Я говорила тихо, сбивчиво. И почти не лгала – за исключением того, что боялась на самом деле не за себя и даже не за детей, как ни стыдно признавать, а за Лайзо. За того, кто сам должен был меня защищать, а вместо этого имел наглость исчезнуть. Дядя Рэйвен слушал внимательно, переплетя пальцы в замок. А затем спросил:
– Леди Виржиния, а вы не думали о том, чтобы уехать на время? Тайно. Скажем, в ваш дом близ Серениссимы.
Всего одно логичное предложение полностью выбило меня из колеи. Я растерянно пригубила кофе – сладкий, невыносимо сладкий – и скользнула взглядом по силуэтам людей за ширмой. Гул негромких голосов отдалился, затем накатил снова – в точности как морские волны, мерно вылизывающие побережье.
«А если я уеду, и он вернётся к закрытой двери?»
– Нет, – ответила я машинально. Дядя Рэйвен заинтересованно выгнул бровь. – Нет, разумеется, нет. Вы знаете, как нелегко мне покидать родной город. К тому же нет гарантии, что информация не просочится, и мисс Дилейни не последует за мной. В столице я не чувствую себя одинокой, мне есть на кого опереться, к кому обратиться… – в растерянности я умолкла.
– Это настоящая причина? – спокойно поинтересовался он.
– Нет, – призналась я честно. – Но ответьте и вы: это станет решением? Вы можете гарантировать, что это наверняка обезопасит меня от Финолы Дилейни?
– Не могу, – признал дядя Рэйвен и улыбнулся: – Вам ведь кто-то посоветовал поговорить со мной, так, Виржиния?
Быстро припомнив ход беседы, я решила не лукавить больше; откровенность иногда, как ни странно, позволяет склонить чашу весов в вашу пользу там, где бессильна самая искусная ложь и неуместна полуправда.
– Да, детектив Эллис, – склонила я голову повинно. – Он посоветовал обратиться к вам. И, к слову, он считает, что его нынешнее дело может быть как-то связано с тем, что случилось на балу. И с алманским посольством.
Зрачки у маркиза расширились.
– Даже так? Любопытно. Полагаю, имеет смысл уточнить подробности у него.
– Вероятно, так.
Мы помолчали. Затем снова заговорили – и опять исключительно о приятных пустяках. О скорой выставке в галерее Уэстов, где обещали вновь показать одну из картин Нингена; о подарках на Сошествие; о том, что Лиам вместе с Паолой и близнецами собирался навестить приют имени святого Кира Эйвонского… Через полчаса маркиз покинул кофейню с очевидной неохотой. Я так и не попросила его о водителе на замену, и наверняка вечером Клэр поинтересуется, почему – если узнает об этой встрече, разумеется.
Клэр…
Что-то мне подсказывало, что разговор с ним мог оказаться куда более сложным, чем с маркизом.
К девяти вечера «Старое гнездо» неожиданно опустело – почти. Трое джентльменов, постоянные гости ещё со времён леди Милдред, неторопливо доигрывали последнюю партию в преферанс. Задержалась немного и миссис Скаровски: на неё снизошло вдохновение, и теперь поэтесса в компании трёх чашек разного – увы, равно остывшего – кофе и одного беспримерно терпеливого супруга строчила что-то в красивой тетради. К счастью, ни моё одобрение, ни даже присутствие не требовалось: хватало и Мэдди, которая по первому зову приносила очередной десерт, с любопытством косясь на путаные записи.
Клэр с обещанным кэбом до сих пор не появился; вероятно, дома никто не ждал меня раньше одиннадцати. Поэтому о транспорте позаботился Георг. Сейчас, признаться, дикой представлялась мысль, что можно добраться до особняка пешком. А ведь ещё два года назад это было совершенно обыденным действием – да, бунтарским, неподобающим леди моего положения, но опасным разве только для репутации среди особенно ревностных почитателей устаревших правил. Теперь же появляться на тёмных улицах в одиночестве казалось мне попросту глупым.
В пятнадцать минут десятого кэб уже стоял у чёрного хода – относительно чистый автомобиль наподобие моей «Железной Минни». Двигатель работал громко, хотелось даже отогнуть поля шляпки, чтобы закрыть уши. Я устроилась на потёртом сиденье, немного жалея, что у меня нет компаньонки, и попрощалась с Георгом и миссис Хат; Мадлен весело помахала мне со ступеней и умчалась обратно в зал. Стало даже любопытно, чем так заинтересовала её поэма Скаровски.
«Надо будет попросить копию потом», – пообещала я себе. Автомобиль наконец тронулся. Удивительно, что даже в таком шуме накатила сонливость. Как дитя клонит в сон от колыбельной, что мать напевает каждый вечер, так меня, привыкшую к поездкам глубоко за полночь, сморило от одного лишь привычного звука. Конечно, я не забылась, а просто склонила голову к плечу, внутренне готовая уже скоро, невыносимо скоро вставать и снова идти. Поездка слишком короткая – не успеешь даже и задремать…
Вдруг что-то задребезжало, точно упало на брусчатку жестяное ведро, и послышался детский смех. Я резко вскинулась – и поняла, что не узнаю улицу, и дело вовсе не в темноте и бромлинском густом тумане.
Меня бросило в жар; в затылке легонько зазвенело.
