чка
4.1.
За ночь небо вновь затянуло тучами, перед рассветом зарядил дождь. После солнечного дня погода казалась особенно унылой, и настроение у моих гостей не задалось с самого утра. Эмиль курил трубку и жаловался Ларсу на ломоту в суставах, тот вежливо слушал, но при виде меня украдкой состроил скучающую гримасу.
Ханна и вовсе спустилась к завтраку с опозданием, оправдываясь потерей аппетита. В ее случае это означало, что завтрак будет состоять из пары чашек кофе и папироски – актриса строго ограничивала себя в еде, берегла фигуру.
Когда в холле появился Евгений, моим первым желанием было скрыться в кабинете, чтобы не видеть его и не говорить с ним. Увы, я не могла себе позволить подобных выходок, потому подчеркнуто вежливо поприветствовала его, не поднимая глаз.
Было неописуемо стыдно за то, что сорвалась накануне, и не хотелось подавать ложных надежд. К моему облегчению, он держался как обычно, не задавал лишних вопросов и не оказывал мне больше внимания, чем раньше. Но все же его присутствие тяготило.
Внезапно выручил Ларс. Он предложил Евгению поработать на свое ведомство, заявив, что уже послал запрос начальству, и сегодня должны доставить бумаги.
– Вам не придется делать ничего особенного, – уверял Ларс. – Просто занимайтесь своими фотографиями, вы же все одно собирались делать снимки Сёлванда и окрестностей. Но некоторые из ваших карточек я буду брать для отчета, а иногда просить вас сфотографировать что-то определенное.
– Звучит неплохо, но мне нужно подумать. Уточнить детали, – Евгений выглядел немного растерянным. Еще бы, такого никто из нас не ожидал. – Но почему вы сначала отправили письмо, а потом меня спросили?
– Полно вам, это всего лишь формальность. Письма сюда не всегда приходят в срок, к тому же я хотел дать вам время осмотреться. Соглашайтесь, деньги лишними не будут, а наше ведомство на расходах не экономит. Или вам неприятно мое общество?
– Что вы, я буду только рад побеседовать с вами, – возразил Евгений. – Но все же хотелось бы обсудить подробности после завтрака. Вряд ли они интересны всем присутствующим.
Эмиль возразил, что дела подождут – по случаю проливного дождя все утро планировали провести за бриджем. Ханна согласилась с ним, уверяя, что новичку игра непременно понравится, и она лично будет его учить.
– Вот увидите, через недельку-другую вы сможете с легкостью обыграть Ларса, – пообещала она. – Соглашайтесь! Тем более, Уна собралась в город, и вы просто обязаны ее заменить.
Перед таким напором вряд ли бы кто устоял, и Евгению пришлось смириться. Он робко предложил было меня проводить, но я ответила категоричным отказом.
– Я иду по делам и вряд ли смогу уделить вам должное внимание. В самом деле, замените меня. Если, конечно, у вас нет других планов на утро.
Однако я зря надеялась ускользнуть и не сталкиваться с ним чаще необходимого. Евгений поймал меня прямо на крыльце, застав наедине.
– Постойте! Выслушайте меня, это ненадолго, – сказал он, преграждая дорогу. Я потеряла дар речи от такого нахальства и не успела возразить. – Я не хочу, чтобы вы меня избегали. Но делать вид, будто ничего не произошло, тоже не намерен. Наш вчерашний разговор…
– Окончен, – отрезала я, придя в себя.
– Нет! – возразил он резко. – Он только начат. Мне многое надо вам сказать и о многом спросить, а у меня, увы, слишком мало времени.
– Вы правы, у вас нет времени на разговоры – вас ждут, – я застегнула плащ и накинула капюшон. – А что касается остального… Ни к чему это все, вы только зря растревожитесь, что совершенно недопустимо. На Ту Сторону нужно идти в спокойном состоянии духа.
– Неужели вы решились отвести меня туда?
– Да. За эти дни я узнала вас достаточно. Можем отправиться в любой подходящий день, хоть завтра. Скажите, как будете готовы, и я расскажу подробности. А теперь прошу простить, у меня дела.
Не дав ему опомниться, я сбежала с крыльца и быстрым шагом пошла прочь. Возможно, стоило бы подождать, но мне хотелось покончить с этим. Он все равно уйдет, и чем скорее, тем лучше.
