– Подарки для детей, разумеется, – пожала я плечами. – Что же еще?
– Ваш подход поражает своей, гм, масштабностью, – прокашлялся Эллис и сунул руки в карманы, глядя на меня исподлобья. – И что за подарки такие?
– Ленты и гребешки для девочек, три набора солдатиков для мальчиков, два географических атласа, одна «История Аксонской Империи» – иллюстрированное издание, четыре тома сказок и любимая книга Энтони Шилдса – про принца Гая, – невозмутимо перечислила я. Мэдди робко дотронулась до моего плеча, испрашивая разрешение. Потом махнула Эллису рукой, привлекая его внимание, и приподняла крышку объемистой корзины. – Ах, да, еще выпечка сладкая и несладкая, пирожные и апельсины, – дополнила я скрупулезно список даров.
Взглянув на пирожные, Эллис машинально облизнулся, но тут же посуровел и нахмурился:
– Виржиния, вы повторяете ошибки всех благотворителей. Пирожные – это, конечно, хорошо, но гораздо нужнее детям теплая одежда на зиму и ботинки. И зачем, скажите на милость, приютским сорванцам географический атлас и «История»?
К щекам у меня прилила кровь.
– Этими книгами я сама в детстве зачитывалась. К тому же они пробуждают желание учиться и повышают образованность. В общем, это полезно. А что касается теплой одежды, – тут я слегка повысила голос, потому что Эллис явно хотел меня перебить, – то ее лучше купит содержатель приюта – кажется, он же является и настоятелем храма. На деньги, которые я передаю в помощь сиротам.
– Сколько? – быстро сориентировался детектив.
– Двести восемьдесят хайрейнов. И еще десять дарит лично Мэдди, да, дорогая? – улыбнулась я подруге. – Все же она не служанка, а моя воспитанница, имеющая собственный доход. А значит – и возможность пожертвовать немного денег на нужды бедных детей.
– Значит, всего получается почти три сотни? – присвистнул Эллис. – Вот это славно! Можно не приют – армию одеть на такие деньги! Кстати, вы сегодня обворожительны. Обе! – на радостях расщедрился он на комплимент. – Все, идемте, отец Александр ждет. Вон он, видите, у ворот?
Отец Александр, немолодой уже священник, встретил нас радушно. Одет он был бедно: положенный по чину зеленый шарф пошит из дешевой бумажной ткани, а не из тонкой шерсти, зимняя накидка – сплошь в заплатках, сапоги – ношеные и не раз ремонтированные. Невысокий, но коренастый, с грубоватыми, как рублеными, чертами лица отец Александр скорее походил на фермера или рабочего, чем на настоятеля храма. Невольно я вспомнила фразу из газетной статьи про Саффолков и благотворительность – «…когда-то этот человек и сам был воспитанником приюта». Другого, правда, но, так или иначе, родителей своих не знал.
И, наверное, детям чуточку легче становилось при мысли, что наставник тоже в полной мере познал горечь сиротства и теперь понимает их чувства.
Приняв со всеми положенными формальностями чек и коробки с подарками, отец Александр благословил меня и Мэдди, вручив нам по освященной веточке жасмина. Высохший за зиму стебелек легко крошился в руках, но пряный запах цветов был сильным, как будто их сорвали только что. Следуя ритуалу, я приколола жасмин к накидке над сердцем. Мадлен последовала моему примеру. А священник вдруг шагнул к Эллису – и стиснул его в таких крепких отеческих объятиях, что у того, кажется, даже кости хрустнули.
– Давненько тебя не видать было, Эллис, – с укором произнес отец Александр. – Уж полгода не заглядывал к детишкам. Это ж чем они такую немилость заслужили?
– Ничем, – сконфуженно ответил детектив и дернулся, пытаясь вырваться из медвежьих объятий. – Работа у меня ответственная, все время жрет. Но я вас не забываю, к Сошествию денег послал, сколько наскреб!
– Да разве ж в них дело? – тяжко вздохнул отец Александр и наконец отпустил Эллиса. Тот инстинктивно шагнул назад, покашливая и потирая бока. – Милостью Небес у нас и еды всегда хватает, и крыша над головою есть. А детям-то чего надо? Игрушек, думаешь, подарков? Как бы не так! – и священник отвесил Эллису душевный щелбан прямо по лбу. – Вниманья им надо, да заботы, да совет вовремя дать. Кто к нам обещал на Сошествие прийти?
– Ну, я, – неохотно признался Эллис, потирая ушибленное место.
– Обещал, да не пришел.
– Ну, не пришел. Но это не моя вина была. У меня опасная служба, – пробормотал Эллис и скосил на меня глаза. – И срочные задания.
Отец Александр вздохнул, скрестив на груди ручищи.
– И что же, все за убивцами гоняешься?
– Гоняюсь, – ответил просто Эллис и вдруг посерьезнел. – Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Джеральд не вернулся?
– Нет, – священник нахмурился и быстро взглянул на меня. – Мы все были бы рады твоей помощи, Эллис, Небеса видят. Но сейчас я должен…
– Глупости, – резко махнул он рукою. – Леди Виржиния сама может себя развлечь и в светских танцах вокруг да около не нуждается. Поверьте, она человек разумный… и знает достаточно много. В том числе и обо мне. И о моей работе.
Выражение лица у отца Александра сделалось странным.
– Так вот оно что, – почесал он подбородок задумчиво. – Значит, вот кто та «молодая особа знатного происхождения, имеющая недурственные способности к сыску»? Ты хоть понимаешь, окаянная голова, что с тобою будет, ежели у этой леди хоть волосок с головы упадет?
