Поначалу главным торговым партнером Коста-Рики была Англия. Но довольно скоро в дело вступила Германия, и к началу XX века немцам принадлежало много бенефисио и сравнительно больших ферм. Однако в отличие от Гватемалы Коста-Рика давала своему трудовому люду больше возможностей пробиться в кофейную элиту. Хулио Санчес Лепис, например, начал с маленькой фермы и благодаря умелому привлечению капитала стал крупнейшим экспортером страны. Конечно, такой успех можно считать уникальным, но и многие другие местные фермеры, начинавшие весьма скромно, сделали себе довольно значительное состояние.
Подобно многим другим районам, где растет кофе, Ява и Суматра – потрясающе живописные места. Но с этой красотой резко контрастировало «презрительное и неуважительное обращение с местным населением», – писал Фрэнсис Тарбер в 1881 году в своей книге «Coffee: Plantation to Cup» («Кофе: от плантации до кофейной чашки»). Каждой туземной семье вменялось в обязанность вырастить 650 кофейных деревьев и собирать с них урожай для голландцев. «За эту работу платили так мало, что норма прибыли у голландцев была просто огромной», – отмечал Тарбер. Поэтому голландцы «держали своих несчастных батраков в жесткой узде, закабаляли их принудительными задатками и не давали накопить ничего сверх необходимого для повседневного существования».
В Индии положение дел было ничуть не лучше. В 1886 году английский плантатор Эдвин Лестер Арнольд описал в книге «Coffee: Its Cultivation and Profit» («Кофе: его выращивание и доходность»), как получают рабочую силу. Плантатор отправлялся в густонаселенные равнинные районы и нанимал maistries (бригадиров), которые, в свою очередь, нанимали кули (крестьян-разнорабочих) и вручали им задаток. Затем бригадиры появлялись в джунглях: «каждый во главе своей бригады кули, тяжело нагруженных глиняными горшками, котлами, запасной одеждой, сушеной рыбой и прочими съестными припасами, и каждый произносил свой „салям“ европейцу». Затем кули строили себе хижины и принимались отрабатывать задаток.
С кули, подчеркивал Тарбер, не стоит обращаться слишком сурово, «потому что тогда они непременно сбегут». Рабочий день кули, который описал Тарбер, начинался в пять утра. Мужчины с топорами и ломами отправились на заготовку бревен для новой дороги, а женщины и дети были назначены на прополку кофейных посадок. «Они с такой быстротой покинули поселок и скрылись по узким тропинкам джунглей, словно решили сбежать». Мужчины получали пять анн19 в день – сумму совершенно символическую, а женщины – три. «Подходили даже маленькие детишки, смешно кланялись белому сахибу выбритыми головенками и протягивали крошечные коричневые ручки, чтобы получить монетку за свой малый труд – примерно пенни в день».
А вот плантаторам жилось иначе. «Выращивание хорошего кофе, – самодовольно писал Арнольд, – до такой степени выгодно, что если бы не многочисленные вредители, способные свести на нет любые трудозатраты и усилия плантатора, это занятие было бы одним из самых прибыльных в мире». Затем он приводит длинный список вредителей – от слонов, горных буйволов и оленей до шакалов, обезьян и кофейных крыс. (Кули, правда, считали кофейную крысу, поджаренную в кокосовом масле, деликатесом.) Кроме того, приходилось бороться с разными личинками, мучнистыми и чешуйчатыми червями, червями-сверлильщиками и долгоносиками.
«Но все эти опасности, угрожающие процветанию плантатора, не идут ни в какое сравнение с мельчайшей и, следовательно, почти неуловимой грибковой плесенью». Арнольд имеет в виду hemileia vastatrix – губительное заболевание кофейных листьев. Впервые оно появилось на Цейлоне в 1869 году и за несколько лет чуть не погубило кофейные плантации Ост-Индии – по иронии судьбы именно в то время, когда Латинская Америка наводняла мир своим кофе.
Само латинское название, hemileia vastatrix, уже звучит довольно зловеще. Это заболевание до сих пор не удалось победить полностью. В просторечии его называют ржа, потому что бугорки, появляющиеся на тыльной стороне листа, поначалу имеют рыжевато-коричневый цвет. Потом они чернеют, прорываются, и из них высыпаются мельчайшие рыжеватые споры. Площадь бугорков постепенно расширяется, они покрывают весь лист, и тот опадает. В первый год своего появления ржа причинила огромный ущерб плантациям Цейлона, но потом положение несколько стабилизировалось: за неудачным годом мог последовать вполне удачный. Ученые со всего света давали поставленным в тупик плантаторам самые разные советы. Применяли химические препараты, пробовали обрывать пораженные листья, но ничего не помогало.
