– я не мог ее найти. Чужая бархатная кожа, чужие темные глаза, волосы, чужой запах. Как чудесно, что мы пахнем по-своему, как прекрасно, что у нас разная кровь. Я смотрел на ее веки, ресницы и думал, что ей сейчас снится. Или же она проснулась и чувствует меня своей кожей, как я безмолвно смотрю на нее. Ее веки вздрогнули. Я закрыл глаза. Она все еще лежит неподвижно, может, она еще спит. Мне не хотелось, чтобы она увидела, как я на нее смотрю. Я открыл глаза.
– Доброе утро, – улыбнулась она.
– Доброе утро, – улыбнулся в ответ. – Давно ты не спишь?
– А ты как думаешь? – загадочно на меня посмотрела.
– Ты прекрасна.
– Спасибо, – она не отводила от меня взгляд.
– Я принесу кофе, – сказал я. Мне показалось, что она ждала поцелуя. Мне и самому захотелось ее поцеловать. Я наклонился.
– Нет, – прошептала она, а затем указательным пальцем отвела мои губы. – Ты забыл?
– Забыл.
Я встал с кровати и направился в ванную. Это только в романах женщину можно целовать с утра, а затем в порыве страсти заниматься с ней любовью. В реальной жизни нужно сначала почистить зубы, принять утренний душ и только после этого целовать ее губы. Это, как и многое другое, становится привычкой со временем. Она всегда повторяла, что изо рта должно вкусно пахнуть, чтобы получать удовольствие от поцелуя. Я ее поддерживал.
Приняв теплый душ, я пошел на кухню и заварил нам кофе.
– Пожалуйста, – поднес к ней поднос с чашкой.
– Спасибо, – поблагодарила она и сделала глоток кофе, а затем поставила чашку на место и направилась в ванную.
И только после этого я ее поцеловал.
Мы пили кофе, а затем я достал сигарету и подкурил ее прямо в постели.
– Будешь?
– Нет, спасибо, – отказалась она. – И тебе не советую курить натощак.
Я покачал головой.
– Пора бы нам бросить, – добавила она.
– Курить?
– Да хотя бы друг друга.
Она так легко произнесла эти слова, что я аж вскрикнул.
– Почему?
– А ты сам так не считаешь?
– Нет, – отрезал я.
– Лучше остаться в памяти хорошими любовниками, чем надоевшими плохими людьми.
Я в недоумении посмотрел на нее.
– Ты разве так не думаешь? Ведь расстаться на приятной ноте – это оставить в сердце музыку. Я бы хотела, чтобы ты звучал во мне, даже когда я не буду слышать твоего голоса.
– Значит, я тебе надоел?
Она коснулась меня рукой.
– Нет. Но ты мною пресытишься быстрее.
– С чего ты взяла? – я был в замешательстве. – Ты разве знаешь меня?
Она с легкой насмешкой сказала:
– А разве я других мужчин не знаю?
Меня охватила ярость. Я подкурил новую сигарету и сказал:
– Каких это мужчин ты знаешь?
Она спокойно ответила:
– Тех, в чьих руках вянут женщины. О, сколько я знаю примеров. Весь мир это знает, а ты нет?
– Послушай, что я тебе скажу. Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой. И если мне нужно будет приковать тебя к кровати и закрыть в этой комнате, лишь бы ты от меня не сбежала, то знай, что я так и сделаю. Я буду тебя кормить с ложки, приносить тебе кофе в постель, чистить тебе зубы и даже мыть твои волосы в маленьком тазу. Но уйти я тебе не позволю. Так и знай.
Я сделал глубокую тягу.
– Но ведь этого мало, – мягко сказала она. – Мы забыли о времени, но время помнит о нас. Не успеешь и оглянуться, как во мне начнешь замечать недостатки, такие надоедливые темные пятна, и в таком количестве, что забудешь обо всех моих достоинствах. Я в твоих глазах стану обыкновенной, еще через время – уродливой, а на вкус – совершенно никакой, безвкусной. Тебя начнет раздражать мой голос, моя походка и все, что я буду при тебе делать. Ведь ты потеряешь ко мне интерес. Прежний пыл иссякнет, и ты, в конечном итоге, станешь пустым. Разве ты хочешь этого? Разве тебе не хотелось бы оставить меня недопитым напитком и весь мой привкус сохранить на нёбе. Вспоминать обо мне, как о прекрасном мгновении, которое, может быть, никогда больше и не повторится?
Она положила голову на мое плечо.
– Нет, – сказал твердо я.
Она как-то неестественно улыбнулась.
– Ну, тогда ты об этом пожалеешь.
И поцеловала меня в плечо.
Я часто вспоминаю ее слова: «Ты об этом пожалеешь». Кто знает, как бы все сложилось, если бы она в то утро ушла, не оставив ничего после себя, а только послевкусие. Я бы, наверное, никогда не узнал о том, что мое воспоминание о ней – это всего лишь память о человеке, которого в этом мире нет. Я бы переводил стрелки часов назад, возвращаясь в эту комнату, в нашу с ней постель, так и не узнав, что время стоит на месте. Я бы представлял себе, что она спустя время вышла замуж за какого-то богатого, прекрасного человека, который не чаял в ней души. И она в нем, а я… А я всего лишь на нёбе. Я бы представлял ее матерью чужих детей. В этом мире нет ничего прекраснее родных детей. Она бы никогда им не рассказала, как в один летний день, в июле, она сломала каблук. Да она бы, конечно, забыла… Я бы многое мог себе представить, если бы она в тот день из моей жизни исчезла. И со временем я бы о ней забыл. Но она осталась. И, как никогда, я готов был об этом пожалеть.
Следующий день. Я не знаю, насколько он следующий, но мне казалось, что Роза возвращается сюда уже больше месяца. Я всегда знал, почему у нее круги под глазами, почему часто она смотрит в одну точку перед собой, а именно – в мою спину. Почему она приносит изо дня в день с собой этот томик сонетов, почему заказывает кофе, который не доставляет ей удовольствия. Почему носит всегда длинный рукав. Почему она никого не желает видеть, но в глубине души так отчаянно ждет. Я все это знал и, как никто другой в этом мире, я ее понимал. В какой-то степени она была мне близка, хоть мы никогда не разговаривали с ней. Интересно, как бы она отреагировала, если бы я подошел к ней и сказал: «У вас дома намного вкуснее кофе, чем здесь. Зачем вы приходите каждый день в это место? Вы вянете, Роза, и я сожалею, что не в переносном смысле этого слова. Я знаю, отчего, но не совсем понимаю, зачем. Вы героиня, но в ваших жилах течет героин. Вы убийца! И ваша жизнь стоит не меньше, чем у остальных…» Она бы, конечно же, меня прогнала. Я не могу ее спасти. А напоминать человеку о его диагнозе, когда ты не в силах оказать ему помощь – это все равно, что смеяться над ним. Я мысленно оставил Розу в покое.
– Я ухожу на работу, – однажды утром заявил ей я.
– Куда? У тебя есть работа? – посмотрела на меня так, словно я сказал что-то нелепое. Вон выходящее.
– Ну, да, – спокойно ответил я, застегивая верхние пуговицы рубашки.
– И где же ты работаешь? – она пристально посмотрела в глаза и скрестила руки у себя на груди.
– Здесь недалеко. В двух кварталах от дома.
Я и не надеялся, что такой исчерпывающий ответ ее удовлетворит.
Она испытывающе на меня посмотрела.
– Я работаю продавцом в одном магазине.
– И что же ты продаешь? – улыбнулась она.
– Цветы.
Она достала из моей пачки сигарету и чиркнула кремнем.
– Очень романтичная профессия, особенно для мужчины.
Я подошел к ней ближе и взял пачку в руки, последовав ее примеру.
– Ничего романтичного нет, если учесть тот факт, что половина покупателей берет четное количество цветов. Иной раз я думаю, что смертность в этом городе куда выше влюбленности.
Она засмеялась.
– Ты серьезно?
Я сделал глубокую тягу.
– Нет, это я только что придумал, – и улыбнулся ей в ответ.
– А почему все это время ты не работал? – из нее вышел бы хороший следователь. Влюбленная женщина – лучший сыщик на свете.
– Я решил взять отпуск. Не хотелось тебя оставлять ни на минуту, не говоря уже о целом дне. Эти дни были лучшими в моей жизни, – сказал я тихо и искренне.
– А почему же сейчас оставляешь? – мое откровение пролетело мимо ушей.
– Видишь ли, будь моя воля – я до дряхлой старости провалялся бы с тобой в этой постели, но есть еще бытовой вопрос. Мы уже завтра начнем с тобой падать в обморок. Через неделю умрем от голода – это в лучшем случае, в худшем – через дня три.
Она снова улыбнулась.
– Вот, в чем дело. Да, весомый аргумент! Признаюсь, ты меня убедил…
Я затушил сигарету в пепельнице и поцеловал ее, а затем направился в кухню и принес ей кофе.
– Когда ты вернешься? – сделала маленький глоток.
– Вечером.
Она слегка загрустила, но спустя несколько секунд взяла себя в руки и довольно бодро сказала:
– Я тогда почитаю книги. Никогда не могла найти для них свободного времени, а теперь у меня его полно.
– Хорошо.
Наступила пауза. Она повернула голову к окну и о чем-то задумалась. Я все это время сидел напротив нее. А затем она вскочила и обняла мою шею обеими руками, словно маленькая.
– Слушай, может, черт с ней, с работой. Давай поедим твой фирменный суп. Признаюсь честно, он мне понравился.
Ее заявление мне польстило, но, тем не менее, я заглянул ей в глаза и сказал:
– Не беспокойся. Я не буду покидать тебя каждый день, а всего лишь три дня в неделю.
Мои слова ее не утешили.
– Я с ума сойду здесь одна. Останься… Прошу тебя!
Она еще никогда меня ни о чем не просила, и эти ее слова имели большой вес. Я бы все на свете отдал, чтобы остаться. Но я дал обещание, я не мог нарушить свое слово. Я молчал.
– Что это со мной? Конечно, иди. Я найду, чем себя занять.
Мне не понравилась ее интонация, но перечить ей я не стал.
– Я скоро вернусь, – поцеловал ее в губы.
Она встала с кровати и направилась в ванную, делая вид, что меня здесь нет.
Я последовал за ней. Дверь в ванную захлопнулась перед моим носом. Я взял связку ключей, обулся и накинул на себя длинный плащ. Нужно ее закрыть, а то вдруг она сбежит от меня?
– Только не вздумай меня запереть здесь, – донеслось из-за двери. «Неужели она читает мои мысли?» – пронеслось у меня в голове.
Я не решался выйти за порог, а между тем, оставалось мало времени. Мне следовало бы поспешить. Она, по всей видимости, заметила то, что я стою сейчас перед выбором, и добавила свое веское слово: