Он веселится, говоря, что понадобились тысячелетия, прежде чем наш предок обрёл вид и осанку прямоходящего биологического вида, а тут за полминуты я опрокинул весь цивилизационный путь развития, выбрав первобытный способ передвижения. Интересно, можно ли теперь вообще относить меня к хомо сапиенсу? Так, профессор в образе, не хватает только кафедры и благоговейно внимающей его глупостям аудитории. Ладно, ладно, потешь гордыню, давеча ты тоже стелился под-над землею-матушкой аки ангел небесный, серафим ты шестикрылый.
Он показывает на кальян, притаившийся в углу, и ехидно интересуется, не хочу ли я натереть бока очередной лампе Алладина. Хочу. Только чтобы джинн отправил меня домой. Вернусь и напьюсь, чтобы забыть всё.
Не напился и не забыл. Тем и живу.
Неожиданно на первом этаже рвутся гранаты и заполошные крики заглушаются автоматными очередями. Влетает Фираз, кричит, что из подвалов прорвались «бармалеи» и надо уходить этажом выше. Куда выше? Еще два этажа и крыша, а потом? В небеса? Загонят на крышу и перещелкают, как куропаток. Нет, братцы, так не пойдёт, надо прорываться вниз прямо по линии атаки. Они же не ожидают нас. Они думают, что мы будем драпать, а они нас гнать, как зайцев. Нет, не на тех напали.
Выскакиваем на лестницу. Дым, крики, мешанина тел, взлетающие вверх приклады и ножи, с хеканьем опускающиеся на выбранную цель. Грохот выстрелов – глушащих и отупляющих. Вал катится вниз по лестничному пролёту, мы летим следом, перепрыгивая через упавших, лежащих, корчащихся. Нашим помогут, перевяжут, вытащат. «Бармалеев»… Не знаю, нас это не касается.
Вываливаемся на улицу, к нам бегут солдаты, проскальзывают в подъезд. Пять минут, и выстрелы вперемежку со взрывами доносятся уже из подвала.
Новый Дамаск
Утром Виктор предложил съездить в Новый Дамаск – относительно тихий район на отшибе. Меня это устроило вполне, поскольку ключевым словом было «тихий район», зато Марата стало колбасить. Как, не стреляют?! Там нет боёв?! Нечего там делать! Еле уговорили, да и то с условием, что будем занимать исключительно психологическими исследованиями для составления опять-таки психологического портрета современного сирийского интеллигента. Впрочем, самым веским аргументом были слова Виктора, что удастся завязать полезные знакомства, которые пригодятся в будущем.
Фарук повеселел, узнав о предстоящем маршруте. Даже давно не знавший мойки «мерс» и тот бежал легко без привычной астматической хрипоты двигателя. Попетляли по улицам старого города, если не многолюдным, то достаточно оживлённым, и выбрались на окраину. Дальше как-то внезапно опустевшая дорога уходила на горную гряду, оставляя внизу город. Успокаивало, что голые каменистые склоны не оставляли шансов организовать толковую засаду. Мины. Конечно, установить можно, только зачем, если движения практически нет.
Пока ехали, Виктор рассказал, что Новый Дамаск – это город молодёжи. Инженеры, учителя, адвокаты, менеджеры, художники, поэты и их семьи собраны под крышами нового микрорайона. Вообще-то опасно собирать потенциальных смутьянов в одном месте – подкинь дровишек, и забурлит котёл. С другой стороны, ведь и изолировать их проще. Мысленно отдаю должное стратегии Асада, только Виктор бесцеремонно разрушает так стройно выстроенную мною систему. Ларчик просто открывается: проще проложить новые коммуникации, чем латать старые. Проще выстроить всю инфраструктуру, чем впихивать точечно парки и скверы в старые кварталы. И потом, в новом городе молодым проще устанавливать новые традиции, новые отношения, чтобы видеть контраст с прежними и понимать, куда и как идти дальше.
У въезда в город блокпост – что-то вроде газетного киоска и двое молодых парней в гражданке с одним автоматом и рацией. Нашего мутарджима они знают, улыбаются, здороваются за руку. Выходим из машины и попадаем под обаятельные улыбки этих парней, как под софиты сцены. Марата узнают сразу, трясут ему руку, хлопают по плечу, выражая симпатии. Ещё бы не узнать – его физиономия двадцать четыре часа в сутки появляется на телеэкране с завидным постоянством.
Бойцы что-то говорят по рации, объясняют водителю маршрут, мы опять садимся в машину и едем дальше. Типичные московские Черёмушки – многоэтажки, скверы, магазины и офисы на первых этажах, много молодых женщин с колясками, играющие дети на детских площадках. Тишина. Идиллия. Безмятежность. Пастораль, только городская. Кажется, что мглистое небо даже просветлело.
Обычное здание с офисом на первом этаже. У подъезда несколько молодых типичных интеллигентов: двое в стильных очках, у одного на шее шарф галстучным узлом. А вот тот, с борцовскими плечами, явно лидер – и взгляд уверенный, и руки в карманах, и подчеркнутая независимость. Я не ошибся: руководитель местной самообороны, по профессии юрист, работал на предприятии руководителем юридической службы, к тому же родственник нашего мутарджима, зовут Иссам, что значит защита.
