В доме № 3 по Rue Royale расположено заведение, о котором у нас в России знают даже те, кто никогда не бывал в Париже, — знаменитый ресторан Maxim's. Когда-то на этом месте некий итальянец Имода открыл кафе-мороженое. И вот по какой-то причине через 20 лет после окончания франко-прусской войны 14 июля 1890 года в День взятия Бастилии Имода вывесил в витрине своего кафе прусские флаги. Это вызвало такой взрыв патриотических чувств, что возмущенная толпа парижан-патриотов разгромила заведение Имоды, и ему ничего не оставалось делать, как покинуть столицу Франции. Но свято место, как говорят, пусто не бывает. Предприимчивый официант Максим Гайар решил подремонтировать заведение Имоды и открыть на этом бойком месте бар. 23 апреля 1893 года он и открыл его под вывеской на английский манер, как было тогда в моде Maxim's. В вольном переводе это могло означать и «У Максима», и «Максимов бар», и просто «Принадлежащий Максиму». В парижский, а затем и в международный обиход со временем это название вошло без всякого перевода — Maxim's».
Расположенный между Большими бульварами, с одной стороны, и площадью Согласия — с другой, Maxim's в конце XIX века оказался на маршруте загулов парижской золотой молодежи. Неминуемо один из ее наиболее ярких представителей Арно де Контад должен был сюда заглянуть. Когда это случилось, то Максим Гайар понял по количеству выпитого, что здесь к его бару надо срочно пристраивать ресторан. Это и было сделано довольно быстро. Уже 21 мая 1893 года ресторан Maxim's открыл свои двери и с тех пор их больше не закрывал. Заведение Гайара превратилось в клуб любивших покутить аристократов, стало символом шикарной парижской жизни. Обаятельный метрдотель Корнюш и маг французской кухни шеф-повар Шаво умели принять высоких гостей и поэтому шампанское здесь лилось рекой, изысканные блюда просто не успевали готовить, а скрипка не умолкала до утра. Гайар незадолго до своей смерти успел подновить фасад ресторана и переделать его внутри. Избранная его художниками тема возврата к природе — разрисованные цветами потолки и украшенные бронзовой листвой двери и террасы стали классикой декора конца XIX века и не осыпались до сих пор.
С Maxim's связаны не только звучные имена французской аристократии — принц де Саган, барон Лепик, граф де Монтескье, маркиз де Дьон, герцог Морни, но и русские имена: здесь гуляли наши великие князья, богатейшие промышленники и купцы, их любимые певцы и певицы, балерины и танцовщицы. Денег у них было куда больше, чем у разорившейся французской аристократии, и дела наследников Гайара быстро пошли в гору. В наши дни все это повторяется.
Владельцы Maxim's оказались оборотистыми и научились использовать торговую марку. Слово Maxim's стало появляться на предметах роскоши и таких символах статуса, с которыми у широкой публики всегда ассоциируется элита. Рождался уже целый стиль жизни Maxim's. Выработавшая его денежная аристократия должна была уже и обедать в стиле Maxim's, и одеваться в том же стиле, и жить в роскошных отелях Maxim's. Maxim's все более отождествлялся с французским искусством жить, с хорошим вкусом и высокой модой. Окончательно этот имидж Maxim's утвердил знаменитый кутюрье Пьер Кардэн, когда в конце 80-х годов приобрел всю империю, основанную Максимом Гайаром, включая знаменитый ресторан и расположенный у Елисейских полей отель «Residance Maxim's». И там теперь снова едва ли не ежедневно звучит русская речь. Гуляет новая денежная аристократия России, копируя привычки нашей аристократии родовой.
Храм Музыки и Танца
С Rue Royale поворачиваю направо, на Большие бульвары, воспетые Ив Монтаном, прохожу мимо Мадлен, известного на весь мир концертного зала «Олимпия» и уже через несколько минут, миновав Café de la Paix (Кафе Мира), попадаю на площадь «Оперы». Имя ей, как и авеню Опера, и метро с таким же названием дало роскошное здание Парижской оперы, выполненное в стиле ампир Второй империи со всей присущей ей помпезностью. Скульптурные группы по фасаду, потрясающие аркады, внутренний декор, к которому уже в XX веке добавился расписанный Марком Шагалом плафон, бог Апполон и музы на куполе — все, что только можно было взять из символов красоты и гармонии, было взято в этот храм Музыки и Танца. Зрительный зал на 2 500 мест никогда не пустует, хотя цены здесь далеко не всем доступны. Но выступить на сцене Парижской оперы престижно, и сюда поэтому издавна стремились все мировые звезды оперы и балета.
Оперу строил архитектор Шарль Гарнье, и поэтому нередко ее называют его именем. Когда выкопали котлован, обнаружили, что на месте, выбранном для Оперы, существует небольшое подземное озеро. Гарнье хотел было уже перенести строительство, но Наполеон III приказал ему строить там, где он ему велел. Тогда Гарнье нашел уникальное архитектурное решение — прикрыл подземное озеро «крышкой», что впоследствии и дало уникальный резонанс, которым славится Парижская опера. Теперь там расположена еще и Национальная академия музыки и танца. С 1989 года собственно Опера отсюда переехала в новое здание на площади Бастилии, построенное к 200-летию Французской революции при президенте Миттеране, а здесь, в центре Парижа, у Бульвара Капуцинов осталась балетная труппа. Но в общем-то все это единый театр, хотя помещения и два.
