– Да-да, вы правы. Нас с Хенрихом очень рано… как это говорится? Разбудило солнечное сияние? Свечение?
– Солнечный свет, – подсказала я с готовностью. Лиам старательно слушал и улыбался, чинно сложив руки на коленях, как девочка из пансионата Святой Генриетты. – Да, и нас тоже. Мы решили сегодня выйти пораньше. Может, после завтрака совершим небольшую прогулку по верхней палубе… Простите за любопытство, но что вы читали только что? Хенрих слушал вас с таким вниманием… – сделала я многозначительную паузу.
– Ах, это наше маленькое семейное обыкновение… то есть традиция, – быстро поправилась Рената. Определенно, сегодня её внимание было слегка рассеянным, и алманский акцент слышался резче, чем прежде. – Бывало, отец читал мне отрывки из своих исследований. Я, тогда еще маленькая девочка, ничего не понимала, но само звучание формул казалось мне таким… обворожительным? – Она с любовью оглянулась на сына. – Но Хенрих, пожалуй, умнее меня. Он хочет не просто слушать, но и учиться, поэтому мы читаем с ним кое-что из основ – каждое утро. Я сама готовлю урок накануне, – вздохнула Рената и созналась: – Мне всегда хотелось заниматься преподаванием. Учить юные умы тому, что знаешь и любишь с детства – что может быть лучше?
Припомнив, о чем мы говорили с леди Клэймор незадолго до моего отъезда, я предположила:
– А разве не открылись недавно женские курсы при Университете Майнца? Это уже далеко не первый университет на материке, в котором женщины могут посещать лекции не только в качестве вольных слушателей. Если помнится, то наш Бромлинский Университет принимает не только джентльменов, но и леди уже около тридцати лет. И если в Лотарской Конфедерации не далее как четыре года назад Анна Таммен стала профессором философии, почему бы вам не попытаться стать первым профессором химии?
В первое мгновение Рената Шварц замерла, и скулы у нее порозовели. Хайнрих, который вроде бы не знал толком аксонского, словно поняв что-то, также подался вперед, и в глазах у него, обычно скучающих и стеклянных, появилось живое выражение… Но почти сразу же миссис Шварц отвела взгляд и неловко рассмеялась:
– Боюсь, что химия – слишком тяжелая наука для женского разума. По крайней мере, так считают мужчины.
– А ваш отец? – спросила я. – Он ведь читал вам свои записи.
Рената не нашлась, что ответить. Повисла неловкая пауза, и я поспешила перевести разговор на менее болезненную тему.
Оказалось, что миссис Шварц успела уже исследовать всю «Мартинику» – кроме служебных помещений, разумеется. В никконском зале я уже побывала, как и в библиотеке, но вот рассказ о небольшом «зимнем саду» меня удивил и заинтересовал. В свою очередь Рената проявила любопытство и спросила о том, правду ли писали в газетах о происшествии с Душителем. Я сперва с охотой пустилась в пространный рассказ, но, заметив, как напрягся Лиам, спохватилась. Затем мы заговорили о развлечениях на корабле и сошлись на том, что фейерверк накануне был великолепен… и как-то само собою получилось так, что речь зашла о Чендлере.
– Странное происшествие, – нахмурилась миссис Шварц. – Мистер Чендлер казался мне таким спокойным и, как это говорится… обходительным мужчиной.
– О… действительно?
Мне стоило немалых трудов вытравить из голоса нотки сарказма.
– Да-да, он очень помог нам с Карлом в Бромли. Стыдно признаться, но мой муж имеет склонность к азартным играм. Изредка случаются… неприятности, – неуверенно произнесла Рената, глядя на меня, но потом, очевидно, сочла, что на сплетницу я на похожа и продолжила: – В тот вечер Карл сел играть в дурном настроении, а я отвлеклась на беседу с профессором Майером и не… – «…не уследила», – явно просилось на язык, но Рената пожалела супруга и не стала вдаваться в подробности. – Вот только один из игроков оказался слишком везучим… Как это называется? Когда удача не настоящая?
– Шулер? – предположила я, вспомнив почему-то Фаулера.
– Да, именно так! – глаза Ренаты сердито сверкнули. – А ведь с виду был такой приятный юноша, с такими, как это называется? Ах, да, каштановыми кудрями. И к концу вечера Карл был уже ему должен большую сумму. А тот нечестный господин требовал её немедленно, потому что он якобы наутро уезжал из Бромли. Но мистер Чендлер был так любезен, что ссудил Карлу нужную сумму. А потом пригласил нас в свое поместье. Он так увлекается наукой – это очень приятно. Жаль, что мало таких разумных и честных людей.
Лиам закашлялся. Мэдди посмотрела в сторону.
– Мне он тоже что-то говорил о науке, – вымучила я нейтральный ответ. – А на «Мартинику» вас тоже пригласил он?
– Нет, это вышло случайно, – пожала плечами Рената. – Мы собирались плыть на другом корабле, но внезапно, две недели назад, капитан сообщил нам, что ему придется отплыть на месяц позже. А Карлу так нужно поскорее попасть в университет! К счастью, капитан был так любезен, что порекомендовал нас своему другу, мистеру Мерри. Так мы оказались на «Мартинике».
– Да, действительно, удивительная случайность, – согласилась я. Взгляд у меня невольно остановился на вазе для цветов, покрытой темно-синей глазурью – по цвету точь-в-точь как очки одного из вернейших слуг Короны. – А как здесь оказался мистер Чендлер?
