Вот и опять я начинаю клевать носом. Свет проникает сквозь зазоры между рейками, которые затянуты сеткой, чтобы голуби не залетали. Мой настил расположен так, что часть зазоров находится над ним, а часть – ниже, поэтому если вы достаточно подозрительны и пересчитаете зазоры, то снаружи их будет видно больше, чем изнутри сарая. Это хитрый тайник, но не абсолютно надежный. Прежде чем снова заснуть, нужно найти место, чтобы спрятать эти дурацкие заметки. Если кто-то их прочтет, трибунал станет наименьшей из моих неприятностей.
Хорошо бы появилась Джули.
Сегодня (чтв 14 окт) я провела все послеобеденное время на гумне сарая и училась стрелять из револьвера «кольт» тридцать второго калибра. Было здорово. Митрайет и несколько ее товарищей караулили, а Поль предоставил оружие и выступал в роли преподавателя. Револьвер входил в набор его снаряжения от УСО, но у него был и кольт покрупнее, тридцать восьмого калибра, и все кругом думают, что он мне пригодится, раз уж больше ни на что особой надежды нет: у меня ни липовых документов, ни нормального французского. В глазах Поля я просто очередной агент УСО, которого надо быстро вымуштровать; в результате я нежданно-негаданно постигаю систему «двойного нажатия». Стреляешь дважды, быстро, каждый раз целишься, так что никого не приходится брать в плен. У меня неплохо выходит. Даже, наверное, можно было бы получить удовольствие от этого занятия, если бы оно не было таким шумным и Поль не хватал меня за разные места. Теперь я его вспомнила, по тому рейсу в Англии. Я вела самолет, а он положил ладонь мне на бедро. ПРЯМО В ВОЗДУХЕ. Бр-р. Митрайет говорит, что он ведет себя так не только со мной и норовит прихватить каждую женщину моложе сорока, которая оказывается в пределах досягаемости его шаловливых ручонок. Понять не могу, как Джули умудряется мириться с таким поведением и даже поощрять его в рамках своих служебных обязанностей. Наверное, она просто смелее меня – и в этом, и во всем остальном.
Как выяснилось, Митрайет – не настоящее имя девушки-подпольщицы, а псевдоним. Она посмеялась над моим заблуждением и сказала, как ее зовут на самом деле, а то неловко получалось, когда ее отец кричал на весь двор под моим затянутым рейками окошком, веля ей покормить кур (они держат домашнюю птицу) и, конечно, называя по имени. Я не буду его тут записывать. Митрайет означает «пистолет-пулемет». Очень ей подходит.
Маман – то есть ее мать – из Эльзаса, поэтому все дети в семье свободно говорят по-немецки. Самую младшую из них они называют La Cadette, думаю, это и означает «младшенькая». А старший из детей, сын, служит в гестапо в Ормэ. Он самый настоящий француз, который работает на нацистов. Вся семья, включая маман, презирает его за коллаборационизм, но, когда он наведывается в гости, суетится вокруг него. Похоже, предателей в Ормэ так сильно ненавидят, что при случае любой готов застрелить одного из них, не только члены Сопротивления, так что фермерскому сынку приходится сидеть тише воды ниже травы. Кажется, его зовут Этьен, это настоящее имя. Впрочем, ему ничего не грозит, хоть он этого и не знает. Гестаповец в семье – отличное прикрытие для подпольщиков, поэтому приказано его не убивать.
Прошлой ночью мы с Митрайет проболтали тут, на чердаке, под покровом темноты добрых два часа. Ее английский такой же корявый, как мой французский, впрочем, хотя мы безбожно коверкаем оба языка, но все равно неплохо друг дружку понимаем. Пока остальные переносили на новое место часть привезенной взрывчатки, мы следили за дорогой: у Митрайет есть деревянный свисток, изображающий птичьи трели, чтобы предупредить, если у подножия холма на дороге мелькнет свет фар. С момента моего появления на ферме взрывчатка хранится на полу сарая, под не слишком надежным прикрытием тюков сена. Самому сараю лет триста, если не больше, он похож на Уайтеншоу-холл[47]: такой же деревянный каркас и белая штукатурка на стенах; если кто-то выронит горящую спичку или окурок, взрывчатка долбанет не хуже Везувия. В таком случае шансов спастись у меня нет. Стараюсь об этом не думать.
Еще я стараюсь не волноваться из-за Джули. Вроде бы вчера она встретилась с первым связником. Понятия не имею ни где это было, ни кто он, вся информация из третьих рук, но в любом случае огромное облегчение знать, что приземлилась она благополучно. Насколько я понимаю, те, кто готовил посадочное поле, должны были передать Джули связным в Ормэ – все это разные члены одной общей сети. Джули вроде бы выступает в роли эстафетной палочки, да только первый этап забега она пропустила – наверное, в темноте приземлилась не там, где нужно.
Пора бы мне приобрести привычку называть ее Верити. Все остальные так и делают. А сама ячейка, в которой она задействована, называется «Дамаск», в честь самого заслуженного участника, восьмидесятитрехлетнего садовника, который выращивает дамасские розы. Операциям часто присваивают название каких-нибудь ремесел. Фамилию садовника мне не сказали. Настоящие имена тут не в ходу, их сплошь и рядом никто даже не знает. Не хотелось бы нечаянно проговориться и выдать, как на самом деле зовут мою подругу.