Для нас Опера связана, прежде всего, с историей русского балета. На сцене Дворца Гарнье танцевали Нижинский и Преображенская. Здесь пели Шаляпин и Собинов. В Париже до сих пор вспоминают «Дягилевские сезоны» начала века, названные так по имени русского балетмейстера Сергея Дягилева, который руководил балетной труппой Парижской оперы. Русская традиция утвердилась здесь надолго. После смерти Дягилева в 1929 году его сменил Сергей Лифарь, родившийся в Киеве. А его уже — Рудольф Нуриев, который незадолго до смерти поставил на сцене Гарнье свою любимую «Баядерку». И в театре на Бастилии эта традиция живет: там ставили балет С. Прокофьева «Ромео и Джульетта», оперу Чайковского «Евгений Онегин». Парижане помнят добро: площадь, прилегающую к служебному входу в Оперу, напротив универмага «Galerie Lafayette», назвали Площадью Сергея Дягилева. Даже березки там пытались посадить в больших кадках. Но не выдержали аристократки нашего леса парижского смога и автомобильной гари — засохли. Пришлось высаживать в этих кадках туи.
Вандомская площадь
Если от Оперы идти к Лувру по улице Мира, то на первом повороте направо улица поведет вас к Вандомской площади. У нее есть и другое название — Площадь Ювелиров. Здесь открыты офисы и магазины самых престижных ювелиров Франции, работы которых известны во всем мире. Площадь — неправильный восьмиугольник — окружена полукругом драгоценностей. По фронтону магазинов идут названия ювелирных домов, заставляющие сердце каждой понимающей в этом толк женщины биться сильнее: «Ван Клеф и Арпельс», «Шоме», «Александр Реза», «Клужи Буцелатти», «Картье», «Репосси»… Конечно, сейчас они почти все открыли свои филиалы в Москве, как «Ван Клефф» в Столешниковом переулке. Но все же Париж — это Париж.
Даже в августе двери ювелирных салонов не закрываются: в сезон каникул самый клиент. У дверей «Ван Клеф и Арпельс» симпатичный парень в униформе привратника с переносным телефоном бдительно следит за всеми, кто приближается к дверям фирмы. За дверью — тоже охрана. Неудивительно: драгоценные украшения стоят немало. Миловидная девушка, поглядывая на своего спутника, который предпочитает держаться подальше от фотообъектива, примеряет фантастической красоты золотое колье с гранеными рубинами и бриллиантами. Легким движением руки она вдевает в уши серьги с такими же камнями. Отсвет зеркал в кроваво-красных гранях рубинов играет дьявольскими огнями. Кажется, что в камнях этих искрится колдовское вино самого Вакха.
Каждое украшение с Вандомской площади — уникальное произведение. Больше ни у кого в мире ничего подобного нет. Ведь камни, как и люди, неповторимы. Площадь и сама по себе драгоценность. Она строилась в XVII веке по проекту знаменитого французского архитектора Ардуэна-Мансара. В те времена существовал закон, по которому рядом с Лувром нельзя было строить здание выше луврских трех этажей (по нынешним стандартам, это все шесть.) И зодчий нашел оригинальный выход: пробил в крыше окна. Вот такую форму последнего этажа и стали назвать в его честь «мансардой». Конечно, даже мансарду снять на этой площади дорогого стоит. Особенно если она расположена в роскошном «Отеле Ритц», одно название которого связано с самыми престижными международными форумами деловых людей и политиков, звезд мировой величины. Именно в «Ритце» всегда останавливается, наезжая в Париж, Шарон Стоун. Отсюда, кстати, выехала навстречу своей гибели английская принцесса Диана в ту роковую августовскую ночь…
Название площади пошло от имени герцога Цезаря Вандомского, у которого когда-то были здесь владения. Но они перешли к королевской семье, и в знак утверждения этих прав здесь установили памятник Людовику XIV. В годы Великой Французской революции статую «тирана» скинули и по распоряжению Наполеона Бонопарта установили знаменитую Вандомскую колонну. Отлили ее из 1 200 пушек, захваченных во время сражения под Аустерлицем. Это своего рода бронзовая панорама наполеоновских походов 1805–1807 годов. Наполеон решил увековечить и себя лично. Наверху колонны установил свою статую в одеянии римского цезаря. Но и его статую тоже потом скинули в Реставрацию при Бурбонах и только при Луи-Филиппе восстановили. Шутники утверждают, что именно в память Наполеона, а точнее, названного его именем «Кодекса Наполеона», одного из наиболее толковых уложений законов Франции, мало изменившихся по сей день, на площади прописалось и Министерство юстиции.
Площадь удивительно красива ночью, когда подсвеченная Вандомская колонна стоит как бы в лунном луче. Тогда кажется, что площадь заполняет тихая музыка. Впрочем, это неудивительно. В доме 12 на Вандомской площади в октябре 1849 года скончался великий польский композитор Фредерик Шопен. В этом доме до переезда в бывший особняк Ришелье «Hotel cTEstre» на рю Гренель, 79 располагалось Посольство России, Может быть, Шопен и оставил этой площади свой знаменитый Ноктюрн № 5…