Люба закончила спецшколу в Москве, освоила французский. Еще в советские времена ее как лучшую ученицу и комсомолку включили в состав советской делегации, которая была приглашена на празднование 200-летия Французской революции Федерацией советов родителей и учеников Франции. Так впервые она увидела Париж. И там произнесла первую в своей жизни речь, причем не где-нибудь, а на 56 этаже Башни Монпарнас, где шел официальный прием. Ее «спич» приняли на «ура», и ее приметила сама Валентина Терешкова, космонавт СССР, председатель Союза советских обществ культурной связи с зарубежными странами. Терешкова пригласила ее работать в своем Союзе. Люба вполне могла стать идейно выдержанной функционеркой. Она уже ревностно принялась налаживать культурные связи и даже готовила поездку французской делегации в СССР в связи со 100-летием Шарля де Голля. К тому времени она уже поступила в Институт международных отношений (МГИМО) на факультет международного права. Одновременно училась во Французском колледже при МГУ и закончила его с отличием, как и МГИМО. Еще студенткой она прошла стажировку в Совете Европы в Страсбурге и в конторе известного парижского адвоката Оливье Гаста, в ведущих русских и инофирмах в Москве, победила в добром десятке международных конкурсов, стала одним из создателей клуба молодых деловых женщин в России («Зонта голден клаб»), поступила в аспирантуру Сорбонны, опубликовала десятки статей и заметок в научных журналах, объездила всю Европу и как-то «между делом» стала ведущей манекенщицей дома Луи Ферро. И все это произошло за какие-то пять лет: с 1990 по 1995 годы.
Если бы профессиональный астролог составлял ее гороскоп, то он наверняка нашел бы там тему Франции, с которой ее жизнь связана с детства. По странному совпадению журнал «Пари-Матч» опубликовал ее фотографию вместе с тогдашним мэром Парижа Жаком Шираком во время его посещения Французского колледжа в Москве. Фотограф улучшил пикантный момент: Ширак целует Любу в щечку. И года не прошло, как Люба попадает на практику в Париж, и ее сразу же берет на работу Луи Ферро. Модный дом Ферро расположен буквально напротив резиденции французских президентов — Елисейского дворца… Именно в этом дворце на приеме в честь Ферро Люба познакомилась с ныне покойным президентом Миттераном. Прошел еще год, и в Елисейском дворце поселился ее московский знакомый Жак Ширак, сменивший Миттерана на посту президента.
Люба поселилась с ним по соседству: дом Ферро предоставил ей квартиру в двух шагах от президентской резиденции. Есть во всем этом, согласитесь, некие судьбоносные знаки.
Когда Любу спрашиваешь, а как ей это все удалось, она серьезно отвечает, что так ей хотелось. Хотелось заниматься международным правом, и поэтому пошла и поступила в МГИМО. Хотела поехать в Париж, выиграла конкурс и поехала. Хотела стать манекенщицей, попросила рандеву с Ферро, и тот ее сразу принял. Если бы мне кто это все рассказал вот в такой же последовательности, я бы рассмеялся этому человеку в лицо. Но Любе я поверил, потому что в этой волевой схеме «захотела и добилась» — сама ее суть. Ее так воспитывали с детства ее родители, московские ученые и, конечно же, истовые демократы. Среди ее публикаций в специализированных французских журналах, которые Люба собирает со всей присущей ей дотошностью, мне попалась ее статья о Борисе Никитине, известном русском педагоге из подмосковного Болшево, который на своих собственных семи детях поставил гениальный эксперимент: развивал в них интеллектуальные способности с помощью развивающих игр, изнуряющей гимнастики, суровейшей закалки и постоянного воспитания в них целеустремленности. Получилась, действительно, «великолепная семерка». И метод Никитина приобрел в России огромную популярность. Семья Ступаковых с Никитиными дружила. И Люба стала усиленно пропагандировать его книгу, уже переведенную на 14 языков, и во Франции. И здесь тоже добилась своего: ее издали в Париже.
Я не знаю, заставляли ее родители, как Никитин своих детей, ходить по снегу босиком, но знаю, что она удивительно здоровый человек. Прежде всего, здоровый морально. Ее целеустремленность от этого.
Мне даже стыдно моих собственных вопросов, когда я спрашиваю ее: ну как же так, в Париже столько соблазнов, а вот ты живешь в замкнутом цикле «работа — дом — работа». Ты — такая молодая, неужели не хочется закатиться куда-нибудь на целую ночь, погулять, попеть-поплясать?
— Но я не могу поздно ложиться, — с недоумением, что я не понимаю ее, модели, жизни и работы, отвечает она. — Мне надо быть в форме. У меня гимнастика, бег, плавание, теннис. Представляете, сколько это все занимает времени. И уж никак нельзя позже полуночи засыпать…
Я продолжаю настаивать: «Ну, неужели никогда не хочется все послать куда подальше и просто расслабиться?»
Она смотрит на меня своим очень умненьким-благоразумненьким взглядом и разъясняет мне, старому дураку, что манекенщица — это профессия, что надо уметь вживаться в образ, предложенный кутюрье, и находиться в нем сутками.