Ее задание настолько засекречено, что первому из связных даже не сообщали о ее прибытии и о получении груза, пока она не сделала это сама. Поэтому, хоть связной и прослышал о крушении «лизандера» неподалеку от Ормэ, он все равно до встречи с Джули не знал, что ей удалось выжить. И о том, что взрывчатку получилось доставить, он не знал тоже. Но все равно стало известно, что и Джули Верити, и взрывчатка уже тут. Дальше в плане стоит мэрия. Джули должна пробраться в городской архив и раздобыть оригинальные авторские чертежи старого отеля Ормэ, где находится штаб-квартира гестапо. Впрочем, пока она не получит от нас свои документы, ничего не выйдет.
Мы озадачились тем, как передать ей документы. Митрайет запрещено напрямую общаться со связником Джули Верити, и, значит, нужно найти того, кто сможет передать послание. Тут все очень засекречено, никто не знает всех членов подполья и тем более их имен. К тому же мы не хотим, чтобы документы Катарины Хабихт попали в чужие руки. Их должна получить непосредственно сама Верити, она же Катарина. Митрайет попытается сделать так, чтобы моя подруга забрал их в одном из cachettes, почтовых тайников Сопротивления. И значит, нам придется как-то об этом сообщить.
Я пишу «нам», будто могу внести существенный вклад и принести пользу, а не сидеть на чердаке, дышать на пальцы, пытаясь их согреть, и надеяться, что меня не найдут.
Операция должна пройти по плану: оборудование на месте, Верити тоже, связные готовы действовать. Если проявить достаточно осторожности и тщательно все рассчитать, участь Везувия постигнет штаб гестапо в Ормэ, а вовсе не мой сарай. Если бы только у Кетэ Хабихт в тылу врага были ее документы, а не британские бумаги Киттихок!
Я начинаю думать, что псевдоним Киттихок – не самая умная ее идея. До ужаса милая, но непрактичная. Впрочем, если по справедливости, она же не ожидала, что я тут окажусь.
Я семь раз разобрала и собрала револьвер Поля. Ковыряться в кольцевом двигателе гораздо интереснее.
Мы лишились еще одного «лизандера». Невероятно, но факт. Ему удалось избежать зениток и приземлиться там, где было запланировано, легче легкого, милях в тридцати к северу отсюда, в пн. 18 октября. К несчастью, посадочная площадка превратилась в грязевое море: всю неделю беспрерывно шел дождь, дождь, дождь, и, кажется, так было по всей Франции. Те, кто встречал самолет, потратили пять часов, пытаясь вытащить его из этих хлябей, даже пару быков задействовали (трактор в таких условиях даже в поле не выведешь: увязнет), но перед рассветом вынуждены были сдаться. В результате мы лишились еще одного самолета, и в окрестностях Ормэ застрял очередной летчик из спецподразделения.
Я написала «очередной», хотя на самом деле, конечно, сама не имею к спецподразделению прямого отношения. Но все-таки немножко легче, когда знаешь, что я не одна тут такая, – понимаю, свинство с моей стороны, но ничего не могу с собой поделать.
Раньше шли разговоры о том, чтобы вывезти меня на этом самолете. Впихнуть в него вместе с теми двумя, кого я изначально должна была транспортировать в Англию. Пришлось бы сидеть на полу, но в УСО и ВСВТ одержимы мыслью вытащить меня отсюда и вернуть домой. Однако не удалось. Пришлось сперва организовать кучу всего, потом организовать по-новому, а потом в последнюю минуту все пошло наперекосяк. Каждое сообщение для Лондона тщательно кодировалось, затем кто-нибудь вез его на велосипеде за десять миль на тайную радиоточку. Возможно, некоторые сообщения доставлялись не сразу, потому что кто-то потревожил условный знак, сдвинув засунутый в замочную скважину листик, или пропала ресничка, оставленная в записке для курьера, поэтому приходилось выжидать дня по три, убеждаясь, что слежки нет. Дожди были просто ужасные, тучи висели на высоте тысяча футов, из-за тумана видимость в речных долинах практически отсутствовала, поэтому никто все равно не смог бы приземлиться. А после того, как я невольно уничтожила посадочную площадку, до ближайшей пришлось бы ехать пятьдесят миль.
Поле, в которое воткнулся мой самолет, по-французски называли brûlé, это слово означает сразу и «сгоревший», и «рассекреченный». В общем, спалила я его.
Теперь за нами придется присылать «хадсон», ведь в «лизандере» всем не разместиться. А значит, нужно ждать, пока высохнет грязь.
Фу, в жизни не мокла так долго и не чувствовала себя настолько несчастной – все равно что жить в палатке без света и отопления. Мне приволокли кучу пуховых одеял и тулупов, но дождь не прекращается – серый осенний ливень, который не дает ничего делать, даже если не сидишь, как в ловушке, в тайнике под самой крышей. Несколько раз я оттуда спускалась: мои хозяева стараются каждый день отвести меня к себе в дом, чтобы я могла поесть, согреться и хоть немного нарушить монотонность будней. Я уже неделю ничего не писала: кажется, у меня началось обморожение пальцев, такая стоит холодина. Мне бы сейчас митенки со съемным верхом, который можно надевать, когда потребуется. Я связала их по схеме из книжки, которую дала мне бабушка. «Предметы первой необходимости для армии», вот как называлась та книжка. Знай я заранее, насколько необходимым предметом могут оказаться такие митенки, никогда не вынимала бы их из летной сумки. А лучше бы почаще носила. Это вам не бесполезный противогаз, который только мешается.