Девушка вздохнула.
– Мне порой кажется, что я скучаю по старой жизни. По той старой кофейне, по тому ненавистному мне кофе, по тому городу и жизни, которую я там прожила под другим именем.
Париж сделал глоток кофе.
– Если бы там было хорошо, ты бы не сбежала оттуда. Прошлое – это демон, который зовет нас к себе, когда мы наиболее уязвимы и слабы. Прошлое – это дьявол, который показывает нам искаженное зеркало, в нем мы выглядим красивее и счастливее, чем мы есть сейчас. Но пойми, что мы остались теми же самыми людьми, что и были несколько лет назад. Нам всегда хочется вернуть ушедшее время, потому что оно – это иллюзия. Ты никогда не замечала, Роза, что мы говорим о себе хорошо только в прошедшем времени?
Она задумалась и склонила голову к стеклу. Париж был прав.
– Ты поможешь мне выйти из депрессии?
– А разве у меня есть другой выбор?
Однажды на берег выбросило кита. Роза и Париж видели его впервые. Он был размером с дом, нет, даже больше. Огромная, темная туша лежала на соседнем пляже. Для людей, находившихся в «городе восходящего солнца», одной достопримечательностью стало больше. Они подходили к телу и фотографировались вместе с ним, им это зрелище казалось забавным. Их расслабленные, загоревшие лица излучали улыбку и радость.
– Может, это со мной что-то не так? – спросила Роза, находясь на вершине маяка. Она все это время наблюдала со стороны за происходящим.
Париж покачал головой.
– М-дааа, с мертвым китом сфотографироваться мне бы не пришло в голову.
Роза чуть не засмеялась от той интонации, с которой он произнес эти слова. Париж вызвал на ее лице ухмылку.
– А тебе не кажется, что мы с тобой немного странные? – Роза старалась выразиться помягче.
– Ни капли. А что? – Париж, как и всегда, – сама серьезность.
– Ничего. Просто мне показалось, что мы проводим мало времени среди людей и всячески стараемся их избегать.
– Нет, не понимаю, о чем ты, – заверил Париж.
А действительно, о чем сейчас говорит Роза человеку, который всю свою жизнь был душой компании. Который всячески искал общения с другими людьми, навязывался им и мог разговаривать с ними до тех пор, пока люди вежливо не намекали, что им пора домой. Но нет, это было не про него! Что может понимать человек, который за шесть лет своей жизни, пока мел улицы ненавистного ему города, разговаривал только с одним-единственным человеком, который его же и пытался убить. Пьеро был первым собеседником Оскара с того времени, как умерла его возлюбленная, нет, она не умерла, а погибла. Молодость не умирает, молодость погибает.
Роза ухмыльнулась, на секунду представив Парижа душой компании.
Некоторые люди с пляжа даже пытались отрезать часть кита. «Интересно, куда они денут этот трофей?» – подумала Роза.
Каждое утро на протяжении недели Роза выходила из спальни на балкон, если его так можно назвать. Балконом у них считалось пространство вне комнаты, огороженное высокими перилами; а вокруг – бескрайний синий океан. Роза пила гранатовый сок, она пресытилась апельсиновым, и смотрела на мертвого кита.
– Ты все еще слышишь океан?
– Слышу, – отозвался любовник.
– Подойди, посмотри на кита. Его снова окружили люди.
– А зачем мне на него смотреть? – донеслось из спальни. – Сильно он изменился со вчерашнего дня?
Роза ухмыльнулась, осознавая, что не встречала в своей жизни более циничного и комичного персонажа. В тот же момент она подумала, что самые талантливые комики – это просто циничные люди.
Они с Парижем ни разу не подошли к мертвой туше, а на третий день Париж даже пожаловался Розе, что кит преграждает ему обзор, и что если власти его не уберут, то он вынесет его сам по частям. На пятый день от кита начал исходить отвратительный смрад, старательно стучавшийся в их окна. Стоило только открыть окно, и приходилось зажимать нос. На седьмое утро кит исчез с пляжа, оставив после себя громадное пятно размером с две стопы великана. Еще через день это пятно полностью смыло водой.
Париж был благодарен властям этого города за ценный вклад в их тихую, размеренную жизнь в маяке. Вновь запахло только морским воздухом и бетоном, знаете, есть такой особенный запах у сырых камней – его не спутать ни с чем.
Глава пятая
– Интересно, сколько жизней у китов?
– Явно меньше, чем у кошек.
Роза сама не поняла, как произнесла это вслух. Париж мог ответить на любой вопрос, который волновал Розу.
Вчера утром они ходили на рынок. Знаете, есть такие рынки в курортных городках, как этот и многие другие, которые открываются в пять утра, а закрываются примерно в полдень. Так вот, на таких рынках всегда можно купить свежую рыбу, овощи и мясо – любой продукт будет качественнее, чем в магазине. Цены те же, а встречаются и ниже. Такие места в основном посещают только местные или редкие туристы, блуждающие в такую рань по городу, такие как Роза и Париж.
С тех пор как Париж узнал об этом рынке, он каждое утро вставал в шесть утра, чтобы принести оттуда фрукты и рыбу, пока Роза спит. Он научился торговаться и даже вступать с местными в спор, если ему что-то не нравилось.
– А почему ты только что спросила о китах?
– А тебе разве не интересно, сколько у китов жизней?
– Нет. Меня больше интересует бытовой вопрос данной темы – чтобы киты не пахли в моей спальне!
– А тебе не интересно, сколько у тебя жизней? – Роза пропустила его очередную остроту мимо ушей.
– У меня одна жизнь, – быстро ответил мужчина.
– Это та, о которой ты знаешь и помнишь. А если в прошлой жизни ты был…
– Кем? – перебил ее Париж.
– Ну… Каким-то известным писателем или актером. Скажем, поэтом Шекспиром.
– Ты читала Шекспира? – удивился тот.
– Еще бы не читала… – засмеялась Роза. – Я этого Шекспира терпеть не могу, его сонеты я бы больше никогда не открыла.
– Ты знаешь хоть один наизусть?
– Знаю.
– Прочитай мне его, Роза.
Она затаила дыхание, а затем:
– В тоске не гаснет жар мятежный,
Горит за сенью гробовой,
И к мертвой пламень безнадежный
Святее, чем любовь к живой.
Парижу понравилось, что Роза близка к искусству, он сам никогда не разбирался в нем, будь то картина или стих.
– Красиво. Впервые слышу Шекспира.
– Нет, это Байрон, – отрезала Роза.
– Что с тобой, родная?
Он увидел, как слезы выступили на ее глазах, а губы задрожали.
– Ничего, – она взяла себя в руки и начала искать пачку сигарет в сумочке, где лежали большое зеленое яблоко и плитка черного шоколада. Сигареты исчезли несколько месяцев назад, а привычка искать их в трудные минуты в своей сумочке осталась.
– Что ты ищешь, Роза?
– Шоколад.
Она отломила плитку и положила ее в рот.
Вечером, когда солнце опустилось за горизонт, в кофейню пожаловал солидный мужчина в дорогом костюме, с роскошной женщиной рядом. Этот высокий гладко выбритый ухоженный человек (Роза всегда обращала внимание на мужской маникюр) сел вместе со своей спутницей за соседний столик от двух постоянных посетителей этой кофейни.
– Я думаю, ты не рассердишься на меня, если я закажу нам местный кофе… – послышался красивый мужской голос, полный достоинства и уважения, за спиной у Парижа, Роза незаметно заглянула за соседний столик.
– Ты преувеличиваешь, Поль. Я совсем не против.
Они заказали себе кофе и отведали – каждый по одному глотку.
– Ну и гадкий у них кофе, – с жаром возмутился мужчина.
– Гадкое оно, – подметила женщина.
– В этом я с тобой соглашусь, – как должное добавил Поль. – Но тем не менее, я все же закончу эту историю.
– Я тебя внимательно слушаю, дорогой.
В этих приторных словах Роза уловила не нотку, нет, а целый аккорд притворства. Да, их слушала внимательно не только Роза, но и весь зал.
– Ты меня знаешь, когда я пишу, то нуждаюсь в тишине больше, чем собака нуждается в хозяине. Поэтому, я закрываю ставни, окна, занавешиваю их шторами, чтобы не поступал солнечный свет. Сажусь в полутемной комнате за стол и начинаю писать. Даже яркий свет иногда меня отвлекает…
– А я тебе уже тысячу раз говорила, Поль, что ты тем самым посадишь свое зрение, а твоему доктору придется отрабатывать свои деньги, и выписать тебе очки! Мне кажется, они тебе не к лицу.
Дама скривилась так, будто съела дольку лимона.
– Не начинай, прошу тебя, – отмахнулся от нее мужчина. – Значит, все как обычно – приглушенный свет, бокал сухого, красного вина и только я и мои герои. Знаешь, эту книгу я писал восемь месяцев, и как к любой другой своей работе, я уже к ней привык. Даже в какой-то степени я ее полюбил, если так будет угодно! – мужчина немного откинулся на стуле и поднес указательный палец ко рту, задумавшись. – Я писал в тот день до поздней ночи. Это еще ничего, бывает, я выходил из рукописи, подходил к окну, отворял ставни и встречал рассвет. Да, такое часто случается, что садишься с утра писать, а заканчиваешь на следующее утро. Когда я ухожу к своим героям, то не чувствую, как проходят часы, и иногда мне на душе становится досадно оттого, что я теряю так много времени. Но не в этом суть! Быть писателем – это уметь постоянно слушать, складывать все услышанное на полочки памяти, а затем открывать эти полки и применять. Примерять, я бы даже так сказал, на своих героев услышанные мною ситуации, обстоятельства, вдыхать в них слова, мои или моих знакомых. Быть писателем – это еще и постоянно прислушиваться к своему внутреннему голосу, порой у меня возникает такое чувство, что мой внутренний голос принадлежит не мне, а кому-то, кто есть надо мной выше. Писать – это значит выдумывать, творить, отсекать все лишнее и ненужное, оставив только прекрасное, совершенное; быть писателем – это в первую очередь быть повелителем своей фантазии, того мира, в котором поселятся мои герои и станут его пленниками.
Знакомая Поля вставила свое слово: