– Этот человек выглядит точь-в-точь как Джорджио Бьянки! – выкрикнула мисс Купер. Взгляд её был расчётливым и холодным, разительно отличаясь от тона.
Мистер Бьянки в ответ на обвинения дёрнулся, как от пощёчины. Мне, в свете того разговора между ним и Мэтью Рэндаллом, стало невыносимо стыдно за эгоистичное желание столкнуть гувернёра с колонианкой и посмотреть, что из этого получится. Мисс Купер я в эту секунду почти ненавидела – уродливый изжелта-фиолетовый синяк на голубых шелках моей гостиной.
– «Выглядит точь-в-точь», как кто-то там – это не доказательство, мисс Купер. – Я продолжила сидеть, выпрямив спину. Настоящая леди сохраняет спокойствие в любых обстоятельствах. – Тем более что мне хорошо известно, что Паоло Бьянки – это Паоло Бьянки, а вовсе не Джорджио Бьянки. Итак, напоминаю, у вас минута, чтобы объясниться, – и я указала сложенным веером на большие напольные часы из серебра и чёрного дерева.
– Я заявлю в Управление спокойствия.
– Будьте так любезны.
– И расскажу всем, что вы укрываете преступника.
– Что ж, извольте.
– Это немыслимая подлость – прятать у себя…
– Это немыслимая наглость – дерзить в вашем положении. Юджиния, позовите мистера Чемберса и мистера Маноле. Пусть они проводят… эту женщину к выходу. Отныне в моих владениях она становится персоной нон грата… Ах, и пусть здесь приберутся.
Затем я вышла из гостиной, сделав знак мистеру Бьянки следовать за собою. Путь мы проделали в полном молчании, и лишь когда оказались в моём кабинете, начали разговор.
Естественно, с извинений.
– Боюсь, моё любопытство стало причиной некрасивой сцены, мистер Бьянки, – вздохнула я, действительно чувствуя себя виноватой. – Уверяю, что я всецело полагаюсь на мнение леди Клэймор о том, что вы в высшей степени благонадёжный человек. Если бы только я знала, чем обернётся визит мисс Купер, то отказала бы ей с самого начала.
Гувернёр стоял неподвижно, неестественно выпрямив спину; выдержка выдержкой, но у всякого терпения есть предел.
– Не вините себя, леди Виржиния, – наконец ответил он, осторожно подбирая слова. – Произошедшее только что – лишь стечение нелепых и неприятных обстоятельств. Все романцы похожи друг на друга из-за цвета кожи и волос, а некоторые похожи даже больше, чем хотелось бы… Однако клянусь, что я никогда не имел намерения совершить преступление ни против вас, ни против кого-либо из аксонского народа, и такое намерение никогда не появится впредь.
У меня вырвался вздох. Клятва была составлена как по какому-то пособию для общения с исчадиями бездны или по юридическому справочнику, что, в общем, то же. «Не имел намерения совершить преступление» – не значит «не совершал преступления», а кроме аксонского народа есть ещё десятки, если не сотни государств и народностей. Разумеется, такое лукавство, пусть и в мелочах, мне не нравилось. Но если рассуждать логически… Искусные недомолвки происходят не от желания обмануть собеседника – прямая ложь гораздо более эффективна, особенно если лжец умелый. Скорее, это уступка собственной совести; когда человек умалчивает о чём-либо и в ответ на прямой вопрос обходится туманными рассуждениями, допускающими двоякое толкование, он словно бы успокаивает себя – раз нет откровенной лжи, нет и преступления, и совесть его чиста. Причём срабатывает это лишь с честным собеседником, ищущим лучшее в каждом человеке – ведь такой же коварный интриган, жонглёр словами будет всегда настороже и станет искать двойное дно в самой обыденной фразе.
Так что можно считать, что мистер Бьянки сделал мне комплимент сейчас.
– Думаю, вы правы, – ответила я гувернёру, вынырнув из путанных своих мыслей. – Мисс Купер обозналась. Тем более что у неё действительно есть повод недолюбливать романцев… Возвращайтесь к занятиям, мистер Бьянки, и выбросьте этот досадный инцидент из головы. Со всеми претензиями мисс Купер я разберусь сама.
Во взгляде мистера Бьянки промелькнула странная тень.
– Благодарю вас, леди Виржиния. Однако… не сочтите за дерзость… я прошу вас – будьте осторожнее. Эта дама показалась мне готовой пойти на крайности.
Я рассеянно переложила часть писем из одной стопки в другую – совершенно бессмысленное действие.
– Что заставляет вас так думать, мистер Бьянки? Вы что-то знаете о мисс Купер? Возможно, слышали, когда работали в предыдущем месте?
– Я бы скорее назвал это дурным предчувствием, – мрачно откликнулся гувернёр и, кажется, на сей раз не солгал ни на гран.
Мистер Бьянки вернулся в свою комнату, чтобы подготовиться к уроку с Лиамом. Я некоторое время приводила в порядок мысли за рутинными делами – сортировкой писем, ответами на предварительные заказы мест в кофейне… Даже юридические документы трогать не стала – не в таком беспокойном состоянии. Чуть позже в кабинет постучалась Юджиния с новой порцией писем. Пока я разбирала их, она стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу, и то и дело прикусывая губу.
– Ты что-то хочешь сказать мне, Юджи?
Она залилась помидорным румянцем и, по обыкновению, спряталась за книксеном.