Пока шла к городу, я все думала, не зря ли пообещала это. Вдруг он действительно попросится идти завтра же и прямо сейчас собирается в путь. Придется идти, а я сама не уверена, что готова. Но он еще может испугаться и попросить отсрочки – все они горят желанием попасть на Ту Сторону до того момента, как настает время отправляться туда. Или день окажется неподходящим, да мало ли, что может произойти!
– Госпожа Соммер! Меня хозяин за вами послали, к вам новые постояльцы прибывши, сейчас у нас изволят обедать и вас ждут! – скороговоркой прокричал осипший, разбойничий детский голос.
Откуда-то из-за кустов наперерез мне выскочил Бо, мальчишка лет десяти, служивший у хозяина единственного в Сёлванде ресторана. Остановился, тяжело дыша и уперевшись руками в острые коленки, одна из которых выглядывала из свежей прорехи в штанах. Щеку его украшала длинная царапина, а торчащее среди нечесаных грязно-русых вихров ухо налилось алым, как маков цвет.
– Идемте, они поторопиться просили, господин такой солидный, не меньше, чем генерал!
– Так торопился, что по дороге подраться успел? – насмешливо спросила я.
Этот паренек был тот еще шельмец, и владельцу ресторана, взявшего сироту на воспитание, не раз приходилось расплачиваться за разбитые стекла и ворованные яблоки. Маленький разбойник после этих трат пару дней не мог нормально сидеть, но едва следы от розги заживали, как он снова пускался во все тяжкие.
– А? Кто подрался? Я не дрался! – ответил он. – Это я через забор, путь срезать. Госпожа, давайте пойдемте, а то с меня три шкуры обещали спустить, если немедля вас не приведу.
– Хорошо, веди. Не хочу, чтобы по моей вине тебя в очередной раз выпороли. Посмотрим, что там за важная птица, которой не к лицу добираться до гостиницы самостоятельно.
Обычно те, кто посещал ресторан засветло, предпочитали сиживать на веранде, где листья винограда давали тень в солнечные дни, а в дождь одуряюще пахло скошенной травой, душистым табаком и розами.
Но таинственный гость предпочел остаться в душном полутемном зале. Бо шепнул, что сырость господину не по нраву. Подумав, что тяжело тогда ему здесь придется, я зашла внутрь и осмотрелась.
Прибывший с почтовым дилижансом посетитель выглядел солидно, Бо нисколько не преувеличил. И даже не из-за внешности, коей природа его не обделила – он был высок, обладал здоровой, сытой, приятной полнотой, роскошной бородой и бакенбардами. Весь его вид: осанка, жесты, манера держать себя – говорил о привычке к власти. С первого взгляда я смогла понять, что передо мной высокий чин.
Вместе с “генералом” обедала девочка. Наверняка родственница или хотя бы воспитанница, ведь такие господа абы кого с собой за стол не посадят. На вид ей было лет тринадцать. Румяная, с яркими губами и каштановыми локонами, одетая в розовое платье с оборками и шляпку, она походила на дорогую куклу. Но было что-то в ней нездоровое, неправильное. Я это даже не увидела, а почувствовала.
– Уна, дорогая, спасибо, что откликнулись так скоро, – зашептал господин Тофт, владелец ресторана и один из старожилов Сёлванда. – Видите моего посетителя? Это его превосходительство губернатор Нодеборга с дочкой. Он инкогнито, но вы должны понимать…
В этот момент губернатор перестал жевать и повернулся в нашу сторону. Словно передразнивая его, девочка тоже развернула голову, но, в отличие от отца, взиравшего на нас снисходительно, она никуда конкретно не смотрела. Будто вокруг нее была пустота, где не на чем остановиться взгляду.
– А вот и госпожа Соммер, ваше превосходительство! – ведя меня к важному посетителю и услужливо кланяясь на ходу, пропел господин Тофт. – Наша очаровательная хозяйка гостиницы.
– Эйнар Йессен к вашим услугам, – представился тот и посмотрел на нас недовольно. – А это Фрида, моя младшая дочь. И я еще раз предупреждаю: никаких чинов и званий. Я здесь как частное лицо.
– Как вам будет угодно, – отозвалась я, с трудом удерживаясь, чтобы не глазеть на девочку.
Фрида сидела напротив, и по ее лицу блуждало все то же равнодушно-умиротворенное выражение. Казалось, она была погружена в приятные грезы, и мы все привлекали ее внимание только если делали резкий жест или громко заговаривали. От нее просто веяло безумием, до той степени, когда присутствие душевнобольного ощущается не как близость человека, но чуждого, непонятного существа.
