался в чешских дефицитах и знал все ходы-выходы.
– Ой! Богемский хрусталь! Как же ты его вез?
– Очень и очень аккуратно. Военным самолетом. Нравится?
– Очень! – Яна обняла меня, по щекам покатились слезы. – Мне так ужасно без тебя было…
Само собой, я начал расспрашивать о здоровье, и тут все оказалось более-менее. Отслоение плаценты не подтвердилось, жену обещали выписать уже через пару дней.
– Поговорю с лечащим врачом, – решил я, убирая туфли и хрусталь обратно в сумку.
– Так Первое же мая! Нет его.
Ну вот…
– Слушай, Орлов, а как ты узнал мой размер ноги? – Яна лучилась любопытством.
– Посмотрел на этикетке коробки твоих черных туфель.
– Подготовился… – жена положила голову мне на плечо, вздохнула. – Хорошо бы мальчик был. Хотя и девочка тоже отлично.
– Ты насчет имен уже думала?
– Рано! Да и примета плохая…
Прощание вышло опять со слезами. Но тут я был готов. Вытащил просмотровый ордер, который предусмотрительно забрал на Лубянке до поездки в ЦКБ.
– Сталинская высотка? – слезы Яны мигом выросли. – Двушка?
– Пятьдесят три квадрата! Кухня девять. И даже казенная мебель – ничего покупать не надо. Вещи, посуду перевезли и живите…
– Я тебя люблю! – жена чмокнула меня в губы, встала, взяла кулек с фруктами. – Пойду звонить папе, благодарить.
– Вот это правильно! А я поеду – гляну квартирку.
Двухкомнатная квартира в высотном доме на площади Восстания? Генерал неимоверно круг. Сколько лет обычному сотруднику Комитета ждать отдельную квартиру в Москве? Пять? Десять? А до этого будь любезен в коммуналке пожить.
Припарковавшись перед центральным подъездом, выясняю у вышедшей консьержки, где здесь домоуправление, и, не теряя времени, направляюсь туда. Майские праздники – все закрыто. Но управдома мне находят. Звонком. Все та же самая бабуля-консьержка. Массивная дама с начесом а-ля Фрекен Бок из книжки про Малыша и Карлсона. Она явно недовольна, интересуется, кто я такой и почему не могу прийти в рабочие часы. Удостоверение сотрудника КГБ и ордер примиряют ее с действительностью, мы отправляемся смотреть квартиру.