Нестабильность экономики военного времени вынудила Нью-Йоркскую кофейную биржу (New York Coffee Exchange) приостановить операции на четыре месяца. В сентябре 1914 года передовица в отраслевой газете призвала американский кофейный мир к действию. «Южноамериканскую торговлю, которая по праву должна принадлежать нам в силу географических условий», в значительной мере контролировал европейский капитал. «Лишь теперь главным европейским странам, которые сражаются за свою территориальную целостность и независимость, волей-неволей пришлось забыть о налаженной торговле с Южной Америкой». Наступило время для экспансии американских торговцев. Кроме того, кофейные цены были обречены на снижение, поскольку США оставались на тот момент единственным крупным рынком кофе.
«Нью-Йорк стал, по крайней мере на время, финансовой и торговой столицей мира», – информировал банкир американских ростеров в 1915 году. Англия уступила Америке роль расчетной палаты мирового бизнеса, и Национальный городской банк Нью-Йорка (New York’s National City Bank) тут же открыл отделения в Буэнос-Айресе, Монтевидео, Рио-де-Жанейро, Сантусе, Сан-Паулу и Гаване.
Плантаторы Латинской Америки не переставали жаловаться, что за кофе им дают мало, а цены на механизмы и оборудование для плантаций с началом войны удвоились. Эксперт по кофе Ричард Бальзак, который занимался импортом кофе из Колумбии, предупреждал: «думающие торговцы кофе» должны помнить, что им нужны работоспособные плантации. Бразилия, уже страдавшая от финансового кризиса, накануне войны хотела занять в Европе еще 25 миллионов фунтов стерлингов. Плантаторы умоляли правительство провести вторую кампанию ревалоризации, но оно ничего не делало почти до самого конца войны. Бразильцы нарекли военные годы quinquenio sinistro – «ужасным пятилетием».
Фирма J. Aron (располагалась в Новом Орлеане и Нью-Йорке и занималась импортом кофе) радостно сообщала в своем рекламном объявлении: «Война до такой степени нарушила нормальный ход бизнеса, что производители кофе вынуждены уступать его ниже себестоимости. Это дает покупателям возможность сделать запасы на будущее и в полной мере воспользоваться нынешними низкими ценами». Бразилия почти всю войну сохраняла нейтралитет и старалась продавать кофе обеим сторонам, но европейское потребление неуклонно падало. Возможности доставлять такой продукт «не первой необходимости» снизились до минимума. Англичане установили довольно эффективную блокаду морских путей из Латинской Америки. По сравнению с пиком 1912–1913 годов в первый год войны цены на кофе резко упали.
И все же довольно крупные партии кофе попадали в воюющие страны, главным образом через США. «В мирное время английские солдаты пили чай, но теперь, говорят, они перешли на кофе, потому что он лучше бодрит. И другие страны тоже дают солдатам много кофе», – отметил один американский ростер. В 1915 году англичане конфисковали с 13 пароходов американской компании J. Aron & Company 12 тысяч мешков кофе, заявив, что он предназначался для Германии.
В 1913 году США реэкспортировали меньше 4 миллионов фунтов кофе. В 1915 году объем реэкспорта подпрыгнул до миллиарда фунтов, и почти все это отправилось за океан. Много кофе заказывали Скандинавские страны (они увеличили импорт в десять раз), откуда он разными путями попадал в Германию.
В то же время все больше американцев отдавали должное ярко выраженному, насыщенному вкусу гватемальского, колумбийского и других «мягких» сортов латиноамериканского кофе. «Некоторое время ситуация казалась довольно удручающей, – сообщал из Гватемалы репортер в июне 1915 года, – поскольку Германия обычно покупала две трети всего урожая страны». Теперь же крупнейшим потребителем гватемальского кофе стала Калифорния.
Для многих немцев в Латинской Америке война обернулась кошмаром. Опасаясь тевтонского восстания, федеральные власти Бразилии закрыли газеты на немецком языке и интернировали значительное количество влиятельных немцев. Нападения немецких подводных лодок (в 1915 году они потопили лайнер «Лузитания») делали нейтралитет США все более условным, и в апреле 1917 года американцы вступили в войну. Бразилия тоже объявила войну Германии, но лишь после того, как США обязались купить миллион фунтов кофе для своих экспедиционных сил.
США быстро приняли закон о конфискации «собственности иностранцев» и убеждали страны, производившие кофе, сделать то же самое. В феврале 1918 года похожий закон приняла Гватемала. До войны немцам принадлежало здесь 10 % плантаций, которые давали 40 % всего урожая; тем или иным образом немцы контролировали 80 % кофейного производства страны. Под нажимом США основные немецкие плантации перешли под управление Дэниеля Ходжсона – американского гражданина, жившего в Гватемале. Власти США утверждали, что почти две трети немецких плантаций следует квалифицировать как «собственность врага». Гватемальский диктатор Эстрада Кабрера воспользовался ситуацией, чтобы расширить свои поместья.