С некоторым усилием заставив себя отвести от нее взгляд, я подумала, что в этот раз спор о причине, приведшей нового гостя в Сёлванд, не состоится. Слишком она очевидна. Увы, не существовало чуда, способного помочь Фриде: можно вылечить болезнь, когда что-то в организме разрушилось или износилось, но вернуть то, чего не было изначально, невозможно.
– Мне необходим номер с двумя спальнями, желательно с большой ванной, – господин Йессен не стал тратить время на светскую беседу и приступил к распоряжениям. – У вас же имеются ванны в комнатах? К условиям я не требователен, но Фриде нужна собственная горничная, опытная и не болтливая. После обеда я буду ждать претенденток.
Пока он говорил, господин Тофт держал спину полусогнутой и приговаривал, что все будет исполнено. Мне показалось, будто он соскучился по важным господам, которым можно прислуживать. Наверное, в старые времена он получал неплохие чаевые за свою обходительность.
– Времени у нас немного, и я бы предпочел договориться с проводником сегодня же, – продолжал вещать его превосходительство. – Я понимаю, что здесь свои порядки, и не требую выйти в путь сей же час, но не мешало бы определиться с распорядком.
И этот туда же. Хозяин ресторана молча уставился на меня, ожидая ответа. Следом за ним губернатор тоже перевел на меня взгляд, и, не услышав обещания немедленно все исполнить, удивленно приподнял бровь. Но прежде, чем я успела что-то ответить, из кухни донесся грохот и звон – наверное официант уронил поднос с посудой.
Шум встревожил Фриду, до этого безучастно смотревшую в пространство перед собою. Кукольное личико скривилось в страдальческой гримасе, руки сжались в кулаки. Качнувшись вперед, она закричала. Громко, надрывно, долго – пока хватило воздуха, потом вдохнула и закричала снова. Отец подхватился, вскочил с места, склонился над ней, пытаясь успокоить, а она все кричала и раскачивалась, словно и не замечая его.
Казалось, это длилось очень долго: воющая больная, губернатор, с лица которого сошло высокомерное выражение, уступив место скорби и усталости, господин Тофт, бестолково суетившийся вокруг них. Пока в зал не заглянул Бо, привлеченный шумом.
Пару минут он с нескрываемым любопытством наблюдал за этой картиной, потом почесал затылок, порылся в карманах и достал оттуда яркую жестянку, моток шпагата и зеленое яблоко. Веревку и коробочку сунул обратно, яблоко протер о штанину и подошел к Фриде.
– Это тебе, угощайся, – сказал он, протягивая ей гостинец. – Меня зовут Бо, я из местных. А ты откуда?
Господин Тофт рванулся было к своему горе-работнику, как вдруг припадок Фриды закончился так же резко, как и начался. Она замерла, потом быстро выхватила яблоко из грязной мальчишечьей руки и с хрустом откусила кусок. Господин Йессен поморщился, но не стал отбирать у дочери сомнительный гостинец.
Я живо вообразила, как теперь будут проходить наши обеды, и вздохнула украдкой. Покою и уюту пришел конец.
4.2.
Пока гости доедали десерт, шустрый Бо, вдохновленный обещанными чаевыми, сбегал за носильщиком для их багажа. Подозреваю, заодно он успел разнести сплетни о "генерале” и его дочке по всему городу, добавив от себя красочных подробностей.
Когда мы прибыли в гостиницу (к счастью, его превосходительство пожелали совершить прогулку после обеда, пока вновь не разразился дождь), нас уже с нетерпением ожидали. Весь немногочисленный персонал нашел срочные дела в саду, на веранде или в холле. Постояльцы сидели в эркере и играли в бридж, посматривая в окно с нескрываемым интересом. Но самое удивительное, что две девушки, претендующие на должность горничной для юной госпожи, тоже успели явиться, каким-то образом нас опередив.
Оказалось, что Эмиль имел с губернатором непродолжительное знакомство, но проявил сдержанность и не выдал его инкогнито. Остальные, возможно, догадались, что посетитель непростой, но из воспитанности не стали задавать неуместных вопросов.
А вот к девочке отнеслись по-разному. Ханна немедленно принялась восхищаться красотой ребенка, нисколько не смущаясь ее явным психическим заболеванием. Невероятно, но за несколько минут знакомства актрисе удалось даже вызвать улыбку Фриды, до тех пор и взгляда ни на ком из нас не задержавшей.
