– Что было в вызове?
– Женщина очень тихо говорила. Я почти ее не слышала. Только адрес и что-то про комок в горле, который ей мешал дышать.
– Пациентка задыхалась? Никита Егорович, – я кивнул Лебедеву, – пошлите кого-нибудь, надо обработать раны доктора Горбунова.
Сейчас зеленкой намажут, будет у нас свой Шрек. И ходячая реклама средства заодно.
– Я не обнаружил никаких затруднений с дыханием, – пожал плечами Горбунов. – Да и анамнез собрать было затруднительно. Она с порога начала кричать. Что-то про дьявола, бесов… Потом вцепилась в меня. Фельдшеры еле отняли ее.
– И что вы сделали?
– Священника вызвал. Там Андроников монастырь рядом.
Ну вот снова здорово! Хоть кол на голове теши, все без толку.
– Михаил Александрович! Я же требовал отправлять психических в Преображенскую больницу. С главным врачом есть договоренность, мы уже туда их возили. При чем здесь монастырь?!
– Ну так дьявол же ей видится… Пусть сначала священники заключение дадут.
– Это не в их компетенции.
Тут на меня удивленно посмотрел весь зал.
– Точнее они, конечно, заключение могут дать, – сразу же поправился я. – Но лучше сначала больную посмотрят психиатры. Это ясно?
Вроде поняли, но сильного осознания в глазах сотрудников я не обнаружил. Но другого варианта нет. Долбить инструкциями, учить.
Я отпустил всех, кроме врачей. У нас не армия, но при подчиненных строить начальство неправильно.
– А теперь о насущном. До меня дошли жалобы, что, дескать, света белого не видят бедные врачи, гоняют их и в хвост и в гриву, да еще и после работы чем-то заниматься заставляют.
Как ни странно, радетелем за права трудящихся выступил граф, который и сам мог попортить кровь докторам. И фамилию жалобщика не назвал.
– Прошу поднять руку тех, с кем я не проводил собеседование при поступлении на работу? Никого. Теперь поднимите руку те, кого я не предупреждал, что работа трудная и ей придется отдавать очень много сил? Опять тишина. Кому хочется спокойной жизни, подходите ко мне. Дам лучшие рекомендации. Но жаловаться, что домой кто-то попадает, чтобы только подштанники поменять, не надо! Вопросы?
На входе конференц-зала хлопнула дверь, я обернулся. Какой-то пожилой мужчина в ливрее знакомых расцветок стоял, мялся, не решаясь меня прервать.
– Что вам, любезный?
Ливрею я вспомнил. Великих и могучих московских князей. Слуги в таких расцветках прислуживали за вчерашним ужином.
– Письмо вам, милостивый государь.
– Давай.
Я вскрыл конверт, быстро просмотрел. Елизавета Федоровна приглашала меня на какое-то суаре. Сегодня в семь вечера. Что за суаре?
Глава 15
Дал лакею полтину. Не знаю, как положено таких важных ребят поощрять, но, как по мне, достаточно. Пацаны за пятачок записочки таскают, и довольны. Посмотрел еще раз на приглашение: форма одежды свободная, рекомендован белый галстук кавалерам. Вот и пригодятся обновки от Ламановой. А фрак Кузьма почистит – и как новый. Собственно, он и есть новый, один раз носил. Это у дам одно и то же платье дважды подряд надеть – трагедия на всю жизнь, а мужикам – лишь бы носки свежие и штаны без дырок.
Что такое это самое суаре, потом выясню. Время есть. Надо заняться текущими вопросами, а то слон большой, по кусочку отрезать придется много.
– Евгений Александрович, к вам посетитель, – вежливо постучав в дверь, заглянул Должиков.
– Что? Опять? – Я даже кулаки сжал. Только очередного коробейника не хватало.
– Насчет работы. Доктор.
– Запускай, – уже расслабленно махнул я рукой.
Даже настроение немного получше вмиг стало. Потому что в этой процедуре все знакомо. Прописано до мелочей, никаких сюрпризов. Опытные врачи мне очень нужны. Разделю разъездную службу и стационар, добавлю коек – всем работы хватит. А с перспективой присосаться к бюджету – такого наворотить можно… Подстанций пять на Москву нужно. А там еще и Питер нарисовывается на горизонте – Склифосовский уже роет землю.
Зашел соискатель уверенно, на пороге поздоровался, шагнул поближе. Стоит, молчит, смотрит. Высокий, ясноглазый. Волосы назад зачесаны, на лице оспины, которые, впрочем, не портят облик… Ибо старые такие, будто поистершиеся.
– Что, Женя, не узнал?
– Мы уже на ты? – удивился я.
– Вместе учились пять лет на медицинском. – Врач отставил трость, повесил шляпу на крючок.
– Прости, запамятовал. – У меня екнуло внутри, но я быстро справился с собой.
– Тогда разрешите отрекомендоваться, – перешел обратно на «вы» посетитель. – Винокуров Александр Николаевич. Лекарь, выпуск Московского университета восемьдесят восьмого года.
А фамилия-то знакомая!
– Присаживайся, – показал я на стул. – Можно на «ты». И расскажи о себе. Как жизнь сложилась?