– Вы, кажется, не туда свернули, – произнесла я ровно, стараясь не выдать страх. Револьвер остался дома, под рукой была только трость…
«Да при такой жизни не компаньонка нужна, а телохранитель!», – пронеслось в голове паническое. И тут же вспомнилось, что защитник у меня вообще-то был, аккурат до бала на Сошествие. Нет, определенно стоит устроить Лайзо крупный выговор – за то, что посмел оставить меня со всем этим наедине…
– Туда, туда, не извольте волноваться, мэм, – проскрипел водитель. – Я, того… яму на дороге объезжал.
Лицо его, отражённое в стекле, выглядело совершенно обычным: острый маленький нос, выпуклые глаза с опущенными уголками, бледно-коричневое родимое пятно на щеке… С другой стороны, я повидала достаточно убийц, и не один из них не был отмечен печатью порока, о которой так любят писать в газетах.
– И где же мы тогда находимся? – немного повысила я голос, добавляя интонаций высокомерия и угрозы. Не так явно, чтобы разозлить; не так робко, чтобы показаться жертвой.
Водитель слегка сгорбился; кажется, помогло.
– На Кавердиш-лейн, мэм.
Улица находилась в добром квартале от кофейни, в стороне, противоположной особняку. Однако я не подала виду, что меня это смутило, и приказала:
– Поезжайте быстрее. Если через двадцать минут не доберётесь до Спэрроу-плейс, то можете не рассчитывать на чаевые.
Не напрасно я выделила голосом название площади: в памяти горожан оно накрепко было связано с Управлением спокойствия. Водитель повернул – вроде бы в нужном направлении, и страх понемногу отступил… До той минуты, когда я поняла, что мы углубляемся в какие-то мрачные, узкие улочки.
По обе стороны воздвиглись глухие стены, а сама дорога напоминала просёлочную. Грязь хлюпала под колёсами. Автомобиль двигался так медленно, что его легко обогнала вспугнутая шумом кошка.
– Неужели короткий путь? – поинтересовалась я спокойно, жалея отчаянно, что не догадалась выйти на более безопасной улице и пересесть в другой кэб.
– Вроде того, мэм, – глуповато ухмыльнулся водитель и повторил: – Не извольте беспокоиться.
Я подавила порыв сцепить руки на груди в защитном жесте, а вместо этого перехватила трость поудобнее и медленно, с усилием, провела набалдашником по стеклу, провернув острым металлическим лепестком. Мерзкий скрип на несколько секунд перекрыл гудение мотора. На окне осталась длинная царапина. Водителя передёрнуло; он скорчился над рулём, а мотор вдруг закашлялся – и перестал шуметь.
В наступившей тишине я заставила себя рассмеяться – тихо и беспечно, как за чашечкой кофе с Глэдис и Эмбер. Поза у водителя была как у человека, которого вот-вот ударят.
– Поезжайте, – приказала я негромко. – Меня ожидает человек, который даже с главой Особой службы позволяет себе разговаривать сквозь зубы. И, если мы опоздаем, объясняться с ним будете вы.
В моих словах не было ни грана лжи – Клэр даже для маркиза Рокпорта не делал исключений и точно так же кисло морщился, когда обращался к нему.
Водитель зашевелился, пытаясь вновь завести машину. Ему пришлось даже выйти и сделать что-то снаружи, но вскоре мы двинулись с места. Я отвернулась к окошку, улыбаясь, хотя под нижним краем рёбер всё закаменело от боли, а спина, кажется, взмокла. Автомобиль постепенно поехал быстрее; водитель сутулился, и линия плеч у него была напряжена, а клетчатое кепи съехало на лоб.
«Может, это правда случайность? – промелькнуло в голове. – Он заблудился, и я зря запугиваю честного, но невезучего человека?»
На очередном повороте к горлу подкатила тошнота. Но вот уже показалась знакомая площадь вдали, точнее, улица, ведущая к ней. Я тяжело сглотнула и позволила себе немного расслабить пальцы, сжимающие трость.
Неужели добралась?
Клэра я заметила издали. Вместе с Джулом, чью чудовищную красную шляпу невозможно было не узнать, он шёл через площадь – чрезвычайно целеустремлённо, надо сказать.
– Подъезжайте к этим двоим.
– Но, мэм… – начал водитель.
– К этим двоим. Сию секунду.
Несмотря на скудное освещение, Клэр сразу понял: со мною что-то не так. Он сделал знак Джулу зайти перед автомобилем. Водитель сидел, уткнувшись взглядом в собственные колени, и елозил пальцем по рулю.
– Вы в порядке, Виржиния? – сухо поинтересовался дядя, забыв о сахарных интонациях и манерном «прелестная племянница».
– Не совсем, – ответила я еле слышно. – Этот человек возил меня кругами почти час. И я хочу знать, почему.
– Узнаете, – пообещал Клэр и обернулся к камердинеру: – Джул, проводи, – а сам подошёл к автомобилю и положил руку водителю на плечо.
И не думая спорить, я проследовала в особняк. Там сразу отослала Юджинию, чтобы не пугать её излишней бледностью, и позвала Паолу – попросила её составить мне компанию за лёгким ужином, хотя кусок в горло не лез. Мы молча пили горячий шоколад и крошили тыквенные кексы. Гувернантка ни о чём не спрашивала и не пыталась заговорить, к счастью.
Спустя сорок минут вернулся Клэр. Я кивком отпустила Паолу и пригласила дядю присесть. Он, к моему удивлению, выбрал не противоположный конец стола, как обычно, а место рядом. Дождался, пока Магда принесёт горячий шоколад и ему, даже не оспорив выбор напитка, и, лишь когда мы остались наедине, заговорил: