Ответ, естественно, был «да», особенно для дельцов, подобных Клоду Саксу. «Наш импорт из Уганды достиг впечатляющих размеров, – вспоминал Сакс. – Об этом прознал обозреватель из „Washington Post“ и отхлестал нас за поддержку фашистского и бесчеловечного режима Амина». Похожие материалы появились в других газетах, и вскоре Сакс получил осуждающие письма из Управления архиепископа Нью-Йоркского, от протестанских церквей, защитников прав человека и простых граждан. Сакс решил «убавить» закупки и обратился к консультанту по «проблемам имиджа». Тот посоветовал не вступать в полемику и «подождать, пока шум стихнет»65.
Слушания завершились, и кофейные компании ждали, как будет реагировать конгресс. В понедельник, 15 мая, Procter & Gamble узнала, что палата представителей готова принять резолюцию, осуждающую Амина, и рекомендовать президенту Картеру ввести эмбарго. На следующий день, не уведомив прочих членов Национальной кофейной ассоциации, компания с большой помпой объявила, что Folgers больше не покупает кофе из Уганды. Nestlé не заставила себя ждать и тут же сообщила, что еще в прошлом месяце перестала приобретать угандийскую продукцию. Не пожелала отставать и General Foods: ее представители заявили, что компания уже с декабря прошлого года не имеет никаких дел с угандийским кофейным комитетом. Однако компания General Foods продолжала закупать угандийский кофе через брокеров.
В конце июля 1978 года конгресс проголосовал за введение эмбарго. Другие страны не последовали примеру США, но американский бойкот лишил Амина почти всякой поддержки. В апреле 1979 года президент Танзании Джулиус Ньерере отправил в Уганду войска и сверг Амина; после переходного периода к власти вернулся Милтон Оботе. Уже в мае эмбарго отменили, и торговля вошла в нормальное русло. К сожалению для Уганды, по жестокости и жадности Оботе почти не уступал Амину. Террор и убийства продолжались еще несколько лет безо всяких протестов со стороны международного сообщества.
В то самое время как Иди Амину настал конец, долго тлевший огонь вспыхнул в Центральной Америке. В Никарагуа небольшая группа революционеров-марксистов, так называемые сандинисты, возглавила борьбу против много лет правившего государством Анастасио Сомосы-младшего; население единодушно восстало, горя желанием избавиться от диктатора66. В июле 1979 года Сомоса бежал, и к власти пришли сандинисты. Они пообещали улучшить жизнь всем, в том числе кофейным фермерам и их рабочим. Задача была трудной: в результате гражданской войны 40 тысяч человек было убито, миллион остался без крова, а экономика едва дышала.
Финансовое будущее страны, думали сандинисты, зависит от кофе. Через три месяца после революции правительство учредило ENCAFE (Empresa Nicaragüense del Café) – государственную организацию, обладавшую монополией на покупку и продажу местного кофе. Были конфискованы обширные плантации Сомосы, включавшие 15 % всех финок. Власти пообещали «модернизировать» часть плантаций с помощью самых прогрессивных сельскохозяйственных технологий и объявили, что ждут дотацию в 12 миллионов долларов, обещанную Панамериканским кофейным комитетом на борьбу с кофейной ржой и подъем продуктивности плантаций. Поначалу эти программы возбудили энтузиазм, но скоро стало ясно, что революционеры-марксисты ничего не понимают в кофе.
Тем временем в Сальвадоре Народная революционная армия бросила вызов диктаторскому режиму генерала Карлоса Умберто Ромеро. В октябре 1979 года произошел переворот, и страну возглавил умеренный Хосе Наполеон Дуарте. В 1980 году левые повстанцы объединились и сформировали Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти, вознамерившийся свергнуть режим путем террора. Власти в ответ разослали по стране эскадроны смерти. За несколько лет в жестокой междоусобице погибли свыше 50 тысяч человек. Плантаторы-олигархи ненавидели повстанцев, но были разобщены политически: одни стояли за самые жестокие меры, другие выступали в пользу либеральных реформ. Хаос насилия в любом случае снижал урожаи, поскольку работники по разным причинам уходили с плантаций. Многие сальвадорцы выехали в США и оттуда посылали деньги в помощь оставшимся.
В Гватемале дела обстояли не лучше. С тех пор как в 1954 году при содействии ЦРУ был свергнут Арбенс, в стране один за другим сменялись военные диктаторы, боровшиеся со все более активными партизанами. В 1978 году, когда на фальсифицированных выборах победил генерал Ромеро Лукас Гарсиа, карательные акции и сопротивление активизировались.
Гватемальские индейцы даже в конце 1970-х годов едва сводили концы с концами. Живя в горах и существуя с крохотных участков, они страдали от хронического недоедания. «В сезон сбора урожая, – писал в 1977 году наблюдатель Филип Берриман, – мужчин, женщин и детей загружали в ветхие грузовики и везли на плантации, где они жили под голыми навесами без стен. Никакого медицинского обслуживания не было. А в качестве платы они получали лепешку и немного фасоли – даже без кофе»67.