Появление ржи объясняли воздействием покровных деревьев (dadap) или переувлажненностью почвы. И действительно, ржа сильнее всего свирепствует именно во влажных местах. Но главным виновником является, однако, сама монокультура. Когда человек вмешивается и создает искусственные условия для определенного растения, природа рано или поздно находит способ воспользоваться избытком питательных веществ. Кофейное дерево само по себе довольно выносливо. Растения, содержащие алкалоиды-стимуляторы, в частности кофеин и кокаин, растут почти исключительно в тропиках. Изобилие наркотических растений во влажных тропических лесах отчасти объясняется тем, что здесь конкуренция за выживание особенно сильна и по причине отсутствия зимы никогда не прерывается. Растения вырабатывают алкалоиды в качестве защитной меры точно так же, как ядовитые тропические лягушки создают себе химическую защиту. Кофеин, вероятно, и появился как природный пестицид, отпугивающий конкурентов и вредителей. Но когда кофейные деревья стали насаждать сплошными массивами на многих акрах, естественно, взялся за свое дело тот вредный жучок или грибок, который «специализировался» именно на этом растении.
«Что кофе на Яве, как это было и на Цейлоне, придет к упадку, только вопрос времени, – писал Эдвин Арнольд в 1886 году. – На многих плантациях от деревьев остались одни ветви; они, правда, полны ягод, свежих и зеленых, но скоро эти ягоды почернеют и опадут». Арнольд был прав: вскоре этот изначально кофейный регион перешел на выращивание чая.
Другим следствием эпидемии кофейной ржи стал лихорадочный поиск более устойчивых к заболеванию видов кофе, чем распространенный сорт «арабика». Дикорастущий «coffea liberica», обнаруженный в африканской Либерии и поначалу казавшийся многообещающим, тоже не устоял перед ржой, уступал «арабике» по урожайности и так и не приобрел популярности, несмотря на приличные вкусовые свойства. «Coffea canephora», который в сыром виде жевали угандийские племена, белые колонизаторы обнаружили в Бельгийском Конго; этот сорт – один из первых производителей назвал его «робуста» – оказался выносливым20, урожайным и хорошо рос на небольшой высоте в условиях высокой влажности. Хотя сорт «робуста» имел чрезмерно резкий вкус и содержал вдвое больше кофеина, чем «арабика», ему была уготована заметная роль в будущем.
Несмотря на опустошительную эпидемию hemileia vastarix, мировое производство кофе продолжало расти. В значительной мере его стимулировал безграничный кофейный рынок Северной Америки. Если англичане теперь пили чай, то мятежные колонии поглощали все больше черного напитка, призванного питать знаменитую американскую предприимчивость. В конце XIX века США потребляли почти половину мирового урожая кофе.
Глава четвертаяКофе и мир
Возьмите отборный кофе с насыщенным вкусом и ароматом, тщательно приготовьте… и у вас получится густой, изысканный, восхитительный напиток. Предложите его рядовому потребителю кофе, и он скажет: «Это не то». Потом возьмите тот же кофе, кипятите, пока не исчезнет вкус и аромат, и предложите полученное черное пойло тому же человеку. Теперь он будет пить с удовольствием, приговаривая: «А! Вот это кофе!»
Первая мировая война во многих отношениях знаменовала начало современного мира. Она поставила массовое убийство на технологическую основу и вызвала к жизни термин «военный невроз». Вместе с тем она способствовала развитию глобального мышления и международной торговли. Если говорить о людях кофейного мира, то для них война обернулась ориентацией Латинской Америки на Соединенные Штаты как на самого надежного покупателя и появлением поколения ветеранов, пристрастившихся пить кофе – пусть даже самый плохой.
Пока Европу терзала первая массовая бойня новой эпохи, американские ростеры воспользовались преимуществами сложившейся ситуации. Перед войной почти половина мирового кофе проходила через порты Гамбурга и Гавра, а также (в несколько меньших объемах) Антверпена и Амстердама. Поскольку значительную часть плантаций и кофейного экспорта Латинской Америки контролировали немцы, лучший товар обычно доставался немецким импортерам. Кроме того, европейцы охотно платили больше за хороший кофе, а американцы довольствовались менее качественным. С началом Первой мировой войны положение изменилось.
До этого времени основная часть кофе прибывала в порты США на иностранных судах. Законы, призванные поощрить развитие фактически не существовавшего американского торгового флота, постоянно откладывались, и США сильно зависели от чужих кораблей. С открытием военных действий многие суда под флагами воюющих стран были вынуждены оставаться в портах из соображений безопасности. Спешно принятый временный закон разрешил приписывать иностранные суда к американскому регистру. Фирмы, которые никогда не занимались перевозкой кофе, например W. R. Grace & Company, делавшая бизнес на доставке гуано (удобрение на основе птичьего помета) из Латинской Америки, стремительно бросились в новое дело.