Оставив мисс Рич наедине с вопросами моды, я с удовольствием занялась разбором корреспонденции. Среди поздравлений затесалось два деловых письма – отчет о положении на фабрике и соображения мистера Спенсера об экономии на налогах. А затем мое внимание привлек небольшой, но явно дорогой конверт из серебристой бумаги. Запечатан он был черным сургучом с оттиском в виде шестигранника, с вписанной в него странной палочкой. Я торопливо срезала печать и заглянула в конверт.
На плотном белом листочке было всего несколько слов, написанных размашистым почерком.
Прекраснейшая леди Метель!
Этим вечером я намереваюсь подарить Вам звезды. Подарок будет ожидать в Часовой Башне в три часа пополуночи. Если на то будет Ваше желание, карета заберет Вас от черного хода особняка в два с четвертью.
Крысолов
P.S. Клянусь своей душой, что Ваша честь и жизнь будут в безопасности.
P.P.S. Верите ли Вы в сказки?
Я очень, очень медленно сложила листочек пополам, убрала в конверт, как будто это ничего не значило. При втором рассмотрении на печати уже ясно виделась флейта – неизменный атрибут Крысолова из мифов и легенд.
Святая Генриетта, отчего же так кружится голова?
– Леди, вы в порядке? – тихо и беспокойно спросила Магда, оглядываясь на шушукающихся с мисс Рич помощниц.
– Я? О, да, – губы у меня сами собой растянулись в нервной улыбке. – В полном порядке. Магда, отнеси все эти письма в мой кабинет, на медный поднос для несрочных документов. Мисс Рич, что скажете насчет ленты?
Кажется, я потом еще о чем-то разговаривала с мастерицей, даже умудрялась отвечать разумно. Но в мыслях моих набатом звучали одни и те же слова:
«Верите ли Вы в сказки?»
Нет, Крысолов. Не верю. Но, похоже, от бабушки мне досталось слишком много авантюрности…
Дядя Рэйвен прибыл без четверти шесть.
Разумеется, было еще ничего не готово – на кухне отмокало в маринадах и соусах нежнейшее мясо высшего качества, отлеживалась на подушке из специй белая рыба по особому, пряному рецепту; на кухне закрытого на один день «Старого гнезда» Георг, миссис Хат и Мадлен колдовали над сложными десертами; сновали по особняку слуги, умудряясь одновременно наводить чистоту и сеять хаос – Стефан и мистер Чемберс едва успевали раздавать команды, и, к чести молодого дворецкого, справлялся он ничуть не хуже старожила этого дома. Часть присланных в подарок цветов пришлось вынести в холл и поставить в чжаньские вазы у стен и на лестнице, и теперь любого гостя, стоило ему переступить порог, оглушали ароматы лилий, роз и пионов.
Последние, к слову, были доставлены буквально минуту назад – огромная бело-розовая охапка в подарок от Дагвортских Близнецов.
– Добрый день. Вижу, дорогая Виржиния, что без дела вы не сидите – даже в свой праздник, – с улыбкой поприветствовал меня дядя Рэйвен, войдя в гостиную, где четыре служанки под моим командованием заменяли батальное полотно «Падение Руан-су-Видора» на «Островитянку» Нингена – И чем вы занимаетесь сейчас, позвольте спросить?
– Предупреждаю дипломатический скандал, – со вздохом призналась я и поспешила грозно прикрикнуть на заглядевшуюся на гостя прислугу: – Ради всех святых, осторожнее держите, этой картине почти сто лет! А повредите ее – выплачивать стоимость будете ровно в три раза дольше!
– Примерно в три с половиной, если я хоть немного разбираюсь в искусстве, – дядя Рэйвен поправил очки на переносице и пригляделся к «Падению». Я только улыбнулась:
– По сравнению с обычным жалованием – да, но Эверсаны всегда очень хорошо платили слугам… Впрочем, не о том речь. Представьте себе, я только что сообразила, что на приеме будут присутствовать марсовийский атташе по вопросам культуры, причем с супругой. А в гостиной на самом видном месте висит напоминание о городе, где в самом начале Полувековой войны аксонским генералом Миттвиллем был казнен последний монарх династии Видоров…
– А, Анри Третий, Несчастливый! – с видимым удовольствием кивнул маркиз. – Да, действительно. И потом еще пятьдесят лет Марсовией правили аксонские ставленники. Это был очень хороший период в истории, когда власть нашего великого государства простиралась на половину континента, а Корона Аксонии имела влияние даже на внутреннюю политику Алмании… Однако лишний раз напоминать о нем дипломату из Марсовии было бы, конечно, невежливо. К тому же «Островитянка» в свете последних событий в мире искусства, несомненно, произведет фурор.
– И она нравилась отцу.
– И она нравилась Идену, – со вздохом согласился дядя Рэйвен. – Виржиния, с вашего позволения, я расставил своих людей вокруг особняка. Гостям они не помешают, так как лишь очень внимательный взгляд сможет заметить охрану, зато я буду спокоен – никто не сможет омрачить ваш праздник…
– Да что вы творите?! С таким драгоценным произведением искусства! О, простите, дядя, это я слугам. Так что вы говорили об охране?
