Маркиз тяжело вздохнул, отступая на шаг.
– Мне трудно в это поверить, Виржиния. Что же в таком случае удерживает его на скучной, не слишком хорошо оплачиваемой работе?
– Желание покончить с преступным прошлым?
– Глупости. Я за всю свою жизнь не видел ни одного покаявшегося грешника. Вы молоды, Виржиния, и идеалистичны, – повторил Рокпорт с грустью. – Возможно, Лайзо Маноле представляется вам благородным героем, наподобие Железного Фокса, вольного стрелка. Но мы не герои баллады. Ваш водитель – всего лишь талантливый проходимец, порченая кровь. Он жил за счёт горя других людей, осознайте уже. Это не случайная ошибка, не единственный неверный шаг. Это способ существования. Жалеть его – всё равно что жалеть паразита. Вам же не придет в голову нарочно разводить блох на собаке или позволять оводу кусать вашу лошадь?
– Разумеется, нет! – начала сердиться я. – Только вот не сравнивайте мистера Маноле с какими-то насекомыми. Между прочим, я лично дважды… нет, трижды видела, как он помогал изловить опасного преступника. Сотрудничество со следствием, так это называется, да? И только благодаря мистеру Маноле я сейчас жива. Он заслонил меня от пули, не особенно надеясь выжить после этого. Это поступок мерзавца или честного человека, маркиз? Ответьте, не молчите, прошу вас, – едко добавила я. – И, в конце концов, даже Писание говорит, что нужно прощать и протягивать руку помощи тем, кто нуждается…
– Только вот не вспоминайте Писание, – поморщился маркиз и отступил в тень. – Если бы вам пришлось повидать то, что видел я, то вы бы сейчас не защищали от меня отъявленного негодяя. Люди не меняются, Виржиния, и один добродетельный поступок не значит ничего по сравнению с привычкой жить за счёт других. Избавьтесь от Лайзо Маноле, пока не поздно, или это сделаю я.
Угроза, ненавязчивая, но очень-очень правдоподобная, стала последней каплей. У меня словно хрустнуло что-то внутри, ломаясь окончательно – некий барьер, граница терпения… А может, это раскололась пополам сама память, разделившись на туманно-сказочное прошлое с настоящей семьей, пансионом, вышивкой у камина – и на жестокое до предела настоящее, в котором я осталась наедине с бухгалтерскими книгами, кофейней и призрачным запахом вишнёвого табака.
– Нет, не сделаете! – Я поднялась на ноги. «Пытки» в скользкой кожаной обложке звучно шлёпнулись на паркет. – Если вы это сделаете, то можете вообще забыть дорогу в мой дом! И помолвку я расторгну в тот же день! Нет, в ту же минуту!
– Виржиния…
– И дело не в Лайзо Маноле, а в вас! В вас! Не смейте лезть в мою жизнь! Уже прошло то время, когда я просила советов… да что там просила, умоляла о них! Мне хотелось выйти на улицу и закричать – ну хоть кто-нибудь, помогите! Но все, все разбежались – и мамин родной брат, и так называемые «друзья» отца! И вы, вы даже на похороны не явились! Мы с бабушкой остались вдвоём. А вы знаете, как тяжело она болела! Последние месяцы ей даже морфий не помогал, а вы… И на её похороны вы не приехали тоже.
Я выкричалась всласть и теперь тяжело дышала, не отводя взгляда от лица Рокпорта. Пусть бы сказал что-то, хоть словечко, оправдался бы… Но он только молча наблюдал за мною.
– Когда мне действительно нужна была помощь, вас не было рядом, маркиз, – хрипло произнесла я. – Да, да, знаю – одно ваше имя, одна новость о нашей помолвке отпугнула от меня охотников за наследством. Но кроме имени вы не дали ничего. А теперь я уже крепко стою на ногах, и советы мне не нужны. Особенно ваши.
Я думала, что маркиз теперь точно разозлится. Станет кричать, ругаться на меня… да хотя бы нахмурится. Но он только отвёл взгляд, машинальным жестом взял свои чудные очки с книжной полки и, будто в растерянности, раскрыл и сложил дужки. Раз, другой, снова и снова.
– Я просто хочу вас уберечь, – тихо ответил он наконец. – Виржиния, поймите, я видел много страшного. Я видел, как умные, очень умные женщины, оступившись лишь раз, ломали себе жизнь. Наверное, вы не помните мисс Лору Стэнфорд, младшую дочь виконта, а я помню. Жертва даже не соблазнения – насилия, она всё равно была отвергнута обществом. Отец хотел увезти её на материк, но не успел – она повесилась в своей комнате, на собственном пояске. А ведь вина лежала не на ней, а на насильнике… Нет, Виржиния, не отворачивайтесь. Дослушайте, пожалуйста. Я могу рассказать еще много подобных историй. О дочери баронета из Вулф-энд, которая, вопреки предупреждению родителей, обвенчалась с очаровательным юношей без роду без племени – он бросил её, как только закончились деньги из приданного, и исчез. А она осталась одна, с ребенком – не вдова и не жена. Я знаю о виконтессе, истратившей большую часть состояния на своего любовника и оставшейся потом в одиночестве перед злыми языками в Бромли; о леди из Эннекса, на которой женился охотник за приданным. А Шарлотта Шарли, та самая, что написала «Дом на высоком берегу»? Вы помните, что с нею было? Она вступила в связь со своим адвокатом. Но когда об этом стало известно общественности, тот удрал, прихватив украшения мисс Шарли и её гонорар за последнюю книгу. Виржиния, Виржиния… – Рокпорт подошёл ближе и взял меня за руку. И теперь уже стало совершенно ясно – это не у него холодные пальцы, это я горю. – Наверное, я говорю жестокие вещи, которые вам неприятно слышать. Вы злитесь, конечно. Но это всё от страха… Моего страха. Я боюсь, что не сумею уберечь ещё и вас. Гинни… я не хочу, чтоб даже одна твоя слезинка пролилась потому, что я недосмотрел и не уберёг тебя. Если для тебя это так важно – я больше не трону твоего водителя. Но приглядывать за ним не перестану. – Он провёл рукой по моим волосам, и без того стоящим дыбом. – Гинни, Гинни… Как же ты повзрослела…
Горло у меня перехватило.
