Летт Тегер много разглагольствовал – о проблемах приграничья, о мерах борьбы с бандитами, о недостатке средств, плохих грунтах и, как следствие, дурных дорогах. Ирвин слушал с вежливой улыбкой, однако чутьё подсказывало, что он не бросится с утра пораньше докладывать Совету управителей о бедственном положении Кагара, тем более просить выделить городу дополнительное финансирование. Этим он напомнил мне отца, который так же благодушно принимал жалобы поставщиков, но без убедительной причины не накидывал ни монеты сверх оговорённой оплаты.
– Мы поговорим обо всём завтра, летт Тегер, – пообещал Ирвин.
Он убедился, что я отставила пустую тарелку, поднялся и предложил мне руку. Краем глаза я поймала сальную ухмылку хозяина. Переживу. Тем не менее Ирвин почувствовал мою досаду и в холле с беспокойством заглянул в лицо.
– Мэй, скорее всего, мы утром не увидимся. Много дел, я уйду рано. Есть ли у вас какие-нибудь пожелания? Могу я чем-нибудь скрасить ваше пребывание здесь?
– Можете, – ответила без раздумий. – Я давно мечтаю о книгах. На любом языке, не важно. Согласна на справочники с энциклопедиями. В Орлисе не было ни книжных магазинов, ни библиотек, и вряд ли Кагар в этом смысле отличается.
– У меня с собой есть пара книг, – замялся Ирвин. – Но это не развлекательные романы, а мемуары известных дипломатов. Вам это, наверное, будет неинтересно.
– После восьми месяцев без чтения меня устроит всё, что напечатано буквами на бумаге, – заверила я.
– Хорошо, – кивнул он. – Сейчас их найду.
Мы поравнялись с его спальней, первой по коридору. Ирвин зашёл и оставил дверь открытой. Нераспакованные чемоданы стояли посреди комнаты, он долго рылся в одном, другом и наконец достал два толстых тома.
– Мэй, выбирайте. На мой вкус, это скучища смертная, если бы не обязанность знать победы и промахи знаменитых предшественников, в жизни к ним не притронулся бы.
Я подошла поближе. Обе книги были на гидарском, потрёпанные и с множеством закладок. Взяла ту, что показалась мне чуть занимательнее: о летте Нéрине Ровéре я слышала, как о выдающемся политическом деятеле прошлого столетия. Провела пальцем по потёртому корешку с тиснением.
– Видно, что вы постоянно ими пользуетесь.
– Лучше учиться на чужих ошибках, чем изобретать свои собственные. – Ирвин погладил книгу, наши пальцы на секунду соприкоснулись, отчего на его щеках проступил румянец. – Особенно, когда каждая ошибка в переговорах может обернуться непоправимыми последствиями, той же войной.
– Почему именно вы проверяете приграничье? – я осмелела настолько, что задала давно интересующий меня вопрос. – Здесь же требуются навыки не дипломата, а экономиста и администратора.
– Потому что я немного и тот, и другой, – усмехнулся Ирвин. – Но вы правы: эта проверка – всего лишь повод добраться до границы Нейсса и ни у кого не вызвать подозрений. – Он стал серьёзным. – Очень многим в империи не нравится будущий союз между Нейссом и Гидаром. В свою очередь, чрезмерно агрессивный сосед под боком заставляет управителей беспокоиться. Кирея – хороший пример того, как Огория поступает с мирными соглашениями, когда они перестают её устраивать.
– На вашей стороне гидарский огонь, – выдохнула я. – Вряд ли с вами удастся поступить так, как с Киреей.
– Стихийников слишком мало. Общими усилиями мы способны уничтожить крупный город, но против огромной имперской армии не выстоим. Пуля гораздо быстрее направленной энергии, а вооружить миллион обычных людей проще, чем собрать тысячу одарённых, – невесело усмехнулся Ирвин. – Огория заняла половину мира, прочим государствам следует объединиться, чтобы держать её в рамках существующих границ. Два года назад Гидар предлагал Кирее помощь. Она отказалась.
– Вы требовали за это Северный Предел! – возмутилась я.
– Да, – Ирвин не спорил. – Благополучной процветающей Кирее эти бросовые земли были не нужны, зато для нас они представляли огромную ценность. Вы не задумывались, почему мы столько лет не в состоянии справиться с бандами беглых рабов? Бандиты прекрасно себя чувствовали на территории государства, которое предпочитало закрывать глаза на их существование – главное, что грабят и убивают они по ту сторону гор. Гидар был вынужден отгородиться приграничьем – но что в нём толку, когда мерзавцы в любой момент могли уйти на вашу сторону Предела? В этой ситуации Кирея вела себя по принципу: самой не надо, другим не дам. А то, что Северный Предел – фактически разбойничий притон, меня не касается, поскольку с моей стороны непроходимые горы и один-единственный перевал, который я как-нибудь защищу.
Ирвин перевёл дух.
– Кроме того, Мэй, тёплые горные долины, где нет суровой зимы, – для нас, по полгода живущих в снегах, почти Небесные Чертоги. Мы всё равно их получили, только теперь остальная часть вашей родины принадлежит Огории. Скажите, так лучше?
Я вздохнула.
