– А как же раньше выдвигали его, Рыжикова и ряда других профессоров базовых кафедр?.. Центр-то существует, пустил корни, функционирует, финансирует вуз, есть достижения, наконец-то, московская земля выдана московским правительством под Центр… Да и Иван Николаевич не «чужой» в вузе, защитил здесь и кандидатскую, и докторскую… И финансами помог институту, когда сделал первостепенную НИР и ТЭО по государственному заказу МО России, и это тогда, когда все институтские хоздоговора рухнули, накрылись медным тазом…
Поставил вопрос на голосование по выдвижению Ивана Николаевича ученик Камиля Магомедовича, математик Александр Сергеевич, высоко оценивающий вклад коллеги даже по алгоритмам и программам комплекса машинного моделирования технологий, приборов, систем УБИС. Голоснули, снова перевес положительных голосов на два больше, чем отрицательных. А при выдвижении на выборы-97 проголосовали единогласно… Между прочим, тогда членкор Александр Степанович проголосовал за выдвижение Ивана Николаевича, ибо сам выдвигался в академики (и стал им, избрался на вакансию «приборостороение»), пусть и «накидали» против него кучу голосов «против» его явные и тайные недоброжелатели на Ученом Совете вуза.
Но дело выдвижения и выборов – все-таки азартное дело. Выдвинули Ивана Николаевича на выборы-2000 два крутых авторитетных академика Всеволод Сергеевич и Юрий Васильевич. Но Бог любит троицу. Пошел Иван Николаевич за поддержкой к академику, известному робототехнику Игорю Михайловичу, который когда-то наговорил ему кучу лестных комплиментов на защите докторской в начале 1985-го, будучи членом академического докторского Ученого Совета под председательством Олега Михайловича: «Это уровень членкора и даже академика».
– Я посоветуюсь с Евгением Павловичем и Камилем Ахметовичем, позвоните, Иван Николаевич, через несколько дней.
Иван Николаевич позвонил и узнал от его секретарши, что Игорь Михайлович лег в ЦКБ на обследование, никаких указаний не продиктовал. Вышел на выборы-2000 Иван Николаевич с двумя ходатайствами о поддержке и снова не добрал голосов. «Значит, так, научно-спортивная жизнь такова, какова она есть и больше никакова. Ждут тебя за границей, старик, на востоке и на западе, но не дождутся. А здесь в родных академических палестинах пора сворачивать манатки и резко или плавно, нет, все же плавно переключаться на независимые формы исследовательской полезной деятельности, – заключил Иван Николаевич. – Как-то так, в таком плане и в таком разрезе…»
Можно жаловаться на официальных ученых коллег, как это делал часто Петр Петрович Караев, «мол, не пускают, перекрывают кислород», а можно и порадоваться природе «божественного Проведения» Природы Вселенной, направляющей творить в иных формах и содержаниях творца. Мало ли, что грешный человече предполагает, зато Вселенский Господь судьбой человече располагает, закрыв в частности три академических института, где ступала нога доктора-профессора Ивана Николаевича, не позволив развернуться в ЦВТ на выделенной мэром Лужковым земле московской.
Но ведь изберись Ивана Николаевич в членкоры или академики АН, в силу корпоративной этики, никогда бы и не возжелал написать о перипетиях спортивно-научной жизни и о любопытных, не ведомых простым обывателям интригах и сражениях в высших академических сферах на уровне докторов-профессоров с членкорами и «бессмертных академиков со знаковыми фигурами вице-президентов-президентов. Можно равнодушно побурчать: «Ну и что, подумаешь, Америку открыл?» Только откройте критические страницы о деятельности биолога-генетика Петра Петровича Гаряева (в нашем контексте повествования П. П. Караева), идеями которого пользуются шарлатаны для облапошивания доверчивых индивидов и наживы на нездоровых людях с серьезными заболеваниями. Его критика псевдонаучной концепции «волнового генома» и сумасшедших идей на стыке квантовой биофизики и молекулярной биологии начинается со следующего неоспоримого факта. Что указанный директор Лингвистико-Волновой Генетики получил подложный диплом доктора биологических наук от общественной организации Высшей Межакадемической аттестационной комиссии (ВМАК), не имеющей ничего общего с ВАК РФ (где долгое время председателем работал Николай Васильевич Карлов). Членство Петра Петровича в трех или четырех общественных академиях также не действовало магически на делателей науки и технологий, каким считал себя Иван Николаевич, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы свое дело профессионально делало», шутил он, общаясь с президентом отделения нейрокомпьютеров МАИ Александром Ивановичем Галушкиным. И тот, и другой «автоматически» значились-числились еще в нескольких общественных академиях, но они-то знали, что настоящей «серьезной» государственной академией была только одна, где платили 500 рублей академикам и 250 рублей членкорам в АН СССР и, соответственно 100.000 и 50.000 рублей в РАН.
