– Да я с вами!..
В руках у вдовы был незамеченный мной сразу зонтик-трость, вот им она и собралась меня ударить. Пришлось блокировать предплечьем, аккуратно вырвать «оружие».
– Держите себя в руках!
– Да я… К полицмейстеру пойду! В газетах ославлю!
– Не бывает плохой рекламы кроме некролога, – неудачно пошутил я, отступая.
– Вы что, не понимаете, что своим поступком вы уничтожили репутацию Виктории? Я уже не говорю о вашей карьере. Мне на нее плевать. Но свою дочь!.. Да я вам за нее!..
Наступил момент попытки нового физического контакта. Спасибо занятиям у-шу, увернулся. А то хорош бы я был, если бы явился к великой княгине с расцарапанным лицом. Тут уже на бандитскую пулю не сошлешься.
– Успокойтесь, Елена Константиновна! Не надо пытаться вести себя подобно базарной торговке. Ничего страшного не случилось.
– Да как вы смеете?!
И пошло снова: репутация, замужество, потерянные возможности, жизнь кончилась, ой, что будет, и так далее. Вмешиваться в процесс бессмысленно, это как глухарю на токовище пытаться что-то рассказать. Так что я дождался, когда причитания пополам с обвинениями пойдут на второй круг, а местами и на третий, и только после этого спросил:
– Все?
– Что?!
– Руки, говорю, можно отпускать?
– Да!
– Прошу за стол.
Кузьма невидимой тенью протиснулся мимо нас и исчез за ближайшей дверью. Вдова обреченно пошла за мной и села напротив. Кажется, сейчас наступит фаза «ой, какая я несчастная». Рыдания и стенания. А тут утка стынет. В отсутствие микроволновок может стать проблемой. Надо заканчивать эту драму. А средство у меня есть.
– Сколько вам поступило от «Русского медика» в последний раз?
– Три ты… А при чем здесь это? – возмущенно вскинула брови Елена Константиновна.
– Вы понимаете, что без меня выплаты очень скоро прекратятся? Ну год-два, а потом все. И, заметьте, навсегда. А к хорошему быстро привыкаешь.
– Вы пользуетесь работами Августа Петровича!
– И вы получаете долю! Тем более что у вас есть описание архива – ничего не утаиваю. Поверьте, там готовых рецептов не имеется. Так что прибыли тоже не случится.
– Вы хотите купить…
– Хватит уже комедию ломать! Я же сказал: ничего не случилось. Вы в состоянии снять квартиру в этом доме. И поселить в ней Викторию. Приличия будут соблюдены. Бумаги подпишете вы, кому угодно можете сказать, что и сами живете вместе с дочерью. И поверьте, для меня случившееся тоже было… неожиданностью.
Уговаривать вдову пришлось еще минут пятнадцать. И даже лишних денег не пришлось платить. Кроме оплаты теперь уже вдовьей квартирки в пять комнат. Малой кровью обошлось. Ну и обед безнадежно остыл.
Напрасно я так быстро уехал из Питера. Надо было дождаться Романовского. Потому что чувствую, пора. Наступило время запускать проект клиники по лечению сифилиса, причем не очень афишируя мое участие. Так, сбоку, мелкими буквами в учредительных документах. Пусть Дмитрий Леонидович будет спасителем всего мира от заразы, получает премии и признание. Мне и без этого хлопот хватает. Все, что знаю или смогу вспомнить, только сдуру можно себе приписывать. Ведь рано или поздно начнутся раскопки: а откуда такой умный взялся? Архив Талля? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!
Звезд с неба не хватал, публикации серенькие, всего три штуки из свежих. И вдруг – нате. Здрасьте, я тут немного гений от хирургии, любите меня. С чего? Нет, архивом прикрываться вечно не получится. Манассеин правильные вопросы, кстати, задавал. Покажи, что там написано. Хотя бы в той части, что уже отработана. Где там этот волшебный стрептоцид? А в бумагах профессора, если честно, ценного – ноль целых, хрен десятых. Письма, статьи стародавние, наброски, лекции, даже ругань с разными светилами по пустяковым, в общем, вопросам.
Романовский мне написал, жалел, что разминулись. Но сообщил, что сейчас, буквально через пару недель, заедет в гости по пути на воды. А это затягивает процесс. Потому что «на воды» может значить и месяц, и два. Не считая дороги. Даже если через два месяца он приступит к финальной проверке… К Рождеству можно поспеть, если сильно постараться.
Одно только счастье: спирохета официально получила пальму первенства. Открытие описано и опубликовано в прессе, в том числе иностранной. Надо убедить первооткрывателя, чтобы не поддавался на искушение и отказывался до поры до времени от всяких конгрессов и съездов. Рано. Вот выйти на трибуну и первооткрывателем, и автором способа лечения намного престижнее. Потерпеть надо. Потому что начнет кататься, и затея может еще сильнее затянуться.
От дележа шкуры медведя меня оторвал телефон. Россолимо. Я ждал этого звонка – на завкафедрой Бобров повесил подготовку к хирургической конференции. На которой я должен был рассказать коллегам об операциях на кишечнике и на сердце.
– Евгений Александрович, надо срочно встретиться! Ужасные известия.
Ну вот… Только я разгреб все с вдовой!
– А что случилось?
– Расскажу лично при встрече.
– Велю разжигать самовар, – коротко ответил я и продиктовал адрес.
И через полчаса взволнованный Россолимо уже жал мне руку.