Священник говорил так тихо, что я, находившаяся шагах в четырех от него, едва различала слова.
– Леди Виржиния не будет рыдать из-за одного волоска, – вызывающе громко отчеканил Эллис, не глядя на меня. – И постоять за себя она сумеет получше некоторых дурней из Управления. И она знает, зачем я приехал сюда.
Священник вздохнул.
– Годы идут, а ты, Эллис, все таков же. Дерзишь, меры не знаешь…
– Нет, он прав, – вмешалась я. Мне изрядно надоело быть всего лишь фоном для диалога старых знакомых. – Отец Александр, я понимаю, что сейчас самое важное – найти пропавших детей. Поэтому оставим на время этикет и традиции. Поговорите с Эллисом… то есть с детективом Норманном, это важнее. Единственное, о чем я попрошу – это дать мне сопровождающего, чтобы тот помог найти общий язык с детьми… и самих детей, – добавила я шутливо, кивнув на темное здание приюта.
– Сестра Мария об этом позаботится. Я попрошу ее, – священник улыбнулся мне тепло, словно это и не он только что сурово отчитывал Эллиса. – Прошу прощенья, что так вышло. Вы сюда пришли с благими намерениями…
– Благие намерения не нуждаются в почестях, – прервала я его мягко. – К тому же здесь нет газетчиков, которые жаждут запечатлеть графиню в толпе благодарных за помощь монахинь или счастливых детей. Поэтому считайте просто, что я хочу узнать немного о месте, где вырос человек, который спас мне жизнь. И, если сумею, – помочь нынешним воспитанникам приюта.
Мэдди торопливо выступила вперед, похлопала сначала по корзинке, потом указала на темное здание приюта, потом изобразила, будто ест что-то, вопросительно вздернула бровь – и заулыбалась.
– А моей компаньонке Мадлен не терпится узнать, понравится ли детям ее выпечка, – невозмутимо перевела я пантомиму подруги в нормальную речь.
На лице священника отразилось замешательство.
– Ваша спутница не может говорить?
– Нет, – коротко ответила я, давая понять, что разговора на эту тему не будет. – Однако она очень хотела бы хоть немного помочь бедным детям, которым повезло в жизни еще меньше. С вашего позволения, мы пройдем внутрь? – указала я рукою на приют. – Здесь все же немного холодно…
Спохватившись, отец Александр повел нас к приюту. Забавная получилась процессия: первым шел священник, рядом с ним Эллис – оба в изрядно потрепанных одеждах и сердитые друг на друга; затем мы с Мэдди, в похожих темно-голубых платьях – разве что мое было дороже, и на накидку пошел мех, а не плотная шерсть; и, наконец, Лайзо с двумя большими коробками.
Вот уж кому приходилось труднее всех – по скользкой тропинке и без всякой ноши подниматься было нелегко.
В самом приюте оказалось не намного теплее, чем снаружи. То есть ветер, конечно, не дул, и мелкий, колючий снег не сыпался на наши головы, но все равно снять верхнюю одежду я не отважилась. Окна от сквозняков были забраны плотными ставнями, щели между створкой и стеною забиты старыми тряпками, поэтому света отчаянно не хватало. Горели газовые светильники. Низкие потолки, сырые стены – не лучшее место для детей.
Я сглотнула.
– Здание старое, обогревается печами, – тихо произнес Эллис за моим плечом, отвечая на так и не высказанный вопрос. – Зимою всех воспитанников переселяют на нижний этаж, в дальний конец здания. Отец Александр уже несколько лет откладывает пожертвования, чтобы сделать котельную и водяное отопление. Но в позапрошлом году была эпидемия, пришлось оплачивать врачей и лекарства. А в прошлом рухнула часть крыши. Ее всем миром перестилали, но много ли дети сделают? Да и починить хочется так, чтоб долго простояло… Так и живём.
«Живём».
Эллис до сих пор считал приют своим домом.
Отец Александр ненадолго отлучился и вернулся уже со спутницей. Это была монахиня – женщина хмурая, с потухшими глазами и теми особенными морщинами у рта, которые бывают у рано состарившихся людей. Увидев нас, она улыбнулась, вроде бы и приветливо, но без теплого чувства.
– Кочерга, – почти беззвучно пробормотал Эллис и скривился. А потом с явным усилием воли растянул губы в кислой улыбке и громко поприветствовал женщину: – Сестра Мария, а я-то думал, вы уже бросили с детьми возиться. Неужто решили на год-другой остаться еще?
Монахиня дернула плечом. В глазах ее промелькнула тень раздражения.
– Если я уйду, то кто же будет учить арифметике и чтению всех этих скорбных умом? Кто еще сможет держать их в строгости, направлять на верный путь? Они же так и норовят сбежать, чтоб пополнить ряды попрошаек и воришек!
Священник кашлянул.
– Сестра моя…
– Что? Разве я не права? – и с этими словами она уперла руки в бока и вызывающе вздернула подбородок. – Когда Сьюзен сбежала с тем проходимцем, кто ее за косы приволок обратно? Вы? Нет, я! И хоть она кричала на меня поначалу, потом спасибо сказала, и не раз. А вы, вы все можете только потакать их скверным наклонностям. Детям нужна строгая рука! – тут монахиня наконец удостоила меня своим вниманием и сухо кивнула: – Добрый день, леди. Позвольте помочь вам освоиться тут у нас… К слову, кошелька у вас собою нет?