Я связал из его шнурка петлю и прижал к ее горлу.
Я изменил ей спустя мгновения внезапного счастья, которое рушилось на ее плечи изо дня в день.
Я изменил ей спустя целованные плечи. Теплые пальцы, не знавшие холода, перегорели.
Я изменил ей, не перегорев, не остыв. Я изменил только потому, что во мне было свойство, о котором я никогда и не знал. Собачье свойство. Когда приносят мясо незнакомые руки, псы разрывают мясо.
Но не разрывают руки.
Однажды в магазин, в котором я уже длительное время работал, вошла молодая девушка и попросила подобрать ей букет.
– Мне для себя. Я давно хотела подарить себе цветы.
Эта девушка не была редким исключением, с такой странной просьбой ко мне подходили уже ранее. Женщины нуждаются в цветах, но еще больше они нуждаются в людях, которые их бы дарили.
Я показал ей весь ассортимент. И посоветовал несколько букетов на свой вкус.
– Простите, у меня будет к вам необычная просьба. Понимаю, вы занятой человек и, наверное, очень дорожите своим временем, но я наберусь смелости попросить вас об одном одолжении.
Передо мной стояла светловолосая девушка, ничем особо не запоминающаяся. Но при этом голос у нее был приятный и добрый.
– О каком одолжении?
– Я хочу вас попросить, чтобы вы подарили мне букет цветов. Я знаю, это звучит глупо, и, наверное, я совсем выжила из ума. Но мне так давно не дарил никто цветы, а покупать самой себе стыдно. Нет-нет, не подумайте. У меня есть деньги, и я вам за этот букет заплачу, – она достала кошелек из сумочки и протянула мне купюру. – Только принесите мне его, пожалуйста, сегодня после работы. Когда у вас появится свободное время. Мне не хотелось бы выходить на улицу и просить об этом прохожих, мне очень стыдно за то, что я вас об этом прошу. Но… Нет, забудьте. Простите, я пойду…
Она развернулась и направилась к двери.
– Погодите, – сказал ей вслед. – Вы забыли оставить свой адрес.
Она искренне улыбнулась и подошла ко мне. Я предложил ей свою ручку.
– У меня своя, благодарю, – написала на листке адрес и протянула мне.
– Спасибо…
А затем она покинула магазин.
Когда рабочий день подошел к концу, я достал из кармана ее адрес, забрал из-под прилавка букет, который я для нее собрал, и закрыл за собой магазин. Меня дома ждала Ли… и я решил как можно скорее выполнить свое обещание и вернуться домой. Она знает, во сколько я возвращаюсь с работы, и верно ждет моего прихода. Если я задерживаюсь, она начинает волноваться за меня. Странная она, сколько раз я ей повторял, что со мной ничего не случится. С кем угодно, но только не со мной! Мне всегда казалось забавным ее беспокойство за меня. Я ведь не ребенок.
Я пришел по указанному адресу и постучал в дверь.
– Войдите… – донеслось изнутри.
Я открыл дверь.
Передо мной стояла та самая девушка, которая приходила ко мне утром, на ней была розовая сорочка до колен. От нее исходил резкий запах парфюма.
– Это вам, – сказал я и вручил ей букет.
– Спасибо. Даже не знаю, как и благодарить вас. Давно мне никто не приносил цветы в дом. Может, чаю?
– Нет, спасибо. Я тороплюсь.
Она стояла с букетом и смотрела на меня. Я открыл дверь.
– Прощайте.
– У вас красивые плечи, – сказала мне в спину.
– Что?
– Я говорю, у вас красивые плечи, что редкость сейчас для мужчины. Я всегда обращаю внимание на мужские плечи. И на руки. Эти части тела говорят о многом. Кстати, и пальцы у вас очень необычные, музыкальные. Вы играете на пианино?
– Нет, не играю.
– А я играю. Посмотрите на мои, – она одной рукой прижала к себе букет, а вторую вытянула вперед. – За пятнадцать лет музыки я еще не встречала ни у кого таких пальцев, как у вас.
– Спасибо, – вырвалось у меня.
– Закройте, пожалуйста, дверь. Снаружи сквозит, меня продует. Не хотелось бы болеть в такую погоду.
Я закрыл дверь, и в этот момент подумал, что дверь закрывают либо «перед собой», либо «за собой».
Я закрыл перед собой.
Она была обаятельна. Но среди сотни прохожих я бы никогда не обратил на нее внимания.
– Хотите, я научу вас играть? У меня как раз выдался свободный вечер. Заварить вам чаю?
– Да.
– Сколько ложек сахара?
– Что? – я не расслышал ее вопрос.
– Сколько ложек сахара вы любите в чай?
– Две.
– И я две люблю. Мне говорят, что лучше пить без сахара. И полезнее, и сахар не перебивает истинный вкус чая. У меня настоящий английский с бергамотом…
Я терпеть не мог чай. И с сахаром, и без него.
– Спасибо, – я взял чашку из ее теплых рук.
– Снимайте обувь и проходите в зал. Нечего нам стоять на пороге.
Я поставил чашку на пол и снял свою обувь. Меня вела за ней какая-то неведомая сила, которой легко можно было противиться, но я не стал. А последовал за ней. «Поиграю и вернусь домой», – мысленно сказал себе.
– Садитесь за пианино.
Я сел и нажал клавишу. Она принесла из другой комнаты еще один стул и села возле меня.
– Кладите пальцы на клавиши, я сыграю вашими руками.
Я в ту же минуту подумал, что задержался, и Ли… волнуется за меня. А может быть, она сейчас занята чем-то другим. Девушка протянула к моим рукам свои руки и осторожно коснулась. Образ Ли… на мгновение снова появился у меня перед глазами, но сразу исчез.
– Расслабьтесь. Вы слишком скованны.
Я выдохнул и расслабился телом.
– Вот так.
Она начала управлять моими пальцами, касаясь их сверху своими, и вдруг зазвучала приятная мелодия. Мы играли Шопена, как она сообщила позже.
– Вам нравится? – спросила она у меня, ее губы находились у моего лица, но не касались его.
– Я никогда раньше не играл, – признался я.
– У нас хорошо получается.
– Да.
Когда мы закончили, то по-прежнему находились на интимном расстоянии друг от друга, когда тело соприкасается с другим телом. А пальцы с пальцами. Вот только музыка не звучала больше.
Она медленно убрала свои руки и посмотрела на мой профиль. Я повернулся к ней лицом.
– Вам говорили, что у вас красивые губы?
И тут я осознал, что мое тело повинуется ее словам. Я закрыл глаза и поцеловал чужие губы. И знаете, что я испытал? Горечь! Ее губы горчили, а затем я распробовал их. И спустя несколько секунд я почувствовал сладость.
Это была другая сладость, подобная не меду, а концентрату сахара. Я упивался, но не пьянел. Употребляя без меры, я терял над собой контроль, стирая границу между реальностью и фантазией, овладевшей мной и моими руками.
Я снял с нее сорочку. Ее обнаженное тело было в тысячу раз хуже, чем то, которое я привык целовать. Которым я привык упиваться. От этой особы пахло новизной и тайной, мне не важно было, что у нее за душой. Я не думал ее читать. Я не думал… А только брал. Ее небольшая грудь не пахла молоком. Она пахла, но только другим запахом, мое обоняние не узнавало привычного ему аромата. И спустя время я перестал пытаться найти в ней свою Ли… решив воспринимать ее, как что-то другое. Новое, притягивающее к себе. Манящее. Вдох и выдох… Она царапала мою спину своими ногтями, я надеялся, что не останется шрамов. И следов этой ночи на теле. Вдох… Я видел лицо незнакомой мне женщины. Мы трахались, как животные, не зная, что в этом мире правильно, а что – нет. Был инстинкт. А если между нами и была в ту минуту страсть, то пахла она совсем по-другому. Наши тела лежали на чужой постели, обессиленные, обесточенные. Она сказала, что в воздухе пахнет букетом, который я принес. Мне показалось, что пахнет горелой проводкой.
– Я закурю. Ты не против?
– Не против. Кури…
Она подала мне чашку, из которой пила чай. Я даже не понял, когда я успел с ней перейти на «ты».
– Мне нужно принять душ.
– Прими, – безразлично сказала она.
Я засмеялся, мне было досадно и смешно.
– Знаешь, встреть я тебя раньше, хотя бы несколько месяцев назад, я бы поблагодарил тебя за секс. И может быть, выпил бы кофе.
– Почему не выпьешь? – в ее голосе не было никакого интереса.
– Так вышло, что у меня дома кофе вкусней. Я сегодня впервые в жизни изменил…
– О-ооо, – в ее голосе прозвучала насмешка. – Тогда душ тебе точно не поможет.
– А что поможет?
– Бутылка коньяка. Причем самого дешевого, чтобы еще сделать акцент на цене.
Мне была понятна ее ирония и не завуалированное желание поддеть.
– Не повезло твоей женщине с тобой. Больше мне нечего добавить.
Я потушил сигарету и молча встал с кровати. Оделся.
– Возможно, кому-то повезет с тобой, – сказал я не со зла и не с радостью, а просто так, чтобы было. И покинул комнату. А затем молча вышел из квартиры.
Часы показывали десять вечера. Я опоздал на целых три часа, я не знал, что сказать Ли… а выдумывать правдоподобные версии у меня просто не было желания. А потому я сказал, как есть.
Она открыла мне дверь.
– Где ты был? – в ее голосе была тревога.
Я вошел внутрь, чтобы она не смогла босиком убежать. А только затем сказал:
– Я был у другой женщины, Ли… Я тебе изменил.
Она запретила к себе прикасаться. Она запретила себя спасать, приставив нож к шее.
– Не подходи… А иначе я себя убью.
Я еще не видел смерти, а она была к ней так близко. Я осознал, что ничего не могу исправить. Я в тот момент испытал на себе, каково это – быть похороненным заживо. Когда ты живой, а сделать ничего не можешь.
Нет, она не убила себя, но кровь на запястье была настоящей и говорила весьма убедительно о том, что ее жизнь потеряла смысл. Я был ее смыслом. Она потеряла меня.
Она запретила себе смотреть на меня. Смотря на стены, потолок, пол – куда угодно. Мне самому было стыдно смотреть в ее глаза.
Это была самая длинная ночь в моей жизни. Я ни разу не закрыл глаз, я ни разу с ней не заговорил. И она всю ночь не спала, я был в этом уверен. Правду говорила пианистка, что мне не поможет душ. Царапины на спине пекли, но не так больно, как горело в груди. Я не смог смыт