– Прелестное дитя! – воскликнула Ханна, когда Бриджит, наша вторая горничная, увела господина Йессена и Фриду в их номер. Обе девушки тоже были приглашены, чтобы одна из них могла немедленно перейти в распоряжение новой хозяйки. – Она так трогательно мила, бедняжка…
– Возможно, внешне она и впрямь очаровательна, но, признаться, у меня от одного ее присутствия мурашки по коже. Я вижу ее впервые, но кое-что слышал об этом уважаемом семействе. Печальная история, младшая дочь безумна с самого рождения, – тихо, чтобы слуги не смогли подслушать, рассказал Эмиль.
– Не могу с вами не согласиться, – задумчиво произнес Ларс, наблюдая, как за окном Фредерик подстригает живую изгородь. – Со стороны ее отца весьма легкомысленный поступок привезти сюда ребенка, который совершенно… не в состоянии контролировать собственный рассудок.
– Ну что вы, господа. Я очень сильно сомневаюсь, что Фриде поможет целительное воздействие Той Стороны и вообще есть нечто, способное ей помочь, но вряд ли от ее пребывания здесь будет какой-то вред, – возразила я. – Она немного странная, но абсолютно безобидна, уж поверьте. В чем-чем, а в людях я разбираюсь неплохо.
– В любом случае, отказаться от ее общества мы не в силах, не так ли? – спросил Ларс и покосился на Эмиля. Тот отрицательно покачал головой и закатил глаза, показывая, что гость – особа высокопоставленная, и свое недовольство открыто лучше не проявлять.
– Город их пустил, – произнесла я уверенно. – Значит, они пробудут здесь столько времени, сколько необходимо. Нам стоило бы попытаться поддерживать добрые отношения, нет смысла развязывать ссору. Что касается девочки, я приложу все усилия, чтобы и ей, и вам было спокойно и удобно.
Ханна заверила, что с радостью поможет занять Фриду. Оказывается, у нее самой была дочь примерно того же возраста. Образ жизни актрисы не позволял много времени уделять ребенку, и девочка воспитывалась в закрытом пансионе, видя мать несколько раз в году.
– Кстати, я давно хотел спросить, – обратился ко мне Евгений, когда закончили обсуждать несчастную больную. – Как именно город не пускает кого-то? Рассказывали всякое, ходят даже слухи, будто нежелательных гостей ждет неминуемая смерть, но мне кажется, что они немного преувеличены.
– Отчего же, бывали случаи, – ответил за меня Ларс. Впрочем, ему предмет разговора был знаком не понаслышке. – Самые настойчивые пытались пробиться вопреки всему, и дело кончалось плачевно. Что касается воздействия зараженной зоны… Все начинается с резкого недомогания. Чаще всего, сильная головная боль, иногда неудержимая тошнота. У тех, кто не остановился, наступают судороги, боли в сердце, приступы паники, идет кровь из носа и ушей. В конце концов, человек теряет сознание и приходит в себя лишь на достаточном расстоянии от заражения. Или не приходит вообще, если вовремя не вытащили.
– Получается, вы… – начал было Евгений, но договорить не успел.
В холл вошла Бриджит и сообщила, что господин Йессен нанял горничную, одобрил предоставленный ему номер, велел разжечь камин и позвать меня. Пришлось оставить разговор и последовать за нею. Пары часов знакомства хватило, чтобы понять – губернатор ждать не любит.
Он принял меня в гостиной у камина, возле которого уже возился Фредерик. На низком столике стояли вино, два бокала и ваза с фруктами. Фриды не было видно, должно быть, отдыхала в своей комнате. Или просто сидела и безучастно глядела в пространство.
Стараясь выбросить из головы мысли о ней, я расположилась в кресле напротив. Бриджит наполнила бокалы и удалилась. Господин Йессен достал золотой портсигар с монограммой, предложил мне папиросу, и, когда я отказалась, спросил позволения закурить.
– Вы кажетесь весьма неглупой дамой, госпожа Соммер, и наверняка догадываетесь, о чем я намерен говорить, – сказал он и выпустил струйку дыма. – Не стану тратить свое и ваше время, на пустопорожнюю болтовню, надеюсь, вы не возражаете, если мы перейдем непосредственно к делу?