Вряд ли папа с мамой предполагали, называя этим именем сына, что ему выпадет честь защищать свой город. Или доля. Или участь. Это кому как нравится, но Иссам воплощал собою защитника всем своим видом. При всей свой внешней суровости он оказался довольно мягким и обходительным. Оказывается, он специально вышел с друзьями на улицу, чтобы встретить гостей – это уже уважение. Пригласил в офис на чашечку кофе – это тоже жест доброй воли. Они рады видеть у себя дабит рус. На робкую попытку объяснить, что мы всё-таки корреспонденты, а не офицеры, он лишь понимающе улыбнулся.
Микрорайон тихий, хотя год назад здесь тоже проходили демонстрации, но в отличие от других действительно мирные. Просто смогли вовремя остановиться и понять, что это не способ решения проблем. Какие проблемы? Да обычные для молодежи – давай свободу! Теперь свобода, почти полная: с работой проблема, с доходами проблема, с передвижением по стране тоже проблема. Не проблема только быть убитым или покалеченным. Так что есть время для выбора, хотя выбор сделан.
Иргаби[47] в город не пустили – сразу же выставили на дорогах блокпосты. Поначалу у кого что было, тем и вооружились, а потом правительство выдало автоматы и пару пулемётов. Теперь они сюда не сунутся, да и здесь их никто не ждёт.
Чем живут? Надеждой, что вернётся жизнь в нормальное русло. Многие ушли в армию, поэтому приходится поддерживать их семьи. Проводят субботники, убирают мусор, ремонтируют, короче унывать некогда. Вот провели вечер поэзии – зал культурного центра набился полным, апельсину упасть негде. Это у вас яблоки, а у нас апельсины.
Иссам улыбается – у него мягкая и добрая улыбка. Его друзья говорят наперебой и без конца спрашивают, когда же сюда придёт Россия. Без неё не справиться – ресурсы для войны на исходе и людские, и материальные. Турки захватили промышленный север, разграбили его, вывозят сельхозпродукцию, разбирают заводы и тоже вывозят. Янки забрали нефтеносные районы и вообще делят их с игиловцами. Курды заигрывают со всеми, хотя иргаби мочат. Французы хотели бы поучаствовать в дележе Сирии, но силёнок маловато. Саксы, паскудники, стравливают всех со всеми и таскают каштаны из огня. Катар и саудиты тянут руки – им главное транзит нефти и газа в Европу через территорию Сирии, а для этого надо захватить территорию. Свора со всего мира сбежалась сюда. Что же Советский Союз не сберегли? Был бы он – ничего бы этого не случилось. Теперь вся надежда на Россию. Она придёт на помощь? Марат резко отвечаете: что значит, придёт? Она уже здесь, это мы – Россия.
Интервью
Марат не просчитал, что его репортаж о моем ранении может мне дорого обойтись. Точнее, он об этом даже не думал: для него главным был рейтинг агентства, сразу же побивший все мыслимые рекорды. Первыми откликнулись янки. В восемь часов двадцать восемь минут 31 января в газете «Нью-Йорк таймс» вышла статья Роберта Макки и Элен Барри с цепляющим заголовком «Неудачный отпуск российского судьи на линии фронта в Сирии» (Vacation on Syria’s Front Lines Goes Wrong for Russian Judge BY ROBERT MACKEY AND ELLEN BARRY January 31, 2013 8: 28 pm). Акценты были расставлены профессионально. Во-первых, судья во время отпуска исполнял обязанности военного корреспондента. Съемочная группа, которую я сопровождал, наблюдала за боем сирийской армии с повстанцами. Ну что ж, уже хорошо, что сам непосредственно не участвовал в бою. Но тут же они задали второй вопрос: а чем именно я «занимался на сирийском фронте в понедельник». В-третьих, тут же водрузили вишенку на торт: «В качестве военного разведчика участвовал в сепаратистских войнах после распада СССР в 1990-е годы». И тут же маленькая ремарка, что в своем блоге, написанном на госпитальной койке, я отрицаю связь со спецслужбами. Интересно, чем я написал в несуществующем блоге? Левой ногой? Одна рука обездвижена капельницей, во второй пистолет. Чем писал?! И последняя ремарка – мы стараемся «изобразить битву сирийского правительства с “терроризмом” в более позитивном свете для аудитории за пределами России». Вот здесь они попали почти в точку: старались, но только не «изобразить в позитивном свете», а показать всю гнусность этой войны против народа Сирии.
Зачем нам пропаганда в пользу Асада, если мы не представляли Россию. Для неё агентство «ANNA-NEWS» что шло, что ехало и вообще не имело к ней никакого отношения. Это ведь абхазское информационное агентство, а о существовании крохотной Абхазии в Штатах наверняка даже не подозревали. И тем не менее я готов был Марата уничтожить, но уже ничего нельзя было изменить.
Пока мы судорожно искали выход из положения, сутки спустя, как по команде «фас!», набросились репортёры арабских, и не только, телеканалов, и даже российских. Они хотели слышать одно – вскрыта российская резидентура и понесла урон, но я упрямо твердил совсем другое, и это не ложилось в определённую ими схему. Я говорил правду, а мне не хотели верить и скептически улыбались: мели, Емеля, твоя неделя. Даже наши не хотели понять, зачем и почему профессиональный судья и писатель по совместительству оказался в воюющей стране. Статус туриста явно не годился ввиду отсутствия туристической сферы как таковой. Журналистом, конечно, мог быть, если бы не совсем другая профессия. Не укладывалось в их сознании и то, что прилетел сюда вовсе не по казённой надобности, а любопытной Варварой и за свой счёт