…
«А ведь Лайзо почти всегда принимали в высшем свете как равного или, на худой конец, как экзотического, интересного гостя, – пришла мне в голову неожиданная мысль. – Каково же ему теперь приходится в роли слуги?»
Тут одно из двух – или Лайзо настолько опостылела преступная жизнь, что он уцепился за первую же возможность измениться к лучшему, или он просто со всем азартом погрузился в новую «игру» – до тех пор, пока правила ему не наскучат.
Или уже наскучили?
Я, не удержавшись, всмотрелась в лицо гипси. Он по-прежнему сидел и молчал, избегая встречаться со мною взглядом. Ни раскаяния, ни волнения – только мрачная мина человека, уверенного, что он приносит жертву… во имя чего?
У меня вырвался вздох.
Перспектива столкнуться с людьми «тёмной» стороны Бромли, конечно, пугала, но не настолько, чтобы оправдывать ею любые неприятности, происходящие с Лайзо.
К тому же было в истории с нападением что-то… нарочитое. Неискреннее. Неправильное.
– Мистер Маноле, посмотрите мне в глаза, пожалуйста.
Лайзо удивился, но послушался. У меня, как всегда, перехватило дыхание от его взгляда– на секунду, не больше, но потом я сосредоточилась и постаралась придать лицу фамильное валтеровское «ледяное» выражение.
– А теперь поклянитесь, мистер Маноле, что сейчас вы рассказали мне правду и не утаили никаких важных подробностей.
Дыхание у него на мгновение сбилось. Он быстро облизнул губы, будто они пересохли… и произнёс, тихо, но внятно:
– Клянусь, леди. Рассказал всё, что запомнил.
Зрачки у него даже не дрогнули – не стали ни больше, ни меньше. Леди Милдред говорила, это признак того, что человек говорит правду.
– Хорошо. Очень хорошо. То есть плохо, но это уже не ваша забота, мистер Маноле. Ступайте в свою комнату и отдыхайте.
– Но…
– И не спорьте со мной, мистер Маноле. Право, я не в том настроении. Ступайте, – вновь улыбнулась я ему, на сей раз ободряюще. – Прошение мне пока придётся оставить у себя. Завтра решу, что с ним сделать. Договорились?
– Как скажете, леди, – второй раз за день сдался на мою милость Лайзо. – Я тогда пойду. Мне и впрямь нехорошо.
– Идите, – милостиво отпустила его я. – Нет, постойте. А почему, собственно, вы решили уволиться? Боялись, что я натравлю на вас «гусей»?
– Нет, леди, – просто ответил Лайзо. – Просто подумал, что если сейчас на меня одного накинулись – это полбеды, а если бы я вас вёз, то могли бы и… – осёкся он. Я непонимающе нахмурилась. – Забудьте, леди. Это меня, верно, совесть замучила. Вот так оно и было.
– Гм? Интересно. Впрочем, не смею вас задерживать.
Когда Лайзо наконец вышел, я позволила себе додумать те мысли, которые в его присутствии гнала прочь.
То, что случилось, не было похоже на месть обманутого подельника. Слишком уж всё продумано, слишком многое принято во внимание – от привычки Лайзо сторониться «гусей» до выбора ненастного дня, когда прохожих, а значит и свидетелей, не найти. «Поломка» кэба; молодчики, сумевшие скрутить бывалого пройдоху-гипси с его феноменальным чутьём на неприятности; наконец, «случайная» оговорка, видимо, специально для свидетельницы – с намёком на обстоятельства дела, на котором Лайзо чуть не попался… но оговорка человека, не знающего всей подноготной того случая.
Нет, преступники так не работают. Никаких сомнений.
Однако есть в моем окружении тот, кто опаснее любого преступника. Тот, кто обличён большой властью и не знает сомнений. Тот, кому очень не понравилось, что я взяла на работу молодого мужчину с весьма сомнительным происхождением – и слишком красивого.
И сейчас я собиралась нанести этому человеку визит и потребовать объяснений.
– Магда, вызови кэб, – приказала я служанке, когда та явилась на звон колокольчика. – И приготовь мою шляпку, плащ и трость… нет, трость лучше оставить, еще не хватало забыть там последнюю, что у меня осталась.
– Вы собираетесь уезжать? Уже темнеет, – робко произнесла Магда, несколько сбитая с толку моим напором.
– Да. Собираюсь. Мне нужно поговорить с маркизом Рокпортом. По личному делу.
Забавное совпадение – кэб попался то же, на котором мы с Георгом и Мэдди добрались до особняка. Знакомое лицо водителя мгновенно напомнило мне о том, что я уехала, ни слова им не сказав. И если за Георга можно было не беспокоиться, то Мэдди могла и чего-нибудь этакого натворить, переволновавшись.
«Потом, – нахмурилась я. – Всё равно сейчас ничего уже исправить нельзя. Поговорю с ними потом».
Несмотря на скверную погоду – морось и холод, до резиденции маркиза Рокпорта мы добрались быстро. Однако уже у ворот случилась заминка. Слуга, вероятно, недавно нанятый, никак не хотел открывать их, ссылаясь на то, что маркиза нет и не будет до позднего вечера, а незваных гостей пускать «не велено». В конце концов бесполезный спор мне надоел.
– Поступайте, как знаете, – с показным смирением произнесла я, отвернувшись от ворот. – Но подумайте, что с вами сделает Рэйвен, когда узнает, что вы сперва четверть часа продержали его невесту под дождем, а потом и вовсе прогнали. Разумеется, это не моё дело, но я бы посоветовала вам, не дожидаясь его реакции, эмигрировать в Алманию. Впрочем, даже и это может оказаться для вас бесполезным – уж как повезёт.
Я, наверное, года четыре не называла маркиза по имени, но сейчас его упоминание произвело должное впечатление на упрямого слугу. Кэб наконец-то пропустили. Однако мелкое недоразумение, к сожалению, усугубило мой мрачный настрой. Если из дома я выезжала с намерением помириться с Рокпортом и на волне дружеского расположения не только разузнать о нападении на Лайзо, но, возможно, и попросить помощи в розыске злодеев, то теперь была настроена на полноценный скандал.
Определенно, маркиз дурно влиял на мою выдержку. Слишком много накопилось вопросов к нему. Начиная с того, куда он бесследно пропал сразу после похорон моих родителей, и заканчивая таинственным нападением на Лайзо. С самого возвращения маркиза я старательно отгоняла от себя неуместные мысли, пытаясь отыскать среди застарелых обид хотя бы росток прежних родственных чувств, но тщетно. Подавленное недовольство упрямо прорастало во мне злостью и обнажало нервы так, что больно становилось даже от неосторожного слова.
Это не могло продолжаться бесконечно. И, кажется, пришло время расставить всё по местам.
Уже в особняке вновь начались попытки выдворить меня прочь. Правда, теперь за дело взялась экономка Рокпорта, Клара О’Дрисколл – немолодая сухопарая женщина с рыбьими глазами, прекрасно знавшая, кто я такая. Действовала она куда более тонко, прикрываясь заботой обо мне.
– Леди Виржиния, приношу извинения за назойливость, однако я не смогу простить себя, если сейчас промолчу, – бесцветным голосом вещала О’Дрисколл. – Боюсь, что маркиз сегодня может и вовсе не приехать. И, возможно, даже завтра. Если кто-нибудь узнает, что леди провела ночь в доме неженатого мужчины…
– Мы не в девятнадцатом веке, миссис О’Дрискол. Кроме того, маркиз мне не чужой. Он мой жених. Да и сплетни… откуда им взяться? Разве вы собираетесь рассказывать кому-нибудь о моём визите?
– Нет, что вы, леди. Я лучше приму обет молчания до конца жизни, чем скажу хоть слово, способное вам повредить. Но даже если вы останетесь, то гостевые спальни не готовы.
– Ничего страшного, я могу поспать и сидя. Здесь, в этом кресле, чтобы поговорить с маркизом тотчас же, как он приедет.
– Леди Виржиния, прошу вас, возвращайтесь домой! Клятвенно обещаю сообщить вам, как только маркиз вернется!
– Нет нужды так утруждаться. К слову, могу я рассчитывать на чашку чая в этом гостеприимном доме?
– Конечно, леди. Конечно. Прошу прощения.
Судя по обреченности, тревожным колокольчиком зазвеневшей в голосе экономки, настойчивое желание прислуги отправить меня домой было продиктовано не только необходимостью оградить драгоценную особу маркиза от нежданных гостей. Возможно, Рокпорт действительно не собирался возвращаться сегодня домой.
В девять часов вечера миссис О’Дрисколл оставила бесполезные уговоры и смиренно сообщила, что в Восточной гостиной меня ждет ужин.
В десять я пожалела, что не взяла с собою счета и деловые письма – по крайней мере, за ними можно было с пользой провести время.
В половине одиннадцатого ко мне пришла светлая идея перебраться в библиотеку. Некоторое время я колебалась между толстенной «Теорией новых экономических отношений» Спаркса и «Искусством пытки» за авторством некоего Константа Невинного. Кажется, был такой монах в Тёмные времена… Выбрав труд, в большей степени соответствовавший моему настроению, я устроилась в кресле с книгой загадочного Константа и потребовала у служанки ещё чашку чая.
После полуночи строчки стали расплываться у меня перед глазами, а потом и вовсе начал мерещиться голос маркиза, монотонно зачитывающий список преимуществ «железного сапога» перед «окунанием на стуле». Голова становилась тяжелее, тяжелее, страницы книги – ближе…
А затем вдруг я услышала недоверчивый оклик:
– Виржиния, вы ли это?
И проснулась.
Спина затекла и болела нещадно.
– Кажется, я… Не уверена, впрочем. Который час?
– Половина второго, – несколько растерянно ответил маркиз. Он уже снял очки и потому немного щурился – даже здесь, в полумраке старинной библиотеки. Старомодный зелёный сюртук, как всегда, сидел безупречно, но сейчас казался, скорее, доспехами, чем просто одеждой. – Миссис О’Дрисколл сказала мне, что вы ждёте, но я, каюсь, подумал, что она вводит меня в заблуждение. Не ожидал увидеть вас здесь, Виржиния.
– Я сама не думала, что приеду. – Я постаралась принять исполненное достоинства положение – не сидеть же леди с поджатыми под себя ногами, когда с нею говорит мужчина! Но потом передумала. В конце концов, я не в первый раз засыпала в этой библиотеке. И иногда – когда-то очень давно – маркиз на руках переносил меня в карету. Отец слишком часто предпочитал другую ношу – одолженные книги… Впрочем, ни к чему сейчас вспоминать об этом. – Но мне срочно нужно было поговорить с вами.