Именно в этот момент в дверном проёме показался Тэйт. Замедлил шаг, окинул нас взглядом, скривил губы. Ирвин не спешил убирать руку, и наши пальцы почти смыкались на книге. Но Ирвин стоял спиной к двери и смотрел на меня, а я из-за его спины видела злую усмешку на лице целителя. Не требовалось обладать особым умом, чтобы догадаться, что Тэйт думал обо мне, поздно вечером находящейся в спальне брата. Я вспыхнула и вырвала книгу.
– Доброй ночи, летт Ирвин, и большое спасибо!
Пронеслась мимо Тэйта, едва не задев его плечом. Влетела в комнату, заперла дверь и прислонилась к ней спиной. Щёки пылали. За полгода в Орлисе никому не удалось настолько уязвить мою гордость, как за секунду этому полукровке – одним лишь презрительным взглядом. К бесам всё! Сложить вещи, переночевать, поблагодарить Ирвина и…
«Я очень хочу надеяться, что вы действительно так думаете».
Ирвин – чудесный, добрый, благородный человек. Он не виноват в том, что его брат считает меня испорченной и корыстной. Уверена, самому Ирвину подобные мысли и в голову не придут. Так стоит ли показывать, что поведение Тэйта меня задевает?
Умылась холодной водой, переоделась в ночную сорочку, погасила свет и легла.
Каким длинным был этот день…
***
«Динь-дон», – нежно прозвонили часы.
Открыла глаза и долго не могла понять, где я. Незнакомая спальня, чужая мебель, мягкий рассеянный свет. Привычно потянулась огладить косу – рука наткнулась на мягкие короткие завитки. Воспоминания вернулись рывком, затопили, разозлили, заставили вскочить.
Нет, летт Тэйт, я не сбегу. Не надейтесь. Можете думать всё, что заблагорассудится. Важно не ваше мнение, а моё собственное поведение. Если мне не в чем себя упрекнуть, грязь ваших мыслей меня не заденет.
Через полчаса я была одета, причёсана и спокойна. Дирин зашёл за мной, чтобы сопровождать на завтрак. В столовой кроме нас обнаружился лишь летт Тегер, с аппетитом уминающий жареную ветчину. В отсутствие Ирвина и Тэйта хозяин осмелел и позволил себе осыпать меня комплиментами. Он не отличался оригинальностью, сравнив мои глаза с морскими волнами, а стан – с гибкой ивой, я же отделалась вежливым поклоном. После плотного ужина есть совершенно не хотелось, ограничилась чашкой чая и булочкой.
– Чем намерены заниматься сегодня? – спросил Дирин, когда мы покинули столовую.
– Раздобыла книгу и собиралась почитать, – созналась я.
– Сидеть дома, когда на улице такая погода, – преступление! – запротестовал Дирин. – Любой ясный день в Гидаре – это праздник! Летта Мэйлин, я приглашаю вас на прогулку по Кагару. Тем более что я сам хочу посмотреть город, поскольку ни разу здесь не был.
Я подумала – и согласилась. Дирин оказался отличным спутником: он не плёлся позади и не убегал вперёд, живо интересовался всем вокруг, будь то примечательный дом или необычное дерево, весело болтал и с не меньшим вниманием слушал. С ним было легко, словно я знала его очень давно, и как-то само собой мы незаметно перешли на «ты». Дирин сам напоминал яркий солнечный день – рядом с ним грусть исчезала.
– Мэй, смотри, какой чудной карниз – лошадиные головы! Как живые! Неужели их делали с натуры? Сколько же лет этому зданию? Готов поспорить, он построен ещё до образования Огорийской империи! Очень на то похоже – фундамент весь зарос мхом.
– Дому моих родителей в Лиорре было больше тысячи лет, – откликнулась я. – Никто не мог сказать, сколько точно. Надпись с датой закладки над входом совсем стёрлась. Отец шутил, что мы живём в музее.
– А я вырос в приюте, – Дирин произнёс это так спокойно, словно не видел в своём сиротстве ничего особенного. – Мама умерла, когда мне исполнилось три года, отец погиб ещё раньше. Здорово, наверное, знать своих родителей.
– Ты совсем их не помнишь? – ахнула я.
– Совсем. Даже размытых образов в голове не сохранилось. И изображений никаких: я из маленькой деревни у самых льдов, там суровая жизнь, людям не до портретов. Девять месяцев в году лежит снег, представляешь? Ирвин потом все архивы перерыл, ничего не нашёл. Я его не просил, он сам хотел сделать мне приятное. Ирвин очень добрый, Мэй.
Мы вышли к небольшому скверику – четыре аляповатых фонаря с завитушками, две чугунные скамейки с деревянными сидениями, старые развесистые берёзы и бронзовый бюст неизвестного летта в центре. Похожий садик был и в Орлисе, только с памятником какому-то политику.
– Присядем? – предложил Дирин.
– С удовольствием. Ноги гудят. Давно столько не ходила.
– Я тоже. Обленился, всё на колёсах.
– Радуйся, что не на лошадях, – улыбнулась я. – В Катизе мне довелось ездить верхом. После нескольких часов в седле по… всё, в общем, болит.
– Упаси Богиня! – хохотнул Дирин. – Мне два года предгорий хватило. В княжествах, понятно, без коня никак, по их горным серпантинам ни один везиль не проедет. Зато и Ирвин, и летт Тэйт – отличные наездники. Ирвину один князь чистокровного жеребца подарил – в знак особого расположения. Жаль, оставить пришлось, не тащить же лошадь в Рексор. Хотя летт Тэйт подшучивал: давай в везиль погрузим, вот в столице подивятся!