– Найдёт, без сомнений, – кивнула Глэдис. – Но ведь это будет означать, что мы сами будем вынуждены целый день провести на воздухе – не слишком свежем, если ветер подует с Эйвона.
– О, здесь самая суть Большого Вояжа, – усмехнулась леди Стормхорн. – Мы никуда не поедем. А решать будем тут, наслаждаясь этим чудесным чаем в особняке леди Абигейл. Ведь даже самый быстроногий слуга… нет, даже слуга на автомобиле не обернётся быстрее чем за час, а за час ожидания леди может и передумать.
Леди Абигейл задумчиво посмотрела на пузатую вазу из прозрачного стекла, где парили в золотистом чайном настое дивные чжанские лотосы.
– Час? – произнесла герцогиня с поистине аристократическим величием. – Вы смеётесь, леди Стормхорн! И получаса хватит, чтоб передумать. Если относить письма будет не один слуга, а двое или даже трое, по очереди…
– …то маркиз Рокпорт в полной мере оценит тяжёлое бремя, которое он столь опрометчиво на себя взвалил! – подхватила я, чувствуя небывалый азарт, и рассмеялась.
Самое прекрасное в этом весёлом безумии было то, что страшная и неотвратимая месть маркизу Рокпорту оставалась не чем иным, как невинным розыгрышем. Планируя эпистолярную атаку и Большой Вояж, мы развлекались. Если дядя Рэйвен что-то поймёт – прекрасно, тем лучше для него. Если нет – что ж, в хмуром январе особенно приятно разделить с подругами забавное приключение. Но чем бы это ни закончилось, мы не запятнаем свою честь интригами и сплетнями.
Леди Абигейл, вероятно, ощущала такой же странный душевный подъём, что и я, и потому велела приготовить новую порцию чая, на сей раз чёрного, бхаратского, и подать свежайшие пирожные из песочного теста, ванильного крема и фруктов – не такие вкусные, как в «Старом гнезде», но тоже весьма недурные. И тогда, подавшись авантюрной атмосфере, я решилась изложить второе своё затруднение.
– И, между прочим, на детектива Эллиса я тоже обижена. Он поманил меня любопытным расследованием, а затем заявил, что в помощи моей не нуждается.
– Какое неслыханное нахальство! – воскликнула Абигейл, щёки у которой презабавно раскраснелись. Помолчав, она добавила неохотно: – Но ведь вам это лишь на руку сейчас, верно? О, запрет маркиза Рокпорта!
– Да, вы правы, – вздохнула я и продолжила, аккуратно подбирая слова, чтобы не сболтнуть лишнее о прошлом своего друга: – Но речь зашла о прошлом детектива Эллиса. Он сказал, что прежде уже расследовал какое-то дело для мистера Шелли, а тот в ответ подарил ему каррик, настолько старый и вышедший из моды, что даже чем-то привлекательный… И Эллис, представьте, только его и носил. Мне показалось, что они друзья, но он отчего-то не хотел навещать мистера Шелли, даже когда заподозрил неладное… Не поссорились ли они? Это было бы печально – не столь много друзей у детектива Эллиса. Вот мне и пришло в голову, что я могла бы немного разузнать о мистере Шелли и, возможно, примирить его с детективом.
На леди Стормхорн и леди Эрлтон мои слова впечатления не произвели – вероятно, потому, что не были знакомы с детективом. Но остальные уже имели с ним дело, когда следили за мисс Купер, и потому отнеслись куда как более заинтересованно. Даже Эмбер отвлеклась от своего чая, слишком крепкого и горького, и улыбнулась с прежним кокетством:
– О, я бы не отказалась раскрыть несколько секретов мистера Норманна, – вздохнула она мечтательно. – Так интересно! Но, разумеется, воспитание требует от меня проявить деликатность. Впрочем, вам помогу, чем сумею. Жаль, что фамилия Шелли мне не знакома…
– Тоже впервые слышу, – покачнула лорнетом Глэдис.
Глядя на наше оживление, смягчились и леди, умудрённые летами.
– Шелли, Шелли… Я знаю одну миссис Шелли, – сказала леди Эрлтон. – У неё есть сын, да… Только, мнится мне, его зовут Робином. Вы не припомните, где живут эти Шелли?
Я ощутила, как щёки у меня теплеют.
– К сожалению, нет. Адрес записан, разумеется, но наизусть я его не помню, даже улицу примерно не назову. Но детектив Эллис упоминал, что мистер Шелли владеет тремя швейными мастерскими, – добавила я, не особенно надеясь, что это поможет.
Леди Эрлтон выглядела расстроенной:
– А вот теперь уже я не могу сказать с уверенностью, чем занимается сын моей знакомой, да. Я была дружна с её матерью, леди Клиффорд, супругой