Майкл не стал брать воду, он зашагал к смотровым, направляясь прямо ко второй с конца. Его мама лежала на столе для осмотра, из-под ее свитера тянулись провода для ЭКГ. Медсестра распечатала данные с прибора, сделала пометки в карте, и Майкл помог маме снять сенсоры с груди.
– Ну как, выглядит неплохо? – спросил он, садясь на стул.
– Скоро придет доктор и все вам скажет. – Медсестра улыбнулась, собрала бумаги и оборудование и вышла из смотровой.
– Наверняка хорошие новости. – Мама расправила сиреневый кашемировый свитер, в кои-то веки сочетающийся с ее белыми брюками. – Mẹ чувствует себя хорошо.
Майклу казалось, что для одного дня слишком много хороших новостей, но на щеках у мамы и правда играл румянец, а мешки под глазами были не такими большими.
– Ты еще поправилась? – спросил он.
– На три фунта.
Напряжение Майкла слегка поубавилось.
– Отлично.
– Перестань волноваться и доверься Mẹ.
В дверь постучали, и в кабинет вошла мамина врач, пышная фигуристая женщина с песочного цвета волосами до плеч. То, как она держалась, сразу успокаивало.
– Итак, хорошие новости. Знаю, Майкл, я снова вас шокировала. Вашей маме и правда лучше, – сказала она со смехом, и только потом переключила внимание на его мать. – Судя по последним исследованиям, состояние стабильное, и мы с вами будем продолжать их проводить. Дозировку препаратов оставим прежней, кровь на анализ ежемесячно. Разумеется, если почувствуете ухудшения, обращайтесь незамедлительно, но думаю, это маловероятно.
– Скажите моему сыну, что мне можно работать и побольше. Он и его сестры пытаются запереть меня дома.
Доктор Хеннинген посмотрела на него с понимающей улыбкой.
– Если ей хочется работать, не мешайте ей, Майкл. Деятельность полезна для здоровья, как физическая, так и умственная.
Майкл скрестил руки на груди.
– Может, ей лучше начать ходить на свидания, а не на работу?
– О, нет-нет-нет-нет-нет. Хватит с меня мужчин. – Эмоционально жестикулируя, мама покачала головой. – Хватит.
Врач приподняла брови, обдумывая сказанное.
– Он прав. Вы могли бы начать ходить на свидания, Анх. Развеялись бы.
Мама Майкла бросила на сына испепеляющий взгляд, и он не смог удержаться от смеха.
Вскоре после этого они вместе вышли из смотровой и подошли к стойке регистратуры. Джанель встретила их теплой улыбкой, но мама Майкла лишь рассеянно махнула ей.
– Она в шоке? – спросила Джанель.
Мама Майкла нахмурилась.
– Он хочет, чтобы я нашла себе кавалера. Это я-то. Мне почти шестьдесят.
Джанель кивнула с важным видом.
– Истинной любви возраст не помеха.
– Ха. Я просто хочу работать. Деньги лучше мужчин. Хочу сумочку от «Hermиs».
– Что ж, возможно, теперь вы сможете себе это позволить, – сказала Джанель с широкой улыбкой.
Майкл поспешно отвел маму подальше, пока администраторша не принялась объяснять, почему они могут себе это позволить. Когда они садились в машину и выезжали с подземной парковки на залитую солнцем улицу, Майкл мечтал о том, чтобы можно было рассказать маме о программе, но тогда пришлось бы признаться во лжи о ее великолепной несуществующей медицинской страховке и о том, как он все это время оплачивал счета.
Одна только Стелла могла бы разделить с ним радость, но ее больше не было в его жизни. Нет, придется радоваться в одиночку.
Стелла закрыла лицо ладонями и методично перебирала в уме все свои недостатки, связанные с расстройством: чувствительность к звукам, запахам и текстурам, необходимость в последовательном повторении действий, неловкость в социальных ситуациях, склонность к одержимости.
За последнюю неделю она успешно поборола их все, кроме последних двух. Она не знала, как с ними справиться. Она могла слушать ужасную музыку за работой, брызгаться парфюмом, срезать кухонными ножницами французские швы на своей юбке, нарушать установленный ею же порядок действий, но не могла непринужденно общаться с людьми и не могла побороть одержимость, если любила.
Ее разум ходил по кругу снова и снова, пытаясь понять, как решить эту проблему. Стелла была не сильна в разговорах, но за долгие годы она добилась заметных улучшений. Если оставаться сосредоточенной и следить за словами, она может общаться с людьми, не заставляя их чувствовать себя некомфортно – в большинстве случаев. Оставалась одержимость.
Как люди не становятся одержимыми чем-то чудесным? Разве можно любить что-то в меру? Если уж быть реалисткой и не обманывать себя, то придется признать, что для нее это невозможно. Она не способна что-то делать вполсилы. Она уже пыталась с Майклом, и все закончилось жалкой неудачей. Значит ли это, что ей придется воздерживаться от того, что приносит ей удовольствие?
Стелла подумала, что сможет бросить фортепиано, фильмы о боевых искусствах и азиатские драмы. Но что насчет самой большой ее страсти?
Эконометрики?
