– …целый скандал, два дня не общались. Ладно, пообещал ей не ругаться матом дома. Тем более дети, я разве не понимаю.
– Что за дети? – поинтересовался Тоом.
– Да племянники приехали погостить к родителям. Мы там на выходных отмечали день рождения отца, ну Вовка, сынок брата, спрашивает меня: «Дядя, а что такое полный п…ц?» Парню семь лет, первый класс заканчивает. Ну и нахватался.
Мы с любопытством уставились на Огонька.
– Ну и что ты ответил?
– Да надо было съехать с темы, а я растерялся… – пожал плечами Вениамин. – Говорю, это ситуация, ну такая ситуация… А сам смотрю на жену. Та на меня. Ну я и бахнул – это такая ситуация, когда все сложилось очень х…во.
Мы заржали, да так громко, что Иво даже задернул занавеску кабинета.
– Вообще, в бане пиво пить – себя не уважать. – Байбал допил пенный напиток, взялся за рыбку. – Правильно пить чай. Лучше всего с горными травами, чабрецом…
– После бани портки продай, а пива выпей! – возразил я. – Сам Суворов сказал.
Потом повернулся к Незлобину и Байкалову.
– Завтра свои отделения моете, бреете, подшиваете и шагом марш на Лубянку к Иво Юргисовичу. Там вам оформляют загранпаспорта, проводят инструктаж. Предупреждаю – будет выездная комиссия, учите членов Политбюро Коммунистической партии США.
На меня тут же посыпался град вопросов. Барыш и Ермолаев вообще смотрели, как будто мы не в Штаты ехали, а на Марс отправлялись.
– Отвечаю по порядку… – Я отставил пиво, наморщил лоб, вспоминая собственный инструктаж у Алидина. – Первое. Летим с полной амуницией, американцы дали добро на провоз боевого оружия. Берем АКМ и «скорпионы». Работаем с «калашниковыми». Второе – в программе передач условный штурм помещения с заложниками – организаторы конференции обещали построить дом с трибунами вокруг. Тренируем заход через окна и обычный – через двери. Плюс показательные выступления.
– Рукопашный бой? – деловитый Иво даже достал записную книжку, начал черкать в ней карандашом.
– Да, но без разбивания кирпичей лбом.
Командиры отделений засмеялись, дружно застучали воблой о край стола. В кабинет заглянул обеспокоенный служитель бань:
– Товарищи все в порядке? Может, еще пивка? Массажик? Ботиночки почистить?
– Ничего не надо! – я отмахнулся от банщика. Советский сервис в Сандунах оказался вполне себе продвинутым.
Я дождался, пока служитель ушел, продолжил:
– Объясняю вам политику партии. Так, как я сам ее понял. В наших взаимоотношениях с США сейчас костью в горле стоит Вьетнам. Как вы знаете, дела там у американцев идут неважно, если они передумают воевать и уйдут из страны, появится шанс на разрядку. Поэтому важно заложить пару прочных кирпичиков в наши будущие взаимоотношения.
Дальше я рассказал про международный терроризм, с которым придется бороться всем миром. В Штатах, кстати, это четко понимают. Именно поэтому так и вцепились в «Гром». Но судя по аналитической справке, что нам составили коллеги из ПГУ, в США уже начал появляться городской спецназ. Под названием SWAT – Special Weapons Attack Team. Или по-русски: штурмовая группа со специальным вооружением. Родоначальником первой группы стал полицейский Джон Нельсон из Лос-Анджелеса. Он наблюдал за противостоянием фермеров округа Делано и местной полиции, которая начала создавать первые вооруженные отряды «повышенной огневой мощи». Затем случились негритянские беспорядки в Уотсе, Калифорния. Там даже пришлось привлекать национальную гвардию, произошли натуральные уличные бои.
– У американцев безвыходная ситуация. – Я вытер лицо полотенцем. – В США разрешен свободный оборот оружия, в том числе штурмового. Можно пойти в магазин и купить автомат, даже гранатомет.
Эта информация сильно удивила громовцев.
– Вот прямо взять и купить? – не поверил Незлобин. – Как колбасу?
– Скорее, как телевизор или радиоприемник, – пояснил я. – Цены на оружие кусаются. Плюс есть большой нелегальный рынок стволов. Короче, преступники хорошо вооружены, ну и имейте в виду: сейчас из Вьетнама возвращается много бывших военных, которые умеют пользоваться этими стволами.
Переваривать новости я повел спецназовцев в парилку. Там стало посвободнее, народу убавилось. Зато стало шумно. Компания пузатых мужиков обсуждала Брежнева. А конкретнее, почему тот так любит целоваться в губы. Щека одна, щека другая. И контрольный, третий поцелуй – в губы. Брежнева стали часто показывать по ТВ, и народ не мог не заметить аппетиты генсека к лобзаниям.
– Это арабы подучили, – рассуждал лысый мужик, нахлестывая сам себя веником. – Видели, как зачастил в Союз Ясир Арафат?
– Да Ильич сам с югов, в Молдавской ССР работал, – возражали ему. – Оттуда эти засосы.
Когда мы с Иво, отдуваясь, вышли, я поинтересовался мнением зама.
– Он так под себя людей прогибает… – Тоом сел на бортик пустого бассейна, опустил ноги в воду. – Сразу, при первой встрече ломает психологически. Если не хочешь, противно, а все-таки поцеловался в губы – значит, уступил. Можно и дальше дожимать.