Отец Ригоберты Менчу, Висенте, в 1977 году вступил в революционные отряды. Вскоре и юная Ригоберта присоединилась к борьбе, повлекшей большие семейные жертвы. В 1979 году погиб ее 16-летний брат. «Его мучали много дней, вырвали ногти, отрезали пальцы, содрали кожу». На следующий год погиб отец, когда солдаты подожгли захваченное повстанцами испанское посольство в столичном городе Гватемала. Потом похитили и убили мать. Ригоберта перебралась в Мексику, но регулярно возвращалась в Гватемалу, чтобы поддержать повстанцев. Ее очень печалила смерть близких и друзей, но в целом она воспринимала ситуацию философски: «Разве нас убивают только сейчас? Они убивали нас все время, с детского возраста – недоеданием, голодом, нищетой»68.
В то время как Сальвадор, родина Рикардо Фаллы Касереса, страдал от кровавых междоусобиц, сам Касерес стал видной фигурой в международных кофейных финансах. Об этом человеке по прозвищу Толстяк (El Gordo) говорили разное: «блестящий тактик», «тип, у которого я не купил бы даже подержанную машину», «грозный делец, вызывающий восхищение и страх на кофейном рынке». Будучи главой торговой фирмы Companía Salvadoreña de Café SA, он изумил всех своей способностью манипулировать ценами на Нью-Йоркской кофейной и сахарной бирже в конце 1977 – начале 1978 года. Ситуация внушала такую тревогу, что контрольная инстанция – Комиссия по торговле товарными фьючерсами (Commodity Futures Trading Commission) – 23 ноября 1977 года выпустила чрезвычайное постановление, которым отменила торговлю кофейными контрактами (большинство из них контролировал Фалла Касерес) в декабре и разрешила выполнить только уже существующие контракты. В августе 1978 года, после очередных (но относительно небольших) бразильских заморозков, представители восьми стран (Бразилии, Колумбии, Коста-Рики, Сальвадора, Гватемалы, Гондураса, Мексики и Венесуэлы) встретились с Фаллой Касересом на закрытом совещании в Боготе, чтобы выработать стратегию.
Установленная Международным соглашением по кофе нижняя пороговая цена в 77 центов за фунт (при которой квоты пересматривались) совершенно не соответствовала сложившимся реалиям и уровню инфляции. Поэтому производители всеми способами старались поднять цены на кофе. Перераспределение квот без участия стран-потребителей в прошлом никогда не работало, поскольку кто-нибудь непременно обманывал. И теперь, когда фунт зеленого кофе стоил меньше доллара, участники совещания собрали 150 миллионов долларов и поручили Фалле Касересу поиграть на рынке фьючерсов. Так родилась печально известная «группа Боготы». В условиях примерного соответствия спроса и предложения биржевые манипуляции оставались единственным перспективным вариантом, поскольку люди всегда реагируют на видимость или возможность дефицита. Кофейный рынок был местом не для слабонервных. Как сформулировал это один финансовый аналитик, кофе, более сложный по сравнению с другими товар, отличался меньшей ликвидностью, большей волатильностью спроса и предложения и требовал повышенных рисков. «Кто реально им торгует? – писал он в 1978 году. – Несколько биржевых воротил, несколько „вольных“ брокеров и представители отрасли, производители (это естественно) и кофейные компании – от случая к случаю».
В сентябре 1979 года операции «группы Боготы» вызвали шквал критики в американской прессе. Авторитетный обозреватель Джек Андерсон выступил со статьей «Price Gouging by the Coffee Cartel» («Кофейный картель искусственно вздувает цены») и назвал участников группы «бандитским советом директоров». Деятельность Фаллы Касереса встревожила Государственный департамент. Выступая в конгрессе, Джулиус Кац обвинил «группу Боготы» в «сговоре и попытке искусственно поддержать цены». Он уведомил группу о «серьезной озабоченности» Госдепартамента, но Фалла Касерес отреагировал спокойно: «Пусть говорят что хотят, а сейчас наш ход». Иными словами, без их кофе не будет ни биржи, ни рынка фьючерсов. Нельзя сказать, что 1,85 доллара за фунт выглядели уж очень тревожно. Тем не менее Нью-Йоркская биржа (где теперь торговали кофе, сахаром и какао) в декабре 1979 года опять ввела ограничения, разрешавшие лишь закрытие уже подписанных контрактов. Этой мерой биржа хотела не дать спекулянтам «выжать рынок» и поднять цены за счет скупки фьючерсов.
Весной 1980 года Фалла Касерес убедил «согруппников» учредить собственный торговый дом, Pancafe Productores de Café S. A., – панамскую компанию с регистрацией в Коста-Рике и впечатляющим инвестиционным бюджетом 500 миллионов долларов. Эти средства складывались из прежних доходов Касереса и взносов стран-производителей. Фалла Касерес располагал теперь «финансовой машиной-эспрессо, способной выжать последнюю каплю из своих зерен», как выразился один журналист. Располагая этим новым детищем, спекулянты могли игнорировать требования Комиссии по торговле товарными фьючерсами раскрыть свои торговые позиции. В качестве ответной меры конгресс обещал принять дополнение к Соглашению по кофе и установить приемлемые 1,68 доллара за фунт в качестве порогового уровня.