– Его молодая супруга давно мечтала о путешествии, насколько я поняла, она слаба здоровьем, – пояснила Рената. – А за время, проведенное в Аксонии, моего мужа и мистера Чендлера связали узы дружбы – так говорят? Вот так мы и оказались на одном корабле. К слову, сейчас Карл как раз беседует мистером Чендлером в библиотеке…
Договорить Рената не успела.
Внезапно послышался грохот, будто упало на палубу нечто тяжелое, и кто-то громко закричал:
– Эй, там, дурни, ловите его! Зуб даю, не наш это! Кто поймает, тому капитан хайрейн обещал!
– Хайрейн?! – мгновенно подскочил Лиам, забыв о манерах. Рената испуганно притянула к себе сына, глядя на огромные окна, словно ожидала, что вот-вот в зал ворвется ужасный и загадочный «не наш».
А у меня сердце застучало, как сумасшедшее.
«Неужели Крысолов?»
– Пожалуй, выгляну на палубу и посмотрю, что случилось, – встала я из-за стола. Тут же вскочила и Мэдди, явно собираясь броситься мне на помощь и подхватить под локоть, но вдруг послышался удивленный голос миссис Шварц:
– Погодите! Вы же не собираетесь…
– Именно, что собираюсь, – улыбнулась я, покрепче сжимая трость. Азарт бурлил в крови, опьяняя. – Вряд ли наш завтрак принесут так уж скоро – как раз будет время совершить небольшой моцион. К тому же у меня под дверью кто-то бродил ночью – возможно, тот самый беглец, которого все ловят. И даже если матросам удастся его схватить, мы вряд ли узнаем, кто это был. Вы же знаете – тайна следствия и все в таком же духе.
Брови у Ренаты поползли вверх.
– Так к вашей двери тоже кто-то приходил? – Выражение ее лица стало кислым, словно она и хотела, и боялась совершить некий отчаянный поступок. – А вы не боитесь, что беглец может на вас напасть?
– Похоже, что он избегает схватки, раз уж матросы никак не могут его догнать.
Я сделала шаг, тяжело опираясь на трость. А миссис Шварц наконец решилась:
– Стойте! Я пойду с вами, – выдохнула она с видом женщины, совершающей откровенное безумство. Зрачки у нее расширились, скулы расцветились румянцем.
– Прекрасно, – улыбнулась я. – Вас не затруднит помочь мне идти? Мадлен, присмотри за мальчиками, хорошо?
Она кивнула, хотя всем видом своим показывала желание отправиться со мною, а не остаться нянькой при маленьких сорванцах… при одном маленьком сорванце и одном юном гении, если говорить точнее.
– Поспешим же, миссис Шварц. Кажется, нам лучше выйти через те двери, не так ли?
Поддерживая друг друга – Рената меня буквально, я ее фигурально – мы направились к дверям. На палубе царил сущий кавардак – матросы и прислуга носились туда-сюда так быстро, что казалось, будто их в три раза больше, чем на самом деле. Судя по отдельным выкрикам, беглеца потеряли у спуска к пассажирским каютам и теперь боялись, что он всполошит гостей «Мартиники».
– Спустимся за ними? – взволнованно спросила Рената.
Я подумала и отмела это предложение:
– Не стоит. Там слишком много людей. И сдается мне, наш беглец не так-то прост… Вспомните, миссис Шварц, как удобно нависает палуба над той лестницей. И как раз опора есть – готова поспорить, что ловкий мужчина легко сможет перебраться на верхнюю палубу, если встанет на поручень, вскарабкается по столбу и ухватится за резные перила.
– А мы тоже… полезем?
– Нет, что вы, – рассмеялась я. – Здесь рядом лестница.
Щеки у миссис Шварц пошли красными пятнами.
– Да-да, конечно, как я не догадалась!
Уже поднимаясь по ступеням, я подумала, что мы все же рискуем. У беглеца вполне мог быть револьвер или нож – и что мы сможем этому противопоставить? Трость?
Но было уже поздно отступать – и подло; впервые со времени нашего знакомства я видела азарт в глазах миссис Шварц.
«Что ж, в худшем случае – закричу, как подобает испуганной леди, и лишусь сознания», – решила я.
На верхней палубе ветер гулял такой, что у меня едва не унесло шляпку. Рената оглядывалась по сторонам, щурясь на сверкающее под лучами яркого по-утреннему солнца, и нервно улыбалась. По раннему времени вокруг не было никого, только один матрос возился у двери в служебные помещения – то ли смазывал петли, то ли чинил ручку. К нему-то мы и направились, рассудив, что безразлично, в какую сторону идти в поисках беглеца, а рядом с матросом по крайней мере безопаснее.
– Поглядите, леди Виржиния. Этот молодой человек – определенно романец, – щегольнула познаниями Рената, проследив за моим взглядом.
– Почему вы так решили? – полюбопытствовала я. Морской бриз нещадно трепал поля моей шляпки, и на язык так и просились колкости в адрес нынешней моды. Право, лаконичные модели позапрошлого сезона были гораздо практичнее. – Ах, вижу. Он довольно смугл.
– И не только это, – выразительно выгнула бровь Рената. – Посмотрите, как он повязал платок – по-пиратски. Я видела такое, когда путешествовала на корабле с романской командой. Как красиво тогда пели матросы вечерами! Я ни слова не понимаю по-романски, но гитара – это так… прочувствованно, вы не находите?