Иногда любознательному Ивану Николаевичу, присутствовавшему на организационном собрании отделения нейрокомпьютеров МАИ, казалось, что свое отделение его президент сделал действующей единицей только для того, чтобы выдвинуться простым членкором в большой РАН. На Ученом Совете «Кванта» он практически никогда не вдвигался по причине того, что его директор Владимир Константинович сам долго не мог избраться в членкоры, а потом и в академики РАН. «Селяви, такова спортивно-научная жизнь, когда первыми государственные коврижки получают деятели на высшей ступени научно-технической иерархии, – шутил Галушкин. – А в большой академии выдвижение от МАИ, РАЕН и прочих общественных академий не котируется. Россия такая страна, где непросто пробиться, таким непризнанным гением, как Караев в мафиозные кланы отделений РАН, а пробьешься на издыхании, так и все жизненные силы обесточатся, а Петр Петрович намерен жить долга, раз по его словам научился считывать информацию с одной ДНК и обеспечивать прием ДНК другого организма. Хоть верь, хоть не верь, хоть стой, хоть падай».
Но ведь несколько раз Петр Петрович Караев сообщал Ивану Николаевичу по телефону о чудесном излечении больных с пораженной сетчаткой глаза, разрывом каналом спинного мозга, регенерации фрагментов внутренних органов, а то и самих органов и так далее и тому подобное… И под конец жизни все таки добился того, что его французский коллега нобелевский лауреат биолог-випусолог Люк Монтанье, 1932 года рождения за два года до своей смерти выдвинул П. П. Гаряева (Караева) на нобелевскую премию в 2020 году. Только к этому времени неожиданно для всех Петр Петрович умер от опухоли или отеке мозга. Сказочник Караев? Надо же, мистика двух напрасных смертей: Монтанье умер в 89 лет, но все же получил в 2008 году Нобеля за описание нового вируса Спида в 2008 году в 77 лет. А если бы получил Нобелевскую премии, не исчезнув в свои 78 лет и 9 месяцев Караев (Гаряев) – что бы сказали его оппоненты и официальные лукавые гонители и запретители? Утерлись бы и…
Как тут не вспомнить первого научного фантаста-сказочника Лукиана, в фантазиях которого нельзя сомневаться только по одной причине: они имеют природу «правдивый историй», где земной ураган закидывает пилигримов на луну, где идут битвы особей за колонизацию Венеры и даже внутри громадного океанского кита длиной в 300 километров. Только правда и научная истина способна выстоять против авторитетов официальной науки, «бессмертных» академиков в отечественных и зарубежных палестинах… Так что не стоит кидать камни в сумасшедшие идеи Петра Петровича, не подкрепленные пока экспериментально, так и «тащиться» от его фантастических «излечений» и «регенераций органов». Но кто возразит и бросит увесистый камень в понятие: «В живой клетке, в геноме человека заключен Бог, если под Богом понимать природу, мыслящую Вселенную»?
Только в случае Ивана Николаевича была одна «правдивая история» о пожилой женщине, у которой после прослушивания аудио-матрицы женского здоровья восстановился менструальный цикл и либидо и о ее старике-муже, у которого после прослушивания аудио-матрицы мужского здоровья временно восстановилась потенция. И она же, потенция либидо супруги свели старика в могилу. Только эта «правдивая история», пересказанная профессору Ивану Николаевичу его другом, доцентом Владиславом Антоновичем, помогла вспомнить множество случаев из жизни, с барьерами в памяти при проявлении «биоэффекта погибели», где молекулы ДНК и сознание гибнущего мозга одного живого гибнущего существа способны передавать информацию ДНК и мозгу другому бодрствующему живому существу. Морфогенетические и физиологические аспекты «биоэффекта погибели» потрясли сознание не только Ивана Николаевича и Владислава Антоновича, но и несчастного Олега Боисовича, который ради приближения к тайне «печати Бога» на папиллярных рисунках пальцев и линий на ладонях так и не написанной докторской диссертации расплатился жизнью не тривиального, а независимого эффективного исследователя.
Есть звенящий нерв истории и генетическая наследственная цепь поколений сквозь времена и пространства для живого человека-творца, его пытливого независимого разума, когда умирающий, гибнущий человек никогда не смирится с «напрасной смертью», потому что всегда надеется на спасение, пусть при затухающем сознании, потому что хочет напомнить о себе близким и дальним людям земной судьбины – творите жизнь, а не смертью мучайте близких и дальних.
С общими и различными генами разных людей есть ощущение общей судьбины и жизни, глубинной связи людей, сближенных волей природы, обстоятельствами пространства и времени. Причем «биоэффект погибели» не только потрясает человека, как в случае профессора Ивана Николаевича, но и дает возможность неожиданно вспомнить уколом в мозг о близких когда-то, уходящих в небытие людей. Чувствовал Иван Николаевич уход из жизни через этот «биоэффект» и деда, и дяди, и отца, и мамы… И уход героев этого отчасти драматического повествования: Дмитрия Александровича, и Владимира Андреевича, и Камиля Магомедовича, и Олега Михайловича, и Александра Сергеевича, и Всеволода Сергеевича, и Николая Васильевича, и Андрея Дарьевича, и Владислава Антоновича, и многих других замечательных людей, не вошедших в контекст мистического детектива.