Я не возражала. Более того, была готова к этому разговору, даже успела продумать некоторые аргументы, способные его убедить. Что, если речь идет о целительных свойствах Той Стороны, переходить реку вовсе не обязательно. Что для похода туда нужна тщательная подготовка и определенная стойкость духа. Что нужно выбрать удачный день, но…
К той просьбе, с которой он ко мне обратился, я готова не была. Хотя по здравому разумению господин Йессен рассудил верно: исцелить его дочь невозможно.
– Если вы действительно навели обо мне справки, то наверное знаете – я давно не вожу никого на Аскестен, – проговорила я тоном, не допускающим возражений. – Слишком опасно. К тому же может статься, что желаемого вы так и не получите. Об этом вам тоже наверняка говорили.
Он нахмурился и ответил, что знает об этом и даже большем, но намерен попасть на вершину чего бы это ни стоило, со мной или без меня.
– А по поводу неудачи… Я знаю: для того, чтобы магия исполнила просьбу, нужно отдать нечто, соизмеримое по ценности. Те, у кого не вышло, просто-напросто продешевили, – он сузил глаза, на скулах напряглись желваки. – Я же собираюсь заплатить достаточную цену. И с вами тоже расплачусь в полной мере. Просто назовите свои условия, торговаться не стану. Я прошу вас, госпожа Соммер. Умоляю. Отведите меня туда.
Мы говорили еще долго. Я пыталась объяснить, насколько капризна и опасна Та Сторона и как призрачен шанс на чудо. Он отвечал, что другой надежды не осталось. Я пыталась тянуть время, предлагая пожить здесь немного и осмотреться. Он возразил, что времени у него не осталось, и дорог буквально каждый час.
И тут я совершенно растерялась. Фрида выглядела здоровой физически, а душевный недуг был у нее с детства. Тогда откуда такая срочность?
– Потому что проблема вовсе не у нее, – признался он нехотя и поспешно добавил: – Это все, что вам следует знать.
– На таких условиях на Ту Сторону не водят. Никто не согласится идти с попутчиком, не зная о его намерениях всего, вплоть до мелочей. И дело не в деньгах, подобная легкомысленность может стоить жизни. – Я отпила вина и посмотрела на него строго. – Либо вы откровенно рассказываете обо всем, либо этот разговор окончен.
Долгие несколько минут он смотрел на меня тяжелым взглядом, потом понял, что выхода нет, и поведал о своей беде. Несчастную Фриду никто не собирался исцелять. Она и была жертвой, предназначенной Той Стороне, и даже не имела возможности осознать это.
Всего у четы Йессенов было две дочери. Фрида, младшая, родилась больной, забрав здоровье своей матери и лишив ее возможности иметь детей в будущем. Зато старшая словно получила дары природы за двоих. Девушка выросла красивой, умной, с живым покладистым характером, и родители души в ней не чаяли, баловали и нежили, не отказывая ни в малейшей прихоти.
Ее ждало прекрасное будущее: удачное замужество, выходы в свет, роскошь и все, чего только могла пожелать девица ее возраста. Но несчастный случай на охоте перечеркнул все. Сестра Фриды лежала разбитая, с переломанной спиной, неспособная шевельнуть и пальцем, и каждый ее день мог стать последним.
– Я выписал лучших врачей, – закончил свой рассказ губернатор, – Но все они лишь руками разводят. Спасти ее способно только чудо, но если будем медлить, то все окажется бесполезным.
– То есть вы хотите сказать, что приехали выменять одну дочь на другую? Готовы рисковать девочкой, даже точно не зная, получится ли? – я невольно отодвинулась в угол своего кресла. – И думаете, будто я стану вам в этом помогать?
– Вы не хуже меня знаете, что никто не попадает сюда просто так, – ледяным тоном ответил он. – Поверьте, я иду на этот шаг осознанно, сообразуясь с доводами рассудка, а не с эмоциями. Вам жаль Фриду? Так знайте же, ваши чувства не стоят и десятой доли того, что испытываю я. Вы не вправе судить. Никто не вправе.
– Но я вправе отказать вам! – взвилась я. – Это совершеннейшее безумие!
– Идите к себе, Уна, – велел губернатор, немного смягчившись. – Идите и подумайте хорошенько. Я дам вам срок до завтрашнего дня, и советую принимать решение на холодную голову. Фрида… у нее нет ни единого шанса на нормальную жизнь. Никогда не будет. Вы должны учесть это.
Я бросилась вон, даже не простившись. Было противно находиться с этим человеком, нет, с этим чудовищем в одной комнате. Боковым ходом прокралась в свой кабинет, чтобы не встретить никого по дороге, и заперла дверь.