Если она бросит работу, это будет самым важным знаком серьезности ее намерений. Работа занимала главное место в жизни Стеллы, и, если она уволится, то изменится все. Она действительно станет другим человеком.
Стелла положила очки на стол и накрыла глаза ладонью, абстрагируясь от данных на экране. Ее мозг был просто перегружен и не мог сфокусироваться. Раз уж она не справляется с работой, может, ей и правда лучше уволиться.
Может, ей стоит посвятить себя чему-то, приносящему более конкретную пользу обществу. Например, медицине. Она могла бы стать врачом, если бы постаралась. Физиологию и химию она не любила, но какая разница? Наверняка большинство врачей сосредоточены на конечном результате своей работы, а не на ежедневной реальности. По правде говоря, скучная работа подошла бы ей куда больше. Тогда не возникнет одержимости.
Вот и решение. Ей придется уволиться.
Негнущимися пальцами она с лихорадочной решимостью принялась печатать заявление на увольнение для начальства.
Дорогой Альберт,
Спасибо вам за последние пять лет. Работа в вашей команде принесла мне бесценный опыт. Я благодарна за возможность не только изучать увлекательные данные реального рынка, но и влиять на значимые изменения в экономике при помощи эконометрики. Однако я вынуждена уйти из-за
Из-за чего? Альберт не поймет ни одну из причин, что крутятся сейчас у нее в голове. Он экономист. Его заботит только экономика.
Если Стелла расскажет о своем аутизме, ему будет все равно. Это не влияет на ее эффективность в качестве эконометриста. Если уж на то пошло, ее всепоглощающая склонность оставаться сверхсосредоточенной на протяжении долгого времени, любовь к рутинным действиям и моделям поведения, ее чрезвычайно логичный ум, неспособный поддерживать простую беседу, делали ее еще более сильным эконометристом.
Как жаль, что из-за всего этого никто не способен ее полюбить.
В дверь осторожно постучали, и Стелла, сверившись с часами, обернулась и увидела, как в кабинет заходит Джейни. Точно вовремя. Она поспешно свернула окно с заявлением и встала, чтобы поприветствовать кандидатку на должность стажера.
Джейни улыбнулась, и, хоть губы ее и дрожали от волнения, эта улыбка так напомнила Стелле улыбку Майкла, что сердце сжалось.
Она запоздало пожала руку Джейни.
– Я так рада тебя видеть. Прошу, садись.
Джейни разгладила ладонями черный юбочный костюм и села. Она несколько секунд постукивала носочками туфель друг о друга, прежде чем скрестила лодыжки.
– Я тоже рада видеть тебя, Стелла.
В наступившей неловкой тишине Стелла рассеянно чесала шею. Открытые швы рубашки кусали кожу, словно муравьиные дорожки.
– Как дела? – спросила Стелла, пытаясь отвлечься от зуда.
– У меня? Ну, нормально. – Сегодня длинные волосы Джейни были распущены, и она убрала тмную прядь за ухо, глядя на свою кожаную папку с портфолио на столе у Стеллы. – А у Майкла не очень.
Грудь Стеллы стянуло, кожу лица защипало.
– О нет. Почему? Что случилось? Мама в порядке?
– С мамой все хорошо. Не волнуйся, – сказала Джейни, вскинув руки в успокаивающем жесте. – Ну, разве что расстроена из-за Майкла. Она хочет, чтобы он не приходил больше в магазин, а он упирается. Вдобавок ко всему, он в последнее время невыносим, постоянно ворчит и работает без остановки. Словно одержимый. Мы все волнуемся, и это уже порядком надоело.
– Я не… Не понимаю, почему он несчастлив. – Быть не может, чтобы он был несчастлив по той же причине, что и она. Чувство безысходности добавилось к раздражению на коже от открытых швов, и Стелле захотелось с криком сорвать с себя рубашку.
– Из-за тебя. Он по тебе скучает.
Стелла покачала головой. Невозможно. Ее самое сокровенное желание, произнесенное вслух, наполнило ее горечью вперемешку со злостью.
– Может, начнем собеседование? – Стелла взяла документы с практическими задачами и протянула Джейни.
Джейни взяла их, не глядя, и положила поверх своего портфолио.
– Почему вы расстались?
Потому что они никогда по-настоящему и не встречались, для начала. Потому что для него она была просто объектом благотворительности.
У Стеллы на глаза навернулись слезы, и она принялась копаться в ящике стола, яростно моргая. Спустя несколько рискованных секунд опасность расплакаться миновала. Она сглотнула, прочистила горло и сказала:
– Это не относится к собеседованию. Я дам тебе пять минут на изучение примеров, а потом мы поговорим.
– Думаю, поговорить надо вам с Майклом.
– У нас уже состоялся продолжительный разговор. – И Стелла не хотела его повторения. Если она еще раз услышит, что не соответствует его требованиям, то не выдержит.
– Что ж, – сказала Джейни. – Расставание явно не пошло вам обоим на пользу. Вам нужно поговорить снова.
Стелла потерла висок, почувствовала тяжелый запах парфюма, который она нанесла на запястье, и обед подступил к горлу, грозясь вырваться наружу. Она отдернула руку и стала дышать ртом.