– Вы помните наш разговор насчет шейного воротника против ущемления нервов?
– Помню.
А я, честно сказать, уже и позабыл об этой затее. Россолимо хотел набрать пациентов для проверки лечебного эффекта, но там что-то сразу не срослось, а потом и мне стало не до воротников.
– Ужасные новости.
– Да говорите уже, не томите!
– Я обмолвился о вашем изобретении профессору Тихомирову, лейб-медику его императорского величества, а тот рассказал лейб-акушеру Отту – он сейчас лечит ее величество. И представляете! Негодяй Отт сам сделал воротник, попробовал его на пациентках. После чего предложил Александре Федоровне. И ей стало лучше!
– Сканда-ал, – протянул я.
– Небывалый! Этот Отт послал публикацию о воротнике во «Врач» Манассеину. А тот, представляете, выбрал меня рецензентом!
– Так вы как раз и занимаетесь вопросами позвоночника много лет.
Я почесал в затылке, соображая, что делать. А Отт красавчик! Но, может, это даже к лучшему? Если открытие опять припишут мне, вопросов будет еще больше.
– Григорий Иванович, а вы же у меня в клинике еще не были?
– Нет, все никак не складывалось…
– А давайте я вам тут небольшую экскурсию устрою, покажу, как у нас все организовано!
– Евгений Александрович, но как же воротник?!
– А никак. Скандал-то поднять можно. Но это царская семья! – Я поднял палец. – Вы профессора Тихомирова в суд свидетелем потащите?
Россолимо растерялся. Поправил галстук, достал платок. Высморкался. А тут и Кузьма притащил самовар – вовремя отвлек нас на чаепитие, в ходе которого заведующий кафедрой успокоился, даже пошутил:
– Каждый чиновник знает, что воровать – это грех. И каждый чиновник знает, что любой грех можно замолить.
– А лейб-медик – это тот же чиновник! – подхватил я. – Пусть им. Встречу Отта – потребую сатисфакции.
Последнее я тоже произнес в юморном смысле, но Россолимо испугался:
– О вашей дуэли судачит вся Москва. Вы, оказывается, бретер!
– Застрелю Отта на раз-два-три. Будет урок остальным.
Россолимо совсем побледнел.
– Может быть, все-таки лучше суд?
«Доктор сказал в морг…» Нет, этот анекдот я профессору рассказывать не буду. Сейчас не поймет. А плагиатора я потом к стенке припру. Привилегия лежит у меня в сейфе, копия – у стряпчего. Не говоря уже о всех официальных местах, в которых она должна быть.
– Пойдемте, все-таки покажу вам свои владения. Поверьте, у меня есть чем вас удивить.
И ведь удивил! Во-первых, собственной электрической подстанцией. Динамо-машиной, щитками, лампочками в коридорах. Моя клиника стала первой электрифицированной больницей не просто в Москве – во всей стране.
Во-вторых, операционные. Наклонный стол, штативы, лампы, автоклавы для стерилизации. Аптечная комната впечатлила профессора удобными ящиками с каталожными номерами – все классифицировано по фармгруппам, сотрудники работали в масках, халатах. Наконец, собственная лаборатория. Удобные столы, защитные стекла для работниц Антонова, пронумерованные стеллажи с чашками Петри.
– Просто поражен! – Россолимо ходил по клинике открыв рот.
Вишенкой на торте стали стационар и диспетчера. В отделениях завкафедрой поразился такой простой идее, как карман для медицинских карт в изголовьях кроватей больных и кнопки для вызова медсестер.
– Электричество – это не только свет, но и сигнализация, – пояснил я ошарашенному Россолимо, показывая, как работает электрический звонок.
После чего повел в телефонную комнату, где сидели наши диспетчера. Лучше бы этого я не делал. Так как именно в тот момент, когда мы зашли к телефонисткам, поступил вызов, который окончательно пустил весь день кувырком.
Глава 16
В диспетчерской было людно. Утренняя смена сдавала дежурство вечерней, одна из девушек громко кричала в рожок:
– Говорите громче! Я ничего не слышу!
Телефонная связь в Москве оставляла желать лучшего, обрывы соединения, шумы на линии – все это было обычным делом.
– Что случилось? – Я подошел к Вике, которая стояла над плечом разговаривающего диспетчера.
– Ничего не понятно. Позвонили из Кремля, но вдруг связь стала совсем плохой.
– Какой у вас тут цветник!
Россолимо удивленно покружил по комнате. Девушки из утренней смены передавали вечерним журналы учета, шла вялая перебранка на тему незаполненных граф.
– Из Кремля?
Для меня это было удивительно. В Кремле находился Окружной суд города, плюс официальная резиденция губернатора, в которой его обычно не было (вся движуха на Тверской), да храмы со священнослужителями.
Разумеется, я сходил в главную московскую достопримечательность сразу, как только поправился после болезни. Царь-пушку не нашел на привычном месте, а вот знаменитый колокол никуда не пропал. Правда, стоял он не на постаменте. У Тайницкой башни пристроили отводную стрельницу с зубцами и платформой наверху. На ней были установлены пушки. В праздничные дни отсюда над Москвой-рекой гремели залпы салютов и рассыпались огни фейерверков. Это да богослужения в церквях – все, чем мне запомнился Кремль. Ни тебе Дворца Съездов, ни власть предержащих в Сенате… Трава нескошенная, вдоль стен пасутся козы, коровки мычат. Не запустение, но до «яркого блеска рубиновых звезд» далековато.