Сидя за столом, я перебирала какие-то счета, не в силах сосредоточить на них внимания. Перед внутренним взором против воли появлялось хорошенькое личико Фриды с пустыми, как у куклы, глазами. Безмятежное выражение его сменялось на тревожную гримасу, и она кричала, как тогда, за обедом…
Человек, которого я водила на вершину Аскестена последним, тоже кричал. Срывая голос, держась за голову с такой силой, будто та лопнет, если разжать руки. Потом бросился бежать, пока не достиг обрыва и не спрыгнул вниз. Гора не приняла его подарка. Больше я туда не поднималась.
Но все же… В чем-то господин Йессен прав. Они смогли добраться до Сёлванда, значит, должны быть здесь. Это закон, негласное правило, о котором, тем не менее, знал каждый из нас. Но значило ли это, что я обязана ему помогать?
Я в бессилии закрыла лицо руками. Как же сейчас не хватало совета кого-то, кто мудрее и опытнее меня!
– Мама, как жаль, что ты далеко, – проговорила я, глядя на ее фото. – Кажется, за все минувшие годы я так и не научилась справляться сама.
4.3.
Утром следующего дня я встретилась с господином Йессеном, чтобы отказать в его просьбе. Настраиваясь на то, что он вновь начнет спорить, уговаривать, умолять, я была, возможно, чересчур резка с ним. Но губернатор словно и не заметил этого. Впрочем, просить еще раз тоже не стал; я догадалась – ему и вчерашние мольбы дались тяжело, ведь он привык приказывать.
Выслушав меня, он кивнул и даже попросил прощения за беспокойство, однако лицо его при этом выражало разочарование. Он сообщил, что с Фридой остается горничная, а сам он отправляется в город, где и пообедает, намереваясь возвратиться только вечером.
– Постараюсь успеть к ужину, но ждать меня не нужно, – велел он и отбыл немедленно, даже не выкурив сигару с Эмилем и Ханной.
Проводив его, я подумала, что сегодня дождь непременно будет, наверное, начнет моросить ближе к обеду, а я забыла предложить губернатору зонт. Окликнуть? Но он отошел довольно далеко, к тому же меня тяготила необходимость с ним говорить. Я вернулась в холл и отправила Аманду, которая дежурила сегодня, догонять его.
Оставшись одна, я выглянула в окно. Все постояльцы решили провести утро на воздухе. Ханна вместе с Фридой и ее служанкой срезали розы в саду. Актриса составляла букет, а несчастная дурочка откусила от цветка, который ей вручили, лепесток и жевала с удивленным видом.
Горничная ахнула, попыталась отнять у девушки розу, но та не отдавала. Дело кончилось бы плачем, если бы не Ханна: она выхватила один цветок из букета и вставила в свою прическу. Фрида, словно обезьянка, тотчас же повторила за ней.
Наблюдая за этой трогательной сценой, я все больше понимала, что не смогу позволить отвести несчастного ребенка на верную гибель. Даже если Та Сторона пропустила ее в Сёлванд ради жертвы – сделаю все, что в моих силах, чтобы девочка осталась жива…
Заметив поодаль движение, я повернулась и увидела, что Евгений фотографировал девушек. Господин Йессен наверняка разозлится, если узнает, и стоило бы предупредить об этом.
– Уна, дорогуша, вы читали сегодняшнюю прессу? – воскликнул Эмиль, стоило мне выйти. – Еще нет? А зря, взгляните, какая любопытная статейка!
Я взяла со стола газету, пробежала глазами передовицу, на которой не было ничего примечательного. Главная новость, сообщавшая о встрече августейшего государя с дипломатической миссией из какой-то варварской страны, несколько броских заголовков о происшествиях в столице…
– Нет-нет, посмотрите третью страницу, аккурат между рекламой помады и заметкой о гастролях какой-то певички. Как вам это нравится?
В колонке, озаглавленной "Заражение природы или заражение души?” некто Каспар Бонде, проф. богословия и философии, рассуждал о сути очагов появления магии. Правда, слова “магия” он упорно избегал, заменяя его на такие эпитеты, как “заражение”, “скверна”, “искажение” или “порча” – речь проф. Бонде вообще была затейливой и красочной.
Если не принимать во внимание тезисы о богопротивной и оккультной природе “скверны”, а также пересказ ужасающих случаев, произошедших на “испоганенной земле” (львиная доля которых была неподтвержденными слухами), то статья не сообщала ничего нового.