– Не знаю… важно это или нет… Просто когда я относила книгу в библиотеку, ну, ту книгу, «О правах дворянина»… Там закладка была переставлена. И… я очень извиняюсь… я посмотрела, куда она переставлена.
Я отложила письмо и поощрительно подняла бровь:
– И куда же, Юджи?
– На главу о похоронах, – пролепетала она, совершенно теряя уверенность. – Точнее, про то, в каких случаях леди положено носить траур…
По спине у меня пробежал холодок. Я безразлично улыбнулась, не подавая виду, что слова Юджинии произвели на меня впечатление, вскрыла очередной конверт и заметила:
– Что ж, у мисс Купер весьма эксцентричное чувство юмора. А чувство меры отсутствует напрочь. Не воспринимай это всерьёз, Юджиния. Каждый второй нежелательный гость, коему приносят «Права», считает своим долгом оригинально пошутить в ответ. Дядя Клэр, к примеру, предпочитает мучить меня главой о том, как настоящая леди должна выбирать супруга, если родители не выбрали ей такового. Немногим более остроумная шутка, по моему мнению… А сейчас иди и скажи мистеру Маноле, чтобы через полчаса он приготовил автомобиль. Я собираюсь отправиться в «Старое гнездо».
Юджиния, заметно воспрянувшая духом, пискнула что-то вроде «сию секунду, леди», и умчалась с неподобающей моему будущему секретарю – учитывая способности девочки, это становилось всё более вероятным – поспешностью.
Я же отложила все документы и целых четверть часа сидела неподвижно, уставившись в противоположную стену.
Дышать отчего-то было тяжело.
Откровенно признаться, я опасалась, что после сегодняшней ночи мне будет неловко находиться в обществе Лайзо. Но, увидев его около машины – беспечного, как всегда, в любимом «лётчицком» свитере цвета небелёной шерсти – выдохнула с облегчением. Лайзо нисколько не изменился; так с чего бы меняться нашим отношениям и мне самой?
Впрочем, обходить произошедшее деликатным молчанием я также не собиралась.
– Наверное, мне следует поблагодарить вас за спасение жизни.
Лайзо откликнулся не сразу, точно сомневался, обойтись ли простой формальностью, дабы сгладить возможную неловкость, или ответить смутительно, но честно.
– Вы уже отблагодарили меня более щедро, чем я мог надеяться, – произнёс он наконец без обычного своего наигранно-просторечного говорка. – Хотя я был бы счастлив уже тем, что вы целы и невредимы.
Мне хотелось сказать, что трагическое амплуа ему не идёт, но не стала; похоже, Лайзо говорил от чистого сердца. Вместо этого я призвала на помощь холодную рассудочность и произнесла, точно сомневаясь:
– Счастливая случайность, что вы сумели угадать, что я в беде… или не случайность?
Он неожиданно усмехнулся:
– Был бы рад сказать, что почувствовал неладное и поспешил спасти вас, но ничего подобного, к сожалению. Я проснулся посреди ночи оттого, что услышал, как кто-то пытается вскрыть заднюю дверь… – Лайзо запнулся. – Уж такие вещи я чую, поверьте. Особенно когда лезет чужой. Словом, я проснулся и решил поглядеть, кто это там в двери скребётся. Выбрался через окно, обошёл особняк, встал за спиной у незваного гостя и спросил вежливо, чего ему надо. А он – бежать. Я за ним. Схватил его за рукав, смотрю – ба, старый знакомец, «Джим» из парка! Хотел я его спеленать да посадить в гараж до утра, а там пусть бы Эллис разбирался, да у этого паршивца нож оказался. А я, как назло, и обуться-то не успел, об остальном не говоря. И ладно бы Джим-Освальд толком драться бы не умел, а он неплох оказался…
– Вы не ранены? – перебила я Лайзо. Надо же, Освальд Ривс пытался залезть ко мне в особняк… Да ещё с оружием. Получается, арестовать его Эллис не смог? Ох, не зря мистер Бьянки говорил о плохих предчувствиях.
– Я-то? – с лёгкой обидой переспросил Лайзо. – Чтоб меня да такой сопляк ранил? Это ему надо ещё десять лет учиться ножом вертеть, а потом десять лет по улицам драться. Он отмахнулся, заставил меня выпустить его, через забор перевалился – и по переулку дёру дал. А я решил вернуться и проверить, не было ли у «Джима» подельника. В переулках того «Джима» пускай другие ловят – не один я ваш особняк сторожу.
– Дядя Рэйвен отправил своих подчинённых? – уточнила я, чувствуя одновременно и облегчение, и, по привычке, раздражение – настойчивая забота маркиза сейчас оказалась отнюдь не лишней.
– Ну, не Эллис точно, – уклончиво ответил Лайзо. – Так вот когда я ходил-проверял, то и заметил, что с вами беда. Тут одного взгляда довольно… тем, кто видеть умеет.
Воцарилось неловкое молчание. Я, отвернувшись к окну, разглядывала проплывающие мимо дома и деревья, посеревшие сейчас, когда солнце окончательно скрылось, но видела только отражение Лайзо в слегка запотевшем стекле.
– Почему именно полынь и вербена? – спросила я тихо, машинально касаясь крошечного мешочка с травами под корсажем платья. Сквозь слои плотной ткани оберег не чувствовался совсем, но мне мерещилось иллюзорное тепло.