Ведь манекенщица — это не только показы и дефиле, это еще и фотографирование, фестивали, поездки. Манекенщица, особенно из такого дома, как Луи Ферро, всегда центре внимания, в объективах. Поэтому ни-ни. Режим, гимнастика, строгая диета. При этом она еще умудряется — о Боже! — посещать Сорбонну, работать над диссертацией, писать статьи на французском языке о правовых аспектах франшизы в России, бывать в музеях и художественных галереях. Она непостижимо нормальна, увы, так же, как недоступна.
Характер — кремень. Железная воля. Но она же — слабая женщина! «Очевидно, — продолжаю я выступать в своем амплуа Мефистофеля, — тебе часто приходится бывать в богемном обществе, в кругу тех людей, где царит вседозволенность…»
«Да, — отвечает Люба. — Я все время нахожусь в этом кругу. И надо уметь ему соответствовать. У меня есть там друзья и приятели, подруги, мы встречаемся. Но это, — она подыскивает слово, — нормально…»
Она не пьет «ни грамма спиртного, даже шампанского», не курит. Она удивительно целомудренна во всех своих манерах, суждениях, взглядах. Она совершенно сосредоточенно и серьезно заранее готовится к тому, чтобы стать идеальной женой и еще более идеальной матерью. Здоровой, прежде всего. Во всех отношениях.
— Твой любимый писатель?
— Достоевский.
— Твой любимый поэт?
— Ахматова. И Цветаева тоже. Я вообще очень люблю стихи и всегда, когда еду куда-нибудь беру с собой томик стихов…
Со всеми своими удачами и достижениями она терпеливо ждала своего женского счастья, прекрасного принца, который должен был явиться именно в тот момент, когда это предусмотрено в ее планах. И она дождалась этого принца. Им стал Алек Вильденштайн, чья баронская династия насчитывает 300 лет. С Фобург Сант-Оноре Люба переселилась в замок Мариенталь под Парижем. Она теперь не Ступакова, а Вильденштайн.
Встречаясь и беседуя с ней, я понял, что совершенно незаметно для нас всех в России поднимается качественно новое поколение россиян, свободных, целеустремленных, воспринимающих жизнь такой, как она есть, без идеологических и прочих иллюзий, и искренне уверенных в том, что быка надо брать за рога, счастье свое ковать самому и никогда ни у кого не сидеть на шее. При всей своей функциональности они, однако, не чужды романтики. Как-никак русская кровь сказывается. И в этом сила нашей нации.
Как-то я задал ей вопрос: «Кем ты себя ощущаешь: гражданкой мира, француженкой или все же русской?» Я знаю многих офранцузившихся русских женщин, которые воспринимают как наивысший комплимент фразу: «Да вы совсем не похожи на русскую». Эти дурочки всем видом своим говорят: «Вернуться в Россию? Да что я, сумасшедшая что ли?!»
Люба и здесь осталась верной себе: «Конечно, я ощущаю себя русской. Везде и всюду. Я не мыслю себя вне русской культуры, своего народа, своей Родины». Если у нее с Алеком будут дети, а они обязательно будут, она воспитает их по методу Никитиных и научит говорить по-русски.
Я видел, как на нее смотрят мужчины и молодые, и в возрасте. Глаза их широко раскрываются, а губы складываются в такую восторженную улыбку, что она очень смахивает на идиотскую. Красота — это все-таки, действительно, страшная сила.
Я целую ей на прощание ручку и, конечно же, улыбаюсь. Наверное, так же, как все.
Диалог с «Нострадамусом»
… Улица Ренуар идет по крутому правому берегу Сены, как бы отчеркивая границу парижского района Пасси. С давних пор, когда Пасси еще был деревенькой, здесь любили селиться писатели. Об этом свидетельствует сохранившийся до наших дней дом Бальзака на рю Ренуар, в котором создатель «Человеческой комедии» скрывался от кредиторов. После революции Пасси облюбовали русские писатели — эмигранты. Здесь жили или просто бывали Бунин, Цветаева, Гиппиус, Мережковский, Георгий Иванов, Ходасевич. Они говорили, что живут «на Пасях»…
Я поднимаюсь на самый верхний этаж старинного дома с ротондой на рю Ренуар, в котором живет Элен Каррер д Анкос. Прежде не особенно интересуясь ее биографией, я считал, что она — француженка. И только уже потом узнал, что имя ее напрямую связано с Россией не только в силу ее занятий советологией.
Ее книги «Разваливающаяся империя», «Ленин, революция и власть», «Десталинизация начинается», «Русское несчастье», «Слава наций», «Победоносная Россия» и другие принесли ей за последние 20 лет славу крупнейшего советолога не только во Франции, но и далеко за ее пределами.
В ноябре 1991 года Элен Каррер д'Анкос получила высшее признание для французского ученого и литератора — ее избрали во Французскую академию. Она заняла кресло, в котором до нее сидели Корнель, а затем Виктор Гюго. В приветственной речи академик Мишель Дрюон сказал: «Советологов много. Но Вас отличает от других Ваше личностное отношение и любовь, совмещенная с неимоверной жалостью к тому народу, которого судьба обрекла на “русское несчастье”».
На шпаге академика, которую создал француз грузинского происхождения, мастер Горджи специально для Элен Каррер д'Анкос, есть такие символы: андреевский флаг, Георгий Победоносец, поражающий дракона, Золотое Руно и галльский петух. Это символы России, Грузии и Франции.