Для меня эти легенды про гимназию с золотой медалью и прочую успеваемость в стенах нашей альма матер – дело десятое. А вот как держится человек, не пытается ли утаить чего, поглавнее будет. Потому что навык обучения у Винокурова явно имеется, гимназия с отличием и универ за плечами его дали. Значит, научить чему угодно можно. Меня больше интересует другая часть биографии. Но этот проверку прошел: сам рассказал, без расспросов, что был выслан на родину, в Екатеринославскую губернию, за участие в рабочем кружке, но вскоре был прощен за примерное поведение и вернулся в Москву. Значит, бывший ссыльный.
– Емельян Николаевич брат твой?
– Да, младший.
– Значит, тебе известны подробности его работы у меня, а также печальные обстоятельства, вынудившие меня с ним расстаться?
– Известны. – Александр тяжело вздохнул. – Я и сам его предупреждал. Мол, посмотри на меня, чем закончились эти кружки… Там сначала все красиво, про защиту рабочего класса, просвещение, а потом бомбу в руки и свергать самодержавие. – Врач тяжело вздохнул. – Спасибо, что вытащил Емельяна. – Винокуров выложил из портфеля на стол стопку документов. – Он мне все рассказал.
– Пустое, – отмахнулся я, взял бумаги.
Это были диплом, рекомендательные письма… Винокуров-старший работал в Екатеринославской губернии земским врачом. Возглавлял целую уездную больницу. Впрочем, небольшую, на пять докторов.
– Сначала все было замечательно, – делился опытом Александр. – Две тысячи рублей в месяц, да еще под отчет тысячу. Дома срубили врачам, своя библиотека, любая периодика. А потом из года в год урезали расходы. Земские собрания – интриги и ругань. Работать не дают, завалили отчетностью.
– Ну, бумаг и у нас много, – вздохнул я. – А будет еще больше.
Рассказал про наше новое начинание со скорыми – показал черновик статьи Моровского в газету «Врач» о работе подстанций. Александр оказался умелым бюрократом, сразу перешел к цифрам, что я приводил в конце статьи, похмыкал.
– Большие деньги и большое начинание. Было бы интересно стать частью всего этого.
Я задумался. Один раз я на этой семейке крепко обжегся. Сам по краю прошел, Зубатову должен остался. И вот опять, по второму разу в ту же реку. Наверняка сомнения были понятны не только мне, и Винокуров сидел не совсем спокойно: то руки потрет, то нос почешет.
– Опыт работы меня устраивает. – Я полистал документы. – Но повторю то, что говорил Емельяну, а вслед за ним и всем остальным: твои политические пристрастия не должны мешать работе. Мы занимаемся медициной. Малейшая помеха нашему делу, – подпустил я немного пафоса, – и мы расстаемся. Это понятно?
– Да. Я согласен. На любую должность. – Александр замялся. – Очень нужна работа…
– Семья? Большая? – поинтересовался я.
– Трое детей. Плюс брата пока содержу.
Однокурсник-то у нас многодетный. Ну, оно по нынешним временам обычное дело.
– В таком случае… На новую подстанцию пойдешь. Заведующим. Здесь стажировка месяц, чтобы специфику понять, поездишь с бригадами на вызовы. Справишься?
– Неожиданно… Но интересно. Да!
Вот как чувствовал, что не доведет до добра этот дочерний взбрык. Вика – замечательная девушка, и в работе, и в… личном плане. Есть небольшие тараканы в голове, но это терпимо. Нравится она мне. Но вот последний ее фортель должен был привести к каким-то нехорошим последствиям. Слишком уж революционный поступок по нынешним временам… Наверное, это как в двадцать первом веке учительница в кремлевской школе начнет параллельно с уроками в онлифанс сниматься. Причем в однополых съемках. То есть если незамужняя девица живет с неженатым мужчиной – все, небо упало на землю. Вот если отец семейства прислугу в углу нагнет и употребит – это ничего, бывает. Сорок раз «Отче наш» и двадцать раз «Богородице, Дево, радуйся» – и свободен.
Но случилась ожидаемая катастрофа слишком быстро. Я же помнил: богомолье, все дела. Это вам не автобусный тур по намоленным местам Подмосковья, в семь утра начало, в девять вечера окончание. Сейчас это процесс длительный. Недели на две самое малое. И я шел к себе обедать со спокойной душой. Нет, основная проблема с князьями тревожить продолжала, но уже не так остро – подостыл. А в столовой меня ждал вовсе не украинский борщ с пампушками на первое и особое блюдо на второе.
Когда открыл дверь, ничего не предвещало. Но стоило мне крикнуть: «Кузьма, подавай обед!» – тут и началось. Навстречу вышла королевой моя дорогая почти теща, Елена Константиновна. Надо ей дождаться начала бума кино, сможет сделать неплохую карьеру на ролях беспощадных убийц. Лицо такое, что сейчас вытащит нож и будет резать. Другой бы побежал уже штаны менять, но я вдову профессора знаю давно. Привык немного.
– Здравствуйте. Богомолье отменилось? Не соизволите пообедать со мной?
– Как. Вы. Посмели?! – прошипела она. – Господин Баталов! Вы – бесчестный человек! Мерзавец!
Вот как она так научилась плавно наращивать громкость? Талант, однако. Такого результата одними тренировками не достичь.
– Кузьма, приборы для нашей гостьи! У нас сегодня утка по-пекински. Очень рекомендую, по рецепту моего учителя ушу…