— Что ж, тогда будем надеяться, что он жив, — подвела я итог. — И что завтра Эллис отправит нам телеграмму, полную жалоб на его вспыльчивый нрав.
Но наши надежды, увы, не оправдались.
Эллис не прислал никакой телеграммы — ни назавтра, ни через день, ни через два, зато спустя почти неделю приехал сам, и выражение его лица не сулило ничего хорошего.
Была уже середина сентября. Погода после короткого солнечного промежутка вновь испортилась, на сей раз, боюсь, уже навсегда… верней, до весны, но осенью кажется порой, что тёплое время уже никогда не настанет. Лил дождь; когда же он прекращался, то в воздухе повисала тонкая взвесь, и, вдыхая её, человек ощущал, что леденеет, и стылый холод проникает ему в грудь. Те, кто имел склонность к простудам, уже взахлёб кашляли, а уголь поднялся в цене, но зато смрад от Эйвона, в жару просто невыносимый, издали почти не ощущался.
— Не выношу людей, которые лгут мне в глаза, — заявил детектив, влетая в кофейню и на ходу стаскивая кепи, изрядно отсыревшее. — Но когда они трусливы — это, по крайней мере, удобно… Виржиния, как насчёт чашки кофе, какого-нибудь особенно противного и бодрящего? И чего-нибудь несладкого к нему.
— Противного? Вы уверены?
— Чтоб хорошенько продрал нутро, как говорит Зельда, — вздохнул он, опускаясь на стул. — И согрел. Может, ликёру плеснуть?
Георг, услышав просьбу, весьма обрадовался, но вместо ликёра потянулся за специями. Я поняла, что у него на уме, и улыбнулась.
«Что ж, будет весело».
Пирогов у нас нынче не водилось, но Мэдди сжалилась над женихом и принесла несколько хороших кусков ростбифа, пресный сыр, маринованную морковь и целых четыре тоста, сильно подрумяненных и ещё горячих. Эллис набросился на еду так, словно голодал несколько дней! Я бы не удивилась, впрочем, если б так и оказалось. Вряд ли обитатели фамильной резиденции графа Ллойда были очень гостеприимны, в поездах тоже кормили скверно, а сразу после возвращения детектив наверняка занялся делами.
Немного подкрепившись, Эллис сделал сразу большой глоток кофе, собираясь, видимо, приступить к рассказу… и застыл, округлив глаза, как перепуганная девица. Скулы у него запунцовели, а затем румянец разлился и по шее, верней, той её части, что виднелась из-под стоячего воротника.
— Виржиния, вы ведь не задумали меня отравить? — голос прозвучал придушенно.
— Ни в коем случае, — улыбнулась я, пригубив из своей чашки. — В последнее время вы привыкли к кофе с чёрным перцем и солью, и мы с Георгом справедливо решили, что можно переходить к следующей ступени — к «туземному кофе», который варят с шоколадом и жгучим перцем. Бодрит невероятно, а ещё приятно согревает.
Лицо Эллиса приняло подозрительное выражение:
— Может, и так, но ничто не заставит меня…
— А мистер Мирей, к слову, даже бровью не повёл, когда попробовал этот кофе, — невзначай обронила я. — И даже хвалил.
Не колеблясь ни мгновения, Эллис снова придвинул к себе чашку и храбро отпил ещё. Даже не закашлялся, надо признать, но губы у него сделались красные, как вишни.
А взгляд — совершенно несчастный.
И храбрый.
— Очень вкусно, хотя и не обычно, — произнёс детектив стойко. Глаза у него повлажнели. — Но от десерта я не откажусь, особенно мечтаю, м-м, о пресном кексе, да, именно о пресном! И в обмен на десерт я готов поведать вам кое-что любопытное. Впрочем, думаю, о главном вы уже сами знаете.
— Графа Ллойда не было в поместье? — спросила я.
— Разумеется! В этом я не сомневался. Вопрос в том, когда он исчез…
Поездка выдалась нелёгкой. Даже наделённый всеми необходимыми полномочиями, Эллис не сразу сумел добиться ответов от прислуги графа и его домочадцев. Они все скрывали некую тайну, однако некоторые открыто лгали, а другие всего лишь чистосердечно заблуждались… И трудней всего оказалось отделить одних от других.
— Я даже пожалел, что не взял с собой помощника, желательно пронырливого мальчишку, который будет обшаривать комнаты, пока мне приходится вести бесконечные разговоры, — признался детектив. Отчего-то мне показалось, что он имеет в виду Лайзо, но не того повзрослевшего гипси-колдуна, каким тот стал сейчас, а юнца, только-только спасённого от гнева обворованных прихожан в церкви святого Доминика — в обмен на обещание помогать «гусям». — Я допрашивал слуг вместе, потом по отдельности, обращался к почтенной супруге — или, что вероятнее, уже почтенной вдове, и к её компаньонке тоже. Сперва все они уверяли, что граф у себя, но не хочет меня принимать, потом говорили, что он приболел, потом — что уехал в гости, но скоро вернётся… Наконец уважаемая супруга сама забеспокоилась и милостиво позволила осмотреть его покои. Разумеется, они выглядели как место, куда никто уже недели две не заходил! Даже ради уборки. Притом эта женщина имела наглость уверять, будто бы она понятия не имеет, куда подевался граф. Охотно верю! Но я ведь спрашивал о другом: когда он подевался? И кто послал в Бромли телеграмму от его имени?
