В конце концов паулисты набрали достаточный политический вес и в 1884 году убедили бразильское правительство оплачивать проезд иммигрантов из государственной казны, чтобы на вновь прибывших работниках сразу не висел долг. Эти колоны, в большинстве своем бедные итальянцы, наводнили район Сан-Паулу. С 1884 по 1914 год на кофейные плантации прибыли более миллиона иммигрантов. Некоторым впоследствии удалось получить собственные участки11. Другие же заработали, только-только чтобы вернуться на родину в полном разочаровании. Поскольку люди были, как правило, недовольны тяжелыми условиями работы и жизни на плантациях, хозяева обычно держали capangas (вооруженную охрану), которая силой заставляла выполнять их приказы. Одного особенно ненавистного плантатора, Франсиско Аугусто Алмейду Прадо, его колоны растерзали на куски, когда он решился пройтись по участкам без сопровождения.
Бразильские плантаторы, однако, отнюдь не считали себя угнетателями. Совсем наоборот – они чувствовали себя просвещенными и прогрессивными предпринимателями, желали вписаться в новый мир и на кофейные деньги поднять промышленность. Осознав, что колоны производят кофе лучше и дешевле, чем рабы, они выступили за полное запрещение рабства и добились своего, когда престарелый дон Педро II выехал из страны. Принцесса-регентша Изабелла 13 мая 1888 года подписала «золотой закон» об освобождении всех рабов, которых оставалось еще три четверти миллиона. Через год плантаторы помогли низложить Педро II и установить республику; на протяжении многих лет ею правили кофейные плантаторы из Сан-Паулу и близлежащего штата Минас-Жерайс.
К сожалению, освобождение черных рабов очень мало помогло улучшению их дальнейшей участи. «Все в этой жизни меняется, – пелось в народной песне, – но вот только жизнь черного остается той же: / Он работает, чтобы умереть с голоду / 13 мая обмануло его!» Плантаторы предпочитали европейцев не только потому, что использование их труда оказалось более выгодным, – они считали чернокожих генетически ущербными и все больше оттесняли их на задворки жизни.
В последующие годы система колонов обеспечила взрывной рост производства: с 5,5 миллиона мешков в 1890 году до 16,3 миллиона в 1901 году. За десятилетие после отмены рабства посадки удвоились, и к концу столетия в штате Сан-Паулу росло более 500 миллионов кофейных деревьев. Бразильский кофе наводнил мир. Господство экспортной монокультуры самым непосредственным образом сказалось на повседневной жизни бразильцев. Как отмечал один из писателей-современников, многие продукты незатейливого повседневного потребления, которые вполне можно производить на месте, например зерно и мука, в больших количествах импортируются… Бразилия серьезно страдает от чрезмерного увлечения кофе и пренебрежения необходимым народу пропитанием.
В то самое время, когда Бразилия возглавила кофейный бум, Центральная Америка тоже решила сделать ставку на это растение и получила примерно такие же результаты… За исключением Коста-Рики, где внедрение кофе прошло более или менее гладко, во всех прочих странах новый продукт принес беду коренному населению и обогащение кофейным олигархам. История Гватемалы служит хрестоматийным образцом истории всего региона.
Это очень маленькая страна, неизмеримо меньше Бразилии, зажатая между Мексикой и Белизом на севере, Гондурасом и Сальвадором на юге. «Земля вечной весны», как ее называют, Гватемала – одно из прекраснейших мест на свете. Один путешественник в 1841 году описал свои впечатления так:
У подножия, в тени вулкана Агуа, зрелище было восхитительным: со всех сторон на горизонте бесконечные зеленые вершины; утренний воздух мягок и ароматен, бесконечно чист и свеж… Я не встречал уголка более прекрасного, более располагающего к тому, чтобы провести здесь отпущенное человеку земное время.
Но красоте сопутствуют проблемы. Тектонические плиты Центральной Америки наползают друг на друга, периодически выталкивают лаву через жерла многочисленных вулканов и сотрясают землю, напоминая людям, что мир, по крайней мере в этой части, не такое уж надежное место. А рукотворные проблемы в большинстве своем связаны с тем, как развивалась кофейная индустрия региона в конце XIX века.
В 1821 году центральноамериканские колонии Испании провозгласили независимость и не без труда заключили оборонительный союз. Но в 1838 году восстание в Гватемале под руководством Рафаэля Карреры привело к распаду союза, и страны Центральной Америки навсегда размежевались.
Каррера, в чьих жилах текла испанская и индейская кровь, был харизматическим крестьянским лидером коренных жителей страны – индейцев майя12, которых жестоко угнетало «либеральное» правительство Мариано Галвеса. В Центральной Америке консерваторы обычно поддерживали католическую церковь и потомков старинных испанских родов, а к индейцам относились покровительственно и снисходительно. Либералы, напротив, делали ставку на появившийся средний класс, оспаривали авторитет церкви и пытались «цивилизовать» индейцев.
При Галвесе у индейцев отняли много земель, издавна находившихся в общинном владении. Лишенные земли индейцы оказывались в положении издольщиков или кабальных работников. Индейских детей регулярно забирали у родителей и передавали «покровителям», которые нередко использовали их как прислугу. В результате индейцам оставалось только уходить выше, на горные плато (altiplano), где земля не представляла такой ценности.
Каррера, причислявший себя к консерваторам, фактически правил страной с 1839 по 1865 год. Хотя он вел себя как диктатор и не упускал возможности обогатиться, его популярность у коренного населения была исключительно высока. Каррера уважительно относился к народным обычаям, старался защищать индейцев и даже назначать их на государственные должности.
В 1840-х годах экономика Гватемалы держалась на экспорте кошенили – органического красителя, который вырабатывают небольшие насекомые, питающиеся кактусами. Из высушенных насекомых получают краситель великолепного красного цвета, высоко ценимый в Европе. Каррера считал необходимым диверсифицировать сельскохозяйственное производство и освободиться от кошенильной монокультуры. По его мнению, Гватемале разумнее обеспечивать себя основными продуктами, чем безоглядно полагаться на заграничные рынки. В 1856 году в Европе изобрели искусственные анилиновые красители. Стало ясно, что спрос на кошениль вскоре упадет. И тогда Каррера решил выращивать больше кофе. Кофейные бобы впервые вошли в число экспортных товаров страны тремя годами ранее. Вместе с тем президент поощрял производство хлопка и сахара13.
Ко времени смерти Карреры и в годы правления Винсенте Серны (1865–1871) кофе приносил все больше прибыли. Склоны гватемальских вулканов, особенно на тихоокеанском побережье, оказались идеальным местом для его выращивания. Помеха была только одна: многие площадки на крутых склонах – они особенно подходили для кофе, но прежде считались никчемными, – давно заняли индейцы. Производителям кофе, латинос14, требовалось правительство, которое разрешило бы им отнять пригодные участки у индейцев и помогло с дешевой рабочей силой.
В 1871 году либералы свергли Серну, а через два года к власти пришел генерал Хусто Руфино Барриос, преуспевающий кофейный плантатор из западной Гватемалы. Он провел ряд «либеральных реформ», призванных облегчить выращивание и повысить экспорт кофе. Объем экспорта неуклонно рос: со 149 тысяч центнеров в 1873 году до 691 тысячи в 1895 году и миллиона с лишним в 1909 году. Как ни печально, «реформы» вновь прошли за счет индейцев и их земли.
В это время в Центральной Америке и Мексике у власти находились либералы, выдвигавшие одну и ту же программу: содействовать «прогрессу» в подражании Соединенным Штатам и Европе, не считаясь с интересами коренного населения. В романе «Nostromo» («Ностромо») (1904), посвященном Латинской Америке, Джозеф Конрад15 восклицал: «Либералы! Слова, такие знакомые всем, имеют совершенно превратное значение в этих странах. Свобода, демократия, патриотизм, государство – все это пропитано здесь недомыслием и насилием».
Индейцы майя не знали частной собственности на землю и вели хозяйство общинным способом. Но в любом случае оставаться без земли они не хотели. С помощью новых законов и открытого насилия правительство Барриоса начало отнимать у индейцев лучшие горные участки. Правда, нередко в виде компенсации им предлагали другие, похуже.
Правительство либералов задумало интенсифицировать развитие сельского хозяйства и объявило все земли, не занятые кофе, сахарным тростником, какао или пастбищами, заброшенными (tierras baldias), а потом перевело их в собственность государства. В 1873 году около 200 тысяч акров в западных предгорных районах Гватемалы были поделены на участки по 550 акров и пущены на продажу по невысокой цене. Но даже такая цена автоматически исключала крестьян из числа возможных владельцев.
Подобно Бразилии, Гватемала пыталась привлечь иностранную рабочую силу, но по большей части неудачно16. Пришлось использовать индейцев, у которых не было особых стимулов работать на плантациях. И как бы либералы ни хотели применить «североамериканское решение», то есть ликвидировать все формы личной зависимости, они не могли себе этого позволить. Индейцы были им нужны фактически как рабы. Но индейцы, которые издавна обеспечивали себя необходимым пропитанием, соглашались работать на других лишь короткое время и за деньги.