Автор призывал бороться с описываемым явлением. Грозил всем, кто ищет “противоестественной” помощи, тяжкими недугами, безумием и карами небесными. Предлагал силами властей остановить поток желающих приблизиться к источникам. Выражал надежду, что наши доблестные военные и полиция вот-вот найдут способ прекратить распространение заражения раз и навсегда…
– Здесь совершенно нечего обсуждать, – сказала я, закончив чтение. – Очередное умозаключение газетного писаки, не то что не видевшего лично, а даже не знакомого с теми, кто видел Ту Сторону и другие места. Я решительно не понимаю, что вызвало между вами столь оживленный спор, господа!
– А вот наш Ларс согласен с некоторыми его измышлениями!
– Неужели вы стали приверженцем оккультизма? – спросила я с улыбкой.
– Как вы могли обо мне такое подумать! – наигранно возмутился Ларс. – И вообще, вы совершенно правы – мы чересчур увлеклись обсуждением этой, с позволения сказать, писульки. Господин Фогг, стоит ли втягивать в него еще и Уну? Тем более, ее отношение к подобным статейкам нам всем прекрасно известно.
В этот момент подошел Евгений и попросил разрешения присоединиться. Все же я сумела отвлечь его от фотографий, пусть и не успела ничего объяснить. Пока ему рассказывали о предмете спора, я мысленно отметила, что надо бы все же поговорить позже, наедине.
– Священники во всех мирах одинаковы, – сказал он наконец. – Все, что не вписывается в их проповеди, назовут скверной и дьявольскими кознями.
– Вы чертовски правы, мой друг! – отозвался Ларс со смехом. – Кстати о скверне: могу я посмотреть ваши сегодняшние снимки?
– И все же вы называете ее скверной, – вмешалась я. – Получается, в чем-то вы согласны со статьей?
– Ну, если вы действительно желаете услышать мое мнение… – он пожал плечами, изображая равнодушие, но мельком взглянул на меня с опаской. Ожидал, что вновь не совладаю с эмоциями? – Я действительно согласен, но лишь в том, что касается более тщательного изучения и проверки, а также строгого ограничения въезда на зараженные территории.
– Как я понял, территории сами прекрасно с этим справляются, – заметил Евгений.
– Не вижу в этом ничего прекрасного, – ответил Ларс и нахмурился. – Взять, например, мой случай. Или ваш, что еще хуже – я хотя бы приехал по доброй воле… Нет, я все-таки решительно поддерживаю сторонников запрета посещений и самых строгих мер. Простите, господин Фогг, но вы сейчас рассуждаете с позиции личного интереса, я же учитываю благо общества в целом.
– Рассказали бы вы об этом благе тем, кто здесь спасение от смертельных болезней ищет! – фыркнул Эмиль. – Или вот, к примеру, господин Йессен – полагаю, ему сейчас нет никакого дела до блага общества!
Я про себя добавила, что упомянутому господину даже до собственного дитя дела нет, и уж он-то явно не пример для подражания, но вслух, разумеется, этого говорить не стала.
– А что по поводу нас? – спросила, пристально глядя на Ларса. – Допустим, территорию вы закроете, с заражением начнете бороться, а что станет с жителями Сёлванда?
Косясь на меня с подозрением, он молчал. Возникла напряженная пауза, из тех, что в один миг сменяются яростным спором или даже ссорой. Эмиль не позволил ей затянуться и снисходительно проговорил, что Ларс еще молод и не в полной мере расстался с юношеской горячностью, но, к счастью, решения государственного масштаба принимаются более разумными господами.
– Осторожнее, Ларс, – добавил он. – Одно неверное слово – и в следующий раз Уна разобьет не вазу. И будет права.
– Я знаю о вашей странной привязанности к зараженным землям, не сказать, что любви, – произнес Ларс, обращаясь ко мне. – Но все никак не могу понять, почему…
– Не нужно, прошу, – перебила я. – Мы ведь с вами все уже обсудили. Лучше скажите, неужели и вправду власти готовятся пойти на крайние меры?
– Вряд ли. Слишком много высокопоставленных противников, – с видимым сожалением ответил он. – Поэтому и пишутся вот такие статейки – попытки вызвать в народе панику и волнения.
– И каковы успехи? – спросил Евгений. – Как я вижу, пока что народ не особенно поддается пропаганде.