С телеграммой, по уверениям детектива, удалось разобраться быстрее всего. Её отправили прямо с железнодорожной станции, а не из ближайшего к поместью городка. Текст продиктовал «мужчина без особых примет», не полный, но и не тощий, росту среднего, с рыжеватыми бакенбардами и глазами навыкате.
— Бакенбарды могут быть и наклеенные, а мужчин с рыбьим взглядом в Аксонии с избытком. Лично я бы половине из них точно выдал другие глаза — кому косые, кому кривые, кому с бельмом, чтоб хоть различать между собой, — проворчал Эллис. — Разумеется, его никто толком не запомнил, искать бесполезно. Но кое в чём другом мне повезло, Виржиния! — вдруг развеселился он. — Кто бы ни направил эту телеграмму от имени графа, посылку, затребованную в ней, мне удалось перехватить. Увы, ничего интересного там не оказалось: полторы дюжины книг, табак и кое-какие личные вещи, вроде шейного платка с монограммой. Так или иначе, свой трофей я доставил в Управление и поместил в весьма надёжное место. И, конечно, распустил несколько противоречивых слухов о том, где посылка хранится. Посмотрим, кто клюнет… Да, и кстати, Виржиния, уж не сочтите за труд по большому секрету рассказать, предположим, миссис Скаровски, что некий важный предмет, привезённый из последней моей поездки, находится в кабинете мистера Хоупсона, в сейфе?
Со вздохом я пообещала ему это, и Эллис, весьма довольный, продолжил рассказ.
Устав от бесконечных допросов, обитатели фамильного гнезда Ллойдов начали наконец путаться в показаниях. Мальчика, который занимался мелкими поручениями, в том числе чистил хозяйскую обувь, детектив запугал почти до заикания — и выудил наконец признание, что граф уехал почти неделю назад. Позже одна из служанок подтвердила это, а затем и управляющий, добавив, что вещей хозяин взял совсем немного, лишь один небольшой саквояж, и очень торопился.
— Ну, тут уже супруга — или пора уже называть её вдовой? — поняла, что довольно представлений, — хмыкнул Эллис. — К тому же бедняжку снедали сомнения. Она поведала мне, что супруг отправился в Бромли, чтобы с кем-то встретиться, и просил хранить его поездку в тайне. К кому он поехал, она не знает, но предполагает, что дело как-то связано с неким «ненадёжным человеком» в парламенте. Видите ли, граф бормотал об этом во сне, однако, увы, неразборчиво… О «Клубе дубовой бочки» она ничего не слышала, зато сообщила, когда именно граф уехал. Увы, даты совпадают. В наихудшем случае он сел на поезд вечером, днём прибыл в Бромли, а ближе к вечеру его убили. И знаете, что мне не нравится во всём этом деле? Ну, кроме того, что граф Ллойд имел отношение к снабжению в армии, а значит, был человеком важным?
— Не могу представить, — качнула я головой.
— По моим ощущениям расследование затягивают, — мрачно ответил Эллис. — Нет никаких сомнений, что рано или поздно супруга бы подняла тревогу и заявила бы во всеуслышанье об исчезновении графа. Но он сам попросил её молчать. Значит, дело было деликатное. Сейчас я почти наверняка уверен, что мисс Белл слышала, как графа убили — именно его, а не кого-то похожего… Но тело спрятали — и даже направили телеграмму от лица покойника, чтоб ещё сильнее всё запутать. В других обстоятельствах я бы решил, что убийца так пытается уйти от наказания, но, боюсь, дело совсем в другом. Это убийство — попытка либо скрыть что-то, либо что-то заполучить, и, боюсь, тем, кто за всем стоит, важно время. А пока оно играет против нас.
В задумчивости я опустила взгляд. У меня не было никаких мыслей, что можно сделать — и зачем Эллис всё это рассказывает в таких подробностях. Не для того же, чтоб повеселить меня, право! Графа Ллойда я не знала, как и его семейство, да и в политике не разбиралась совершенно… и чем дальше, тем чаще думала, что такая «политическая невинность» — достоинство.
— Что вы собираетесь сделать? — спросила я прямо.
Эллис подался вперёд, налегая на стол, словно только того и ждал.
— Наведаться снова в «Клуб дубовой бочки», — сообщил он, понизив голос. — И не в одиночестве. Мне нужна ваша помощь, ваша компания… и ваше умение вытягивать из людей тайны. Видите ли, это одно из немногих мест, куда члены клуба ходят со своими супругами. И пока мужчины курят сигары, пьют дорогой виски и обсуждают судьбы мира, их жёны наслаждаются чаем — и сплетнями. Мне они ничего не расскажут, да и к тому же я нуждаюсь не в показаниях, а, скажем так, в случайных свидетельствах: я хочу знать о любых необычайных происшествиях, которые имели место в последнее время. Непринуждённый рассказ, слухи и сплетни… вы понимаете?
Я медленно кивнула.
У тех, кто играл даже маленькую роль в большой политике, повадки были особенные. Пожалуй, даже если бы жёны членов парламента и просто «весьма влиятельных» людей, состоявших в клубе, и знали что-то, они могли промолчать, задай им детектив прямой вопрос. И из страха случайно навредить супругу… и по привычке.
А вот мне могли выболтать — совершенно случайно — какую-нибудь с виду незначительную, но очень важную деталь. Например, что в такой-то день служанка поздно подала чай и выглядела бледной; или что на крыльце кто-то увидел незнакомца, или что прямо к ступеням подъехала большая машина. Что угодно могло стать зацепкой!