– А если понравилось? – засмеялся я.
– А если понравилось, – на полном серьезе ответил Тоом, – то тем более. Как предать того, с кем целовался в губы? Это считай ты Иуда. Кстати, знаешь, кто отказался из всех, кто приезжал? Только Чаушеску. Отвернулся.
– Вроде еще Кастро, – вспомнил я трансляцию встречи из Кремля. Мы с Яной смотрели ее уже из новой квартиры, по 203-му «Рубину», что подарили на новоселье Алидины.
– Этот хитрый… – покивал Иво. – Ребята из «Семерки» рассказывали, что заявился на встречу с сигарой – поди поцелуй. Кстати, парни из «Девятки» на тебя злы, имей в виду!
– Это еще почему?
– Премий лишили по результатам проверки.
– А Захаров был доволен… – растерялся я.
– Генерал о деле болеет, а парни общей картины не видят.
– Надо бы загладить, – задумался я. – Может, банкет какой? Попрошу тестя насчет зеркального зала «Праги».
– Что ты! – Иво испугался. – В Комитете такое не приветствуется! Сотрудники управлений не должны общаться друг с другом вне работы.
– Это почему же?
– Секретность нарушается.
Ага, так я и поверил. Заговора боятся. Походят по ресторанам твои охранники с нужными людьми, а потом тебя на заседании Политбюро в Кремле арестуют, как того же Берию – и никто не пикнет.
В бассейн вошел Байбал. Весь красный после парной. Занырнул в воду, словно кит.
– Ох, хорошо! – Завхоз подплыл к нашему бортику, начал рассказывать про своих любимых овчарок, что мы забрали от бандитов. Какие они умные, дрессированные, уже работают в патрулях дивизии. Мы с Иво переглянулись.
– Не пора ли тренировать штурм вместе с собаками? – я спросил якута, вылезая из бассейна.
– Так умельцы нужны. На такую сложную дрессуру-то…
Да, собачек натаскать на одиночных преступников вполне реально. А как им распознать, кто в помещении террорист, а кто заложник? По наличию оружия? А если бомбист? Единственное, что мне пришло в голову – это заказать в СпецНИИ бронежилеты для овчарок. Снять мерки, сделать крой. Это вполне реально. А вот штурмовать с ними…
– Пусть занимаются пока с Ильясовыми на разминировании, – решил я. – Поиск фугасов, подача сигналов…
После бани я пошел к станции метро, отправился на Калининский проспект. Его только недавно открыли, и Яна тут же захотела ознакомиться с архитектурной достопримечательностью. Плюс беременным надо больше гулять (неубиваемый аргумент!), да и замечательная, уже почти совсем летняя погода как бы намекала…
В метро я попал в самый час пик, когда народ возвращался домой с работы. Перрон был полон, в вагоны люди набивались, может, не как селедки в бочку, но плотненько.
На станции «Калининской»[7] я уже почти дошел до эскалаторов, когда услышал громкий женский крик. Он потонул в шуме приближающегося поезда. Народ рванул к правому перрону, я следом. На путях, прямо на рельсе, подвернув ногу, сидел пионер. Он рыдал, размазывая слезы по лицу. Над пареньком на перроне стояла толпа. Несколько мужчин удерживали молодую женщину в легком ситцевом платьице, платке. Это она кричала. А еще заламывала руки и тоже плакала.
На соседний путь прибыл поезд, все крики потонули в его шуме. Пассажиры протягивали пионеру руки, кто-то снимал с себя ремень.
– Нельзя его вытаскивать! – Я резко оттолкнул инициативных граждан от края пути. – Там внизу контактный рельс под напряжением.
Из туннеля потянуло потоком воздуха. Это шел уже «наш» поезд. Прибежала дежурная по станции, начала кричать пионеру, чтобы тот лег между рельсами. Бесполезно. Похоже, парень сломал ногу и находится в шоке.
Делать нечего, я, резко оттолкнувшись, прыгнул вниз. Попал точно между рельсами, в путевой лоток. И даже остался на ногах. Но по инерции пришлось пробежать немного вперед. Я оглянулся. В туннеле показались фары поезда.
Глава 11
Рывок, хватаю пионера, стаскиваю его в путевой лоток между рельсами. Парень кричит от страха и боли в ноге. Черт, да у него сумка с учебниками на плече. Я сдергиваю ее, выкидываю на перрон – не дай бог, зацепит. Наверху тоже кричат от ужаса, поезд уже совсем близок, из туннеля уже дует огромный фен. Кладу парня головой к поезду, накрываю его своим телом. Нас оглушает громкий гудок, машинист пытается тормозить, но не успевает – над нами стучат колеса вагонов.
– Тихо, тихо! – я успокаиваю пионера, который дергается и орет. Да я и сам бы сейчас покричал – прямо вспомнил себя во вьетнамских тоннелях. Вот так у людей появляется клаустрофобия.
Поезд со скрипом остановился, я услышал голос из динамика: «Внимание! Внимание! На путях люди! Пожалуйста, не подходите к краю платформы и не мешайте работе спасательной службы».
Я посмотрел на мальчика в красном галстуке и увидел, что он открыл глаза. Парень сквозь силу улыбнулся мне, захотел сказать что-то, а губы дрожат…
– Ты молоде