Стоило только Америке вступить в войну, и ура-патриотическая лихорадка тут же сделала немцев чудовищами в массовом сознании. «Это торжественный, судьбоносный момент, – вещал главный редактор кофейного журнала. – И борьба демократии с абсолютизмом, ныне всемирная, должна продолжаться ради сохранения человеческой свободы и цивилизации». Однако возвышенные призывы не мешали американским фирмам реэкспортировать кофе в Скандинавию, хотя было заведомо ясно, что большая его часть попадет в Германию. В тот самый день, когда Вудро Вильсон заявил о своем намерении защитить демократию в мире, цены на кофейной бирже подпрыгнули: дельцы сочли, что мир не за горами, а с ним и повышение цен вследствие возобновления европейского спроса.
Но война не закончилась так быстро, как ожидали, и сама потребовала больше кофе. В 1917 году Главное интендантское управление (Quartermaster-General’s Department) выдало заказ на 29 миллионов фунтов. Кофе, как отметил журналист-современник, стал «основным напитком военных».
К сожалению, основную часть армейского кофе – поначалу это был «сантус» низких сортов – жарили и мололи в США и, самое главное, очень плохо паковали. Поэтому, когда он доходил до действующей армии, вкус его неизбежно портился. Кроме того, по армейским нормативам кофе готовили из расчета всего пять унций21 на галлон воды. Гущу оставляли в котле до следующего приема пищи, доливали воду и добавляли три унции кофе на галлон. В результате, жаловались военные, выходила «невкусная, мутная и бесполезная жижа, больше всего напоминавшая помои». Э. Ф. Холбрук, коммерсант из Нью-Хэмпшира, который подрядился поставить интендантскому управлению весь кофе, убеждал командование отменить вредоносные инструкции и обеспечить обжаривание кофе на тыловых позициях. Если хлеб полевые пекарни пекут на месте, то и кофе можно обжаривать там же, доказывал он.
Кроме того, указывал Холбрук, зеленый кофе экономит место при транспортировке – после обжаривания зерна увеличиваются в объеме. Генерал Першинг распорядился отправить в действующую армию необходимое оборудование, профессиональных ростеров и зеленый кофе. В конце войны для американских экспедиционных сил каждый день обжаривали 750 тысяч фунтов кофе.
Поначалу война не требовала от ростеров особых жертв: им пришлось только отказаться от жестяной тары и перейти на картонную и деревянную упаковку. Однако в начале 1918 года на кофейный рынок пришли хлопковые спекулянты. Встревоженное этим, Министерство продовольствия (тогда его возглавлял Герберт Гувер22) решило установить контроль над рынком и заморозить цены во избежание спекуляций. Многие импортеры кофе возражали, указывая, что за время войны цены на кофе упали, между тем как стоимость других потребительских товаров выросла. В письме к Гуверу поставщики зеленого кофе предупреждали: «Если запреты не будут отменены, они неизбежно подорвут наш бизнес». Но Гувер остался непреклонным.
Война резко подняла производство новых, растворимых, видов кофе. В 1906 году живший в Гватемале бельгиец по имени Джордж Вашингтон (возможно, он состоял в отдаленном родстве с первым американским президентом) изобрел способ выделять кристаллы кофе из напитка23. В 1910 году Вашингтон (теперь он стал американским гражданином и жил в Нью-Йорке) выпустил свой «G. Washington’s Refined Coffee». Хотя диковинная растворимая смесь не обладала ароматом, вкусом и насыщенностью настоящего кофе, сваренного из свежеобжаренных зерен, она ощутимо напоминала его и содержала достаточно кофеина. Благодаря настойчивой рекламе и умелому маркетингу растворимый кофе закрепился на рынке еще до того, как Америка вступила в войну. Однако популярностью он пользовался главным образом у туристов-походников и небольших семей, которые жили без необходимых удобств.
Летом 1918 года армия США закупила у фирмы Вашингтона весь выпуск продукции, что было немедленно отмечено в рекламе: «„G. Washington’s Refined Coffee“ отправился НА ВОЙНУ». Там растворимый кофе нашел благодарных потребителей. «Я просто счастлив, – несмотря на крыс, дождь, грязь, вонь, рев пушек и адский грохот снарядов, – писал один солдат из траншеи в 1918 году. – Довольно минуты, чтобы зажечь мой маленький примус и приготовить кружку „Джорджа Вашингтона“… Каждый вечер я возношу молитвы за его [господина Вашингтона] здоровье и благополучие». Другой солдат писал: «Первый человек, которого я хотел бы повидать после того, как мы покончим с кайзером, – это Джордж Вашингтон из Бруклина, он настоящий друг солдат». Солдаты часто предпочитали «Джорджа» обычному кофе и даже пили его холодным – не ради вкуса, а ради кайфа.
Другие производители тоже поспешили выпустить свои марки растворимого кофе; возникли новые фирмы, например Soluble Coffee Company of America. В октябре 1918 года действующая армия хотела иметь 37 тысяч фунтов растворимого кофе в день, тогда как все производство Америки составляло 6 тысяч фунтов в день. В ноябре война закончилась, рынок растворимого кофе резко сократился, и многие производители прекратили его выпускать. Фирма Вашингтона выжила, но впоследствии уже не имела больших заказов. Лишь следующая мировая война возродила спрос.