– Не все сразу, – процедил Ларс сквозь зубы. – Впрочем, наша беседа порядком затянулась. К тому же, сюда идут Ханна и девочка. Почему бы не предложить им чаю? Уна, у вас наверняка есть какие-нибудь сладости…
Я предложила переместиться в холл, чтобы Фрида не подхватила простуду от сырости, и ушла первой – дать распоряжения на кухне. Когда я вернулась, мужчины пили бренди и обсуждали новости столицы, а Ханна пела малышке комические куплеты. Евгений то и дело посматривал на них, улыбаясь.
День прошел мирно и спокойно. Вопреки опасениям Ларса, Фрида действительно не доставляла ни малейших хлопот. Она либо безропотно играла роль живой куклы для Ханны, либо сидела в уголке, все так же глядя в пространство, либо отдыхала в своей комнате, тихая, как мышь.
Персонал предупредили, и все старались, чтобы ничто ее не волновало и не пугало. Девочка провела весь день в равнодушном покое, лишь улыбалась иногда неведомо чему. Но к вечеру возвратился ее отец, и идиллия закончилась.
Коротко поприветствовав нас, он сослался на усталость и сообщил, что ужинать они с Фридой будут у себя. Выглядел он и впрямь измученным, даже изможденным, будто весь день занимался тяжелым физическим трудом. Взял под руку дочь, пожелал нам приятного вечера и велел не беспокоить.
– Странный он все-таки, – проговорил Евгений, проводив господина Йессена задумчивым взглядом. – Конечно, не мне судить, как должен вести себя кто-либо в таком трудном положении, но все же… Словно он за что-то зол на нас.
– К слову, я бы хотела кое-что обсудить с вами касаемо новых гостей. Ханна, господа, не возражаете, если мы вас покинем на несколько минут?
Ханна попросила не опаздывать к ужину, чрезмерно увлекшись беседой. В глазах ее при этом играли лукавые огоньки. Неужели подумала, будто я просто ищу повод остаться с ним наедине? Моя симпатия к этому мужчине стала заметна окружающим?
– Мы расположимся в холле, или предпочтете говорить в вашем кабинете? – спросил тот, заставив мои щеки вспыхнуть.
– Зачем же в кабинете? Буквально несколько слов. Идемте.
Усевшись на диванах возле стойки портье, мы оказались достаточно далеко, чтобы разговор не донесся до посторонних ушей. Избегая подробностей, я объяснила, что господин Йессен – лицо высокопоставленное, о своем пребывании в Сёлванде распространяться не намерен и вряд ли одобрит, если он сам или его дочь попадут в объектив.
– Ах вот в чем причина! Тогда понятно, почему он сторонится нашего общества: из всей компании на равных с ним может говорить разве что господин Фогг. Или нет? – Видя, как я нахмурила брови, он замолчал и даже коснулся губ кончиками пальцев. – Простите, Уна. Обещаю, я изо всех сил постараюсь не доставлять вам лишних хлопот. Что касается снимков, я уничтожу их сразу после того, как увижу сам. Больше подобного не повторится.
– Благодарю за понимание, – ответила я, встретилась с ним глазами, да так и осталась смотреть, молча и растерянно.
Вдруг показалось, что вот сейчас он и напомнит о моем обещании. Скажет, что готов идти, попросит проводить его на Ту Сторону. Возможно, найдет там лазейку в свой родной мир, иначе зачем он здесь? А я вернусь в этот дом одна, и все станет как прежде.
– Помните, я обещал вам цветной портрет? – спросил Евгений, скользнул взглядом по моим волосам, собранным в косу и перекинутым через плечо, и вновь посмотрел в глаза. – Вы забыли! Хотите, сделаю его завтра утром?
– Конечно! – воскликнула я, ощутив неимоверное облегчение. – Назовите время, когда вам будет удобно, а я подготовлю свое самое красивое платье!
– Вы красивы в любых платьях, – он улыбнулся, поднялся и подал мне руку. – Идемте, а то Ханна уже устала коситься на нас.
За ужином я почти не поддерживала разговор, в воображении перебирая свой гардероб и гадая, в каком наряде смогу понравиться Евгению. В последний раз подобные хлопоты занимали меня так давно, что я успела позабыть, как это приятно.
Весь вечер я возвращалась к этим мыслям, решив хотя бы ненадолго позволить себе такую вольность – за последние дни приходилось слишком часто думать о плохом.
Увы, ожиданиям не суждено было сбыться. Перед рассветом разразилась гроза, одна из самых сильных на моей памяти.