– Говорил, что никакие опасности вас сегодня не потревожат, – улыбнулся дядя Рэйвен и скосил взгляд на служанок, пытающихся со всей возможной аккуратностью завернуть картину в отрез полотна, дабы затем временно перенести в мой кабинет. – Милая моя невеста, это правда кошка мяукает – или меня подводит слух?
– Какая кошка? – удивилась я и запоздало вспомнила о подарке в золотой клетке, доставленном еще в два пополудни. – Ох… Надо срочно сказать Магде, чтобы она покормила животное и выпустила его из клетки… и, что ли, в сад вывела? Даже не знаю…
– Идите и разберитесь с кошкой, – все так же улыбаясь, предложил маркиз, глядя на меня поверх синих стеклышек очков. – А за слугами я присмотрю. На правах опекуна, жениха… и во имя спокойствия Аксонии.
– Дядя Рэйвен, вы сегодня мой спаситель, – я выдохнула с восхищением. – Не знаю, что делала бы без вас. Присмотрите здесь за слугами, а я вернусь, как только смогу!
– Можете рассчитывать на меня, драгоценная невеста, в этот нелегкий час, – с полной серьезностью кивнул он.
Знала бы я, что слова его окажутся пророческими – и «в этот нелегкий час» постаралась бы оказаться как можно дальше от своего собственного дома!
Гости начали прибывать еще в семь. Я с ужасом наблюдала из окна, как экипажи и автомобили наворачивают круги по площади, чтобы скоротать время до назначенного часа. Леди Вайтберри, по обыкновению также приехавшая слишком рано, воспользовалась привилегированным статусом подруги, дабы первой постучаться в двери особняка и разразиться потоком подобающих случаю поздравлений, заверений и восхищений. Затем по ее знаку двое слуг вынесли из автомобиля продолговатую коробку, в которой оказалось зеркало, отделанное перламутром и малахитом. В верхней части рамы были выложены жемчугом мои инициалы и загадочная надпись – «Pulchritudo Est Aeterna»
– Это на древнероманском, – пояснил робкий супруг блистательной Эмбер, отвечая на мой вопросительный взгляд. – Девиз какой-то богини из языческого пантеона. Означает «Красота вечна».
– Примите это как пожелание, Виржиния, – прочувствованно сказала Эмбер, часто моргая, будто она вот-вот готова была расплакаться. – Будьте всегда прекрасной, как богиня красоты… – она кинула быстрый взгляд на стоящего в двух шагах маркиза Рокпорта и шепотом продолжила, смешно округлив глаза: – И непременно найдите свою истинную любовь. Это так важно для любой женщины, будь она леди или последняя кухарка!
Маркиз подозрительно кашлянул.
Готова поклясться, что он слышал все до последнего слова.
– Благодарю за чудесный подарок, сэр Вайтберри, дорогая Эмбер, – растроганно произнесла я, пытаясь сгладить неловкость. – Но Романия определенно преследует меня сегодня. Это уже второе упоминание о ней за день.
– Да? – живо заинтересовалась леди Вайтберри. – А какое было первым?
– Я подарил своей драгоценной невесте небольшой дом в Серениссиме, надводном городе на севере Романии, – невозмутимо ответил дядя Рэйвен вместо меня.
Эмбер так и застыла со смешно приоткрытым ртом.
– Но это не самый удивительный подарок! – поспешила вмешаться я. – Мне подарили кошку. Черную, как уголь, от усов и до хвоста! И такой длинной, красивой, пушистой шерстью. И глаза у этой кошки – ярко-желтые.
Сэр Вайтберри удивленно покачал головой, а моя подруга только рассмеялась:
– Желтые, говорите? Тогда вы просто обязаны назвать ее «Эмбер» в мою честь, Виржиния! И не думайте отказываться, я ужасно обижусь.
На том мы и порешили.
Затем, почти одновременно, прибыли герцогиня Дагвортская и чета Клэймор, затем – Луи ла Рон, который преподнес мне еще не поступивший в продажу утренний номер газеты «Бромлинские сплетни» с небольшой, но очень лестной статьей, посвященной моей особе и кофейне «Старое гнездо». А потом гости начали прибывать так быстро, что мы с дядей Рэйвеном едва успевали встречать их. Впрочем, к половине девятого поток иссяк. Лишь когда все расселись за столом и начали светские беседы, а я смогла перевести дух. Благо с развлечением гостей неплохо справлялись мои друзья – Глэдис отвечала за многомудрые беседы о высоком искусстве, Эрвин Калле – за пикантно-богемные разговоры, ла Рон – за сплетни и политику, а Эмбер одной улыбкой могла смягчить любую неловкость.
Время словно бы не пролетало – а пролеталомимо; неосязаемое, шумное, веселое, быстрое, неостановимое…
После второй перемены блюд я наконец-то почувствовала себя спокойной и уверенной. Леди Абигейл, поначалу с неприязнью посматривавшая на старого маркиза Истрей, который зачастую позволял себе неприятные высказывания о ее муже, когда тот был жив, позабыла о великосветских дрязгах и даже соизволила завести беседу со старым врагом. Эрвин Калле, сидевший ближе к середине стола, уже откровенно зазывал гостей на свою новую выставку; многие, впрочем, только радовались такому повороту событий, так как слава художника год от года только росла.
Словом, воцарилось относительное равновесие… и именно в ту минуту, как я подумала, что самое трудное позади, Магда доложила, что принесли еще одну коробку.