– Почему?
– Потому что ребята вели себя не так, как ведут себя те, кто только что пережил настолько стрессовую ситуацию. Никаких слёз, никаких следов отчаяния. Наоборот, дети казались очень спокойными. Даже чересчур.
Васкес и санитары поднялись наверх, когда ребята уже спустились с карниза. Достаточно было беглого осмотра, чтобы установить, что со здоровьем у них всё в порядке. Проблема, по словам врача, была в их психическом состоянии. Поэтому он решил завести разговор издалека: задал несколько общих вопросов с целью завоевать доверие. Но разговор никак не хотел вставать на накатанные рельсы.
– Я спросил их, ощущают ли они грусть. Девочка ответила, что нет, им совсем не грустно, но они очень устали, потому что занимались этим делом целый день.
– Каким делом? – спросил журналист.
– Не знаю. Полагаю, она имела в виду какую-то ссору. Я не отступал: спросил, случалось ли им делать это раньше. Я, конечно, подразумевал, подвергали ли они свою жизнь риску.
– И что они сказали?
– Парень ответил: «Нет, мы впервые забрались на карниз. Но это просто: вы же видели, какой он широкий». А потом еще добавил: «Не советую вам пробовать сейчас, потому что поднимется страшная суматоха».
– Так и сказал?
– Ну да. Поэтому я вам и говорю, что с самого начала был совершенно сбит с толку, даже опасался, что это проявление шизофрении – ну, вы понимаете, умственного расстройства. Но потом я понял причину их поведения.
По мнению Васкеса, такова была реакция детей на травматическую ситуацию: полное ее отрицание. Не думайте, что это мои слова. Так нам объяснил врач: ребята залезли на карниз, возможно, не имея намерения прыгать. Возможно, они лишь пытались бросить вызов родителям. Но затем, стоя на карнизе, глядя на вопящую внизу толпу, были так шокированы, что мысленно от всего отгородились: в их представлении ничего этого не было.
– Как это не было? – спросил Носач, который не успевал за ходом мысли Васкеса.
– В своем сознании они попросту заблокировали происходящее. Сработал механизм психологической защиты. Скажу вам больше: эти дети вели себя так, словно это не они, а все остальные не в себе. И вдобавок ко всему перенесли чувство страха с себя самих на котов.
– На котов?
Журналист широко раскрыл глаза: он весь обратился в интерес.
– Да, это очень любопытный перенос. Они абсолютно не осознавали опасность, которой подвергали себя, и одновременно беспокоились о разгуливавших там котах.
– А что это были за коты?
– Не знаю, какие-то уличные коты. Однако дети настаивали: дескать, котов надо выручать. Обратите внимание: они обошли стороной вопрос собственного спасения, но при этом говорили о спасении котов. По моему мнению, когда они просили помощи для котов, на самом деле они просили помощи для себя.
В тот вечер Васкес поговорил и с родителями, которые поднялись на крышу вскоре после спасателей. И у него, по его словам, сложилось впечатление, что в отношениях родителей и детей есть серьезные проблемы. Особенно это касалось отца Марсело, который просто кипел от негодования. Поэтому доктор постарался их успокоить и посоветовал проявить благоразумие.
– Я сказал им, что, возможно, у детей будет посттравматический стресс.
– Что-что?
– То, что пережили эти дети, рано или поздно отразится на них не лучшим образом. И тогда родители должны будут им помочь. Я попросил их не критиковать своих детей, а постараться их понять. Даже если они против их отношений, лучше не пытаться их разлучить.
– И как родители на это реагировали?
– Убедить их было непросто, особенно отца мальчика, который всё время твердил: «Следовало бы всыпать им по первое число». Но его жене в конце концов удалось его вразумить.
– И больше вы их не видели?
– Нет, не видел. А сейчас прошу меня простить: меня ждут пациенты.
Васкес развернулся и ушел. А Носач всё стоял в больничном коридоре и строчил в своем блокноте. Он был страшно доволен. Дескать, чувствует, что наконец-то добыл для своей статьи по-настоящему ценную информацию. Про себя я согласилась, но вслух ничего не сказала.
В тот момент я еще не знала, что сопровождаю его в последний раз. На следующий день моя двоюродная сестра устроилась на работу и уже не могла подменять меня в киоске. Когда я объявила об этом Носачу, он не выказал огорчения.
– Неважно, – ответил он, – я и так на верном пути. Я почти разгадал загадку Ромео и Джульетты.
Глава 12Карла
Я долгое время общалась с ней, не подозревая, что она и есть та самая девочка. Ведь я видела ее только по телевизору и на фотографиях в газетах, но фигурки на карнизе были такими мелкими, что лиц было не разобрать. Так что в тот день, когда она появилась в моем киоске, я увидела перед собой обычную девочку, каких много. Хорошенькую – да, но не настолько, чтобы она притягивала к себе внимание. Одета в джинсы и футболку, волосы заплетены в косичку.
– Я по объявлению, – сообщила она, ткнув пальцем в небольшой листок, который я повесила на стену киоска.
Я искала человека, который помогал бы мне по утрам: необходимо было срочно найти замену моей двоюродной сестре. К тому же затея с бутербродами оказалась успешной и превзошла мои ожидания. Я уже включила в меню бутерброды с тунцом и бутерброды с курицей и помидорами; на их приготовление уходила минимум пара часов, и в это время я не могла заниматься киоском. К тому же я собиралась организовать доставку по району – в первую очередь для сотрудников ближайших магазинов, которым недосуг ходить за едой в киоск. В моем объявлении говорилось: «Требуется девушка или юноша для работы в киоске и на доставке. Четыре часа по утрам». Возраст я не указала, но, как вы можете догадаться, имела в виду кого-то постарше. Скажем, лет восемнадцати или девятнадцати. Поэтому к той девочке с совсем еще детским выражением лица я отнеслась не слишком серьезно. Вот почему я столько времени не догадывалась, кто она такая: несмотря на всё, что мне было известно, я всё-таки ждала, что они оба будут постарше. Это одно из заблуждений, которыми успела обрасти история этого романа.
Как я уже начала вам говорить, девочка указала на объявление, и я объяснила, что ищу кого-то постарше.
– Тебе сколько лет? – спросила я.
– Скоро будет тринадцать.
– Тебе еще рано, – подытожила я. – Дети не должны работать.
И продолжила раскладывать печенье на полке.
Она не сдвинулась с места. И начала говорить, что недавно закончила начальную школу и хотела бы поработать на каникулах. Что она хоть и маленькая, но ответственная. Что никогда не ошибется со сдачей, потому что ей очень хорошо дается математика. И ко всему этому добавила один весомый аргумент: у нее есть друг, который мог бы развозить заказы на велосипеде. И они готовы разделить между собой те деньги, которые я обещаю заплатить. Тогда я взглянула на нее по-новому.
Впрочем, я решила взять ее на лето вовсе не по этим причинам, а просто потому, что она мне понравилась. Я предложила ей пройти испытательный срок: три дня, чтобы посмотреть, как всё сложится. И только тогда спросила, как ее зовут.
– Карла Мартинес, – ответила она с улыбкой.
Но даже тут я ни о чём не догадалась.
Лишь на третий день ее работы в моей голове что-то щелкнуло. За два первых дня мы подготовили и распространили по району рекламные листовки с нашим предложением: «Вкусные домашние бутерброды с доставкой. Широкий выбор. Возможен индивидуальный заказ». Последняя идея пришла в голову Карле: пусть каждый придумает свой бутерброд. А мы назовем его именем автора. Здорово придумала, сказала я ей. К тому времени я уже успела забыть, что она на испытательном сроке: Карла остается, какие могут быть сомнения.
Я вам говорила, что лишь на третий день сообразила, что передо мной Джульетта. Начали поступать заказы, и, когда первая партия бутербродов была почти готова, она предложила позвонить своему другу, чтобы тот за ними приехал.
– К тому же я хочу, чтобы ты с ним познакомилась, – добавила она. – Его зовут Марсело.
– Ладно, – рассеянно сказала я, заворачивая в бумагу бутерброд с сыром, яйцом и оливками. И тут словно кто-то ударил меня по лбу. Карла и Марсело, Марсело и Карла… Я уставилась на нее, словно увидела впервые: длинные каштановые волосы, серые глаза. Она почувствовала, что что-то тут не так.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила она.
Я не знала, что и ответить. Не хотелось показаться любопытной кумушкой.
– У меня только что возникло ощущение, что я откуда-то тебя знаю, – вывернулась я. – Что раньше я тебя где-то видела…
Она отвела взгляд.
– Не помню.
– Говорю тебе, ты была где-то… я видела тебя на какой-то фотографии…
Карла вздрогнула. Она поняла, что я имею в виду.
– Да, это я, – сказала она.
Повисло молчание. Я не сводила с нее взгляда.
– Ты, наверное, хочешь узнать подробности, – догадалась она.
Я изо всех сил постаралась скрыть, что сгораю от любопытства.
– Только если ты сама хочешь рассказать.
– Ладно, только сначала я должна тебя предупредить: правда не имеет ничего общего с тем, что говорят люди.
А потом просто вылила на меня ушат холодной воды.
– Это не любовная история. Ромео и Джульетты не существует.
Рассказ растянулся на несколько дней. Карла соглашалась говорить только наедине, но в киоск то и дело кто-нибудь заходил, и нам приходилось прерываться. Она тут же умолкала: боялась, что, если услышат посторонние, опять поползут слухи. Карла не раз сетовала на склонность людей говорить то, чего они не знают. И на то, с какой готовностью они повторяют то, что где-то услышали. И как легковесно судили-рядили о них с Марсело журналисты по телевизору. А главное – люди навесили на них ярлык.
– Если чья-то дружба не такая, как они себе ее представляют, они начинают подозревать, что это что-то совсем другое, – возмущалась Карла. – Вот они и решили, что мы с Марсело – пара.