– Ты бы меня так легко променял на другую?
– Этот вопрос задает мне живая женщина или мертвая?
– Мертвая, – с презрением сказала она.
– Да. Променял бы.
Она вскочила с кровати и начала искать свои вещи. Я поднялся вслед за ней и схватил ее за руку.
– Не трогай меня, – со злостью отрезала она.
– Послушай, – сказал я громче, чем обычно. Пощечина прилетела мне в лицо.
– Можешь бить сколько угодно…
– Серьезно?
Еще одна пощечина нежно обволокла мою щеку.
– Приди в себя, – я обнял ее со всей силы обеими руками.
– Отпусти! – закричала она.
– Послушай, пожалуйста, – сказал ей прямо в лицо и немного ослабил. – Ты, когда у меня что-то спрашиваешь, хочешь услышать от меня правду, а не ложь. Верно?
– Я ничего не хочу больше слышать, – она была не в себе.
Я покрепче ее обнял.
– Прости, что причинил тебе боль своими словами. Я думал, что это невозможно, и ты ничего не испытываешь больше ко мне. Даже злости.
– Ты хоть знаешь, каково мне? – В таком гневе я ее не видел никогда. – Знаешь?
– Не знаю. А откуда мне знать, что у тебя на душе, если ты мне об этом не говоришь?
– Но если ты меня целуешь, то как ты можешь не знать, что у меня творится на душе? – бросила мне в ответ с презрением, а затем добавила: – Ты слепой!
– Объясни мне, пожалуйста, – осторожно попросил ее я.
– Я такая же гусеница, как ты. Ты собственными руками обрезал мне крылья, а теперь просишь лететь.
Она успокоилась немного.
– Отпусти меня. Никуда я не уйду. Где сигареты?
Я ослабил. Она отошла на безопасное расстояние от меня и закурила. Я поднял брошенную пачку с пола и закурил вместе с ней.
– Меня отец все детство растил сам. И если бы я знала, что он меня берег от такого чудовища, как ты, то я бы со сломанным каблуком и даже со сломанной ногой бежала бы тогда от тебя в парке. Влюбленность прошла, маски забыли на сцене… – с иронией сказала актриса, выпуская клубы дыма.
Я не стал вступать с ней в диалог, мне показалось, что ей нужно выговориться.
– Ты думаешь, я не хочу быть прежней? Или я такая пустая, бездушная тварь, лишенная всяких чувств? «Мертвая» – как ты говоришь. Я женщина, и меня нужно любить вопреки. Даже когда я веду себя недостойно.
Моя сигарета дотлевала в руке и начала обжигать пальцы. Я подошел к окну и стряхнул пепел в пепельницу, а затем затушил сигарету.
Она подкралась и встала у меня за спиной, а когда я обернулся к ней, то внезапно меня поцеловала. А затем потушила свою сигарету в пепельнице.
– Ничего не почувствовал?
– Почувствовал.
– Что?
– Боль, – тихо произнес я, глядя ей в глаза.
– Но почему раньше, когда подходил ко мне целовать, ты не чувствовал моей боли?
– Я чувствовал, – сказал с пониманием я. – Но только не твою боль, а свою. Я не знал, что она передается таким образом.
– Как видишь.
А затем она внезапно сменила тему.
– Меня нет в других женщинах. Не ищи меня там больше. Я здесь, в твоем доме. Стою перед тобой – обнаженная и слабая. Раненная тобою и преданная тебе. Я встану сейчас перед тобой на колени, чтобы ты видел, на каком уровне мы с тобой находимся, – она упала на колени, я схватил ее за руки и поднял на ноги.
– Не смей больше этого делать! – вскрикнул я.
– Не буду. Ты увидел только что свое превосходство надо мной, насколько я могу быть ниже тебя. Не опускайся никогда до меня, если хочешь, чтобы я была на равных с тобой. Лучше протяни мне руку…
Я взял ее на руки и аккуратно положил на кровать. И каждый раз, когда я притрагивался к ней, она притрагивалась ко мне в ответ. Рожденный летать перестал ползать.
Как же мне ее не хватало…
Мы чистили зубы вместе, улыбаясь друг другу в зеркало. Она была ниже меня, насколько? Ее глаза были на уровне моих губ, и чтобы меня поцеловать, она становилась на носочки.
– Ты чистишь моей, – заметила она.
У нас были одинаковые зубные щетки.
– Я знаю. Тебя это расстраивает?
– Совсем нет.
– Я еще пользуюсь твоим шампунем. Действительно, от него волосы так не выпадают, как от моего, – сделал чистосердечное признание.
– А я-то думала, почему его стало так мало.
Она решила признаться и мне.
– А я беру твою бритву. Она острее…
– Это я заметил давно, – и тут же добавил: – А я беру твои чулки…
Она засмеялась, а затем набрала из крана в руку воды и ополоснула рот.
– Ну, и как тебе? Я смотрю, ты решил примерить на себя мое оружие – сексуальность, – сказала она, вытирая руки и лицо чистым полотенцем. – Но лучше не выходи в таком виде на улицу, как я заметила, у вас здесь неспокойный район. И есть вероятность не вернуться домой в таком обольстительном виде. Особенно мужчине! Кстати, чтобы носить чулки, нужно сначала побрить ноги, – и посмотрела на мои волосы на ногах. – У тебя их больше, чем на голове.
– Прекрати, – смутился я. – Я же пошутил.
– Я знаю. И хочу тебе сказать, что ты сексуален и без моих чулок. Мужчинам не обязательно носить женское белье, чтобы выглядеть аппетитно. Достаточно иметь сильные руки, широкие плечи и голод к своей женщине…
– В самом деле. Хватит!
– Все, поняла. Молчу».
Розы не было в кофейне уже два дня. Я сидел на ее месте и смотрел в окно. Когда дверь открывалась и слышались сзади шаги, я надеялся, что это ее шаги, ее походка. Впервые в жизни мне не хватало чужого человека. Женщины, которая на протяжении двух месяцев сидела у меня за спиной. Мне хотелось ей многое рассказать, мне нужен был человек, который бы меня выслушал. Во мне накопилось много несказанных слов…
Я представлял, как Роза лежит в горячей ванне, пьет кофе и листает страницы моей жизни. Мне хотелось думать, что в ее жилах течет чистая, неразбавленная кровь. А сама она – трезвая, в здравом уме и в прекрасном настроении. Я воображал себе, что Роза в эти минуты счастлива.
«– …Почему ты считаешь, что я должна любить тебя в ответ? Почему ты не умеешь отдавать себя безответно? Не требуя ничего взамен от меня.
Еще одна бессонная ночь с запахом табачного дыма и ее крема для тела.
– Я тебе уже говорил по этому поводу.
– Да, но я от тебя хочу сейчас услышать другое. Ты сказал, что человек, который себя никогда не любил, может полюбить безответно. Но получается тогда, что любовь к себе у тебя намного сильнее, чем любовь ко мне. Я права?
– Не совсем так, – покачал головой я. – Если бы я отказался полностью от себя, от своего права на жизнь, на чувства, упав головой к полу. А лбом к твоим ногам, целуя пятки и ступни, а затем и следы, которые ты после себя оставила. То со временем я бы забыл о своей чести, о своем мужском достоинстве, и жил бы у твоих ног, как домашняя собака. Которую нужно время от времени гладить. Но, в конечном итоге, ты бы от меня отказалась сама. Зачем тебе рядом пес? Зачем тебе то, что досталось даром? Нам не нужно ничего даром, мы люди такие. Мы должны добиться всего сами, чтобы начать это ценить.
– Ты сгущаешь краски, – с каплей протеста в голосе заявила она. – Зачем нужно становиться собакой, чтобы безусловно любить? Зачем менять кожу на шерсть, чтобы пробудить в себе преданность? А?
Я промолчал.
– Я прошу у тебя человеческой любви, а не собачьей, – она задумалась. – Я люблю собак, верно, но людей я люблю больше.
– Любовь безусловная – это собачья любовь, – наслаждаясь своими словами, произнес я.
– А может быть, волчья? Чем мужчина не волк, когда он любит свою женщину и готов мертвой хваткой вцепиться в горло любому, кто осмелится ее обидеть? Чем ты не зверь, когда дело касается моей защиты? Чем ты отличаешься от животного, если следуешь своим инстинктам, своим чувствам, своей природе? Чем ты не волк, если ты воешь по мне… Выл!
Преданность – это порода. Безусловная любовь – это волчья любовь. Собаки любят хозяина, псы любят сук. А волки – женщин. У них не бывает хозяина…
Спустя несколько секунд она добавила:
– Ты сам выбираешь, кем тебе быть. Собакой или волком.
– Я хочу быть мужчиной. Твоим мужчиной.
– Тогда только волком! – сказала она.
Она гладила мою шерсть своей нежной, теплой рукой.
– Зачем тебе такой характер, ты ведь красивая.
Спросил я так, между прочим.
– Ничем не выдающийся характер даже самого красивого человека делает посредственным.
Она всегда снимала слова с моих губ».
Я шел по одним и тем же улицам, как давно я не менял свой маршрут? Меня иногда останавливали люди и спрашивали:
– Сколько времени?
– Не знаю.
– Есть прикурить?
– Нет.
– Хорошая погода.
– Очень.
Я был абсолютно бесполезным обществу человеком. Я не знал, сколько времени, у меня не было прикурить, и погода для меня всегда была хорошей. Таких людей, как я, в глубине души ненавидели.
От меня не было толку даже грабителю. Страшно, когда у человека нечего украсть.
«Я приносил ей ирисы небесного цвета. Я тихо ставил их в вазу и ждал, пока она проснется. Когда она открывала глаза, то дарила мне ангельскую улыбку. Ей важно было, чтобы я ее не только слушал, но и запоминал.
– Доброе утро.
Оно всегда было добрым. Как важно просыпаться с тем человеком, с которым хотелось бы прожить целую жизнь.
Я лег в одежде к ней и поцеловал.
– Я еще не чистила зубы, – смутилась она. Ей всегда хотелось выглядеть в моих глазах превосходно. А потому она быстро вскочила и побежала в ванную. Мне было не важно, как у нее пахнет изо рта, какая у нее прическа на голове и прочие мелочи.
Спустя несколько минут она вернулась.
– Теперь можешь целовать.
Я подошел к ней и застыл в объятиях. Как необъятно то, что хочется обнимать изо дня в день.
Мы позавтракали и решили сходить в парк. Нет, мы не кормили хлебом голубей и не целовались у всех на виду. Мы сидели на скамье и ели мороженое. Нам было не важно, какой сейчас день, какой год, и будет ли завтра дождь. Нас словно вырезали из какого-то красивого фильма и поместили в безлюдный парк.