– Дядя… Рэйвен… Прости, пожалуйста. Я не хотела кричать. Просто…
– Просто так получилось. Я знаю, Гинни. Поплачь хоть немного. Почему ты никогда не плачешь?
Я улыбнулась в его сюртук.
– Не умею.
Домой в ту ночь я, разумеется, не поехала. Дядя Рэйвен велел приготовить для меня одну из гостевых спален на втором этаже. Окна выходили в сад. До самого утра ветер стучал в ставни тонкими ветками старых вишен, но звук этот странным образом убаюкивал. В комнате было прохладно – её не успели как следует натопить; я сдвинула грелку к ногам, закуталась поплотней в одеяло, закрыла глаза – и открыла их только тогда, когда большие напольные часы в зале этажом ниже стали бить час пополудни.
Завтракать мне пришлось в одиночестве. Кроме выпечки, к чёрному кофе экономка подала аккуратно сложенную вчетверо записку. Там с детства знакомым мне почерком значилось:
Сожалею, вынужден уехать из города по срочным делам необычайной важности. В случае необходимости обращайтесь к миссис О’Дрисколл, она поможет.
Берегите себя.
Ваш Р.Р.Р.
После завтрака я попросила экономку вызывать кэб – и уехала домой. А уже прибыв в особняк, с удивлением обнаружила, что, оказывается, Мадлен и Георг прождали меня всю ночь. Мэдди и вовсе уже собралась брать особняк маркиза штурмом. Георг еле-еле сумел её отговорить от того, чтобы немедленно бежать и спасать одну легкомысленную графиню.
Никто не высказал ни слова в упрёк, но, право, давно уже не было мне так стыдно. А ведь предстоял ещё разговор с миссис Хат, которая наверняка приехала утром в кофейню и обнаружила, что там никого нет… Ох!
В качестве извинения я пригласила Мадлен составить мне компанию и прогуляться в шляпную мастерскую. Георг удовольствовался моим клятвенным обещанием впредь предупреждать о столь длительных отлучках – и уехал в «Старое гнездо», улаживать проблемы. Я тоже собиралась подъехать туда – позже, часам к пяти, когда начнут собираться постоянные гости. Благо из-за скверной погоды многие предпочитали не выглядывать на улицу и оставаться дома, так что кофейня в последние недели была полупустой. Вот когда немного подморозит и выпадет снег – о, тогда наши славные бромлинцы отважатся выглянуть наружу и нанести визит-другой знакомым, и начнётся весёлая пора званых ужинов, поэтических вечеров, балов и спиритических сеансов.
Распланировав свой день и раздав обещания, я вызвала мистера Спенсера, который дожидался в гостиной с момента моего возвращения и очень хотел поговорить. Управляющий рассказал сразу две хорошие новости и напомнил о некоторых важных делах.
Во-первых, на помощь хворающему Стефану наконец-то прибыл Говард Чемберс с семьей. Собеседование мы условно назначили на послезавтра, решив дать мужчине время освоиться в столице и отдохнуть после переезда – всё равно вопрос о приёме на работу был уже фактически делом решённым.
Во-вторых, нашёлся автомобиль. Он простоял всю ночь там же, где его и оставили – целехонький, ни единой царапины. Завелся, правда, не сразу – из-за разряженного аккумулятора или чего-то в этом роде. Но несколько слуг-мужчин под руководством неутомимого мистера Спенсера быстро дотолкали автомобиль до гаража, а там уж Лайзо занялся им…
Лайзо. Да, точно…
– …Хорошо, мистер Спенсер, так и поступим, – кивнула я, завершая разговор. – Что касается дамбы на Тиссе, зимой мы все равно ничего строить не будем, но летом нужно непременно вернуться к этому вопросу. Ссуду Макбрайнам на ремонт винокурни и расширение производства, думаю, можно выдать, это надёжные люди. Когда составите договор – покажите мне. На этом всё. И, да, чуть не забыла, мистер Спенсер – позовите мистера Маноле, у меня к нему есть разговор.
Когда управляющий вышел, я достала из ящика стола прошение Лайзо об увольнении, спички и медный поднос. Через четыре минуты в дверь постучали.
– Входите.
Я не смогла сдержать вздох. Разговор предстоял не из приятных. Ничего, потом закажу шляпку-другую и подниму себе настроение. И Мэдди заодно.
– Добрый день, леди.
Надо отдать Лайзо должное, в себя он приходил быстро. Конечно, хромота за один день никуда не делась, как и повязка на голове, но в целом вид у гипси был далеко не такой побитый и мрачный, как вчера. Правда, многочисленные следы от ушибов налились жутковатым синевато-фиолетовым цветом. Один – на скуле, другой – у основания шеи, отчётливо видный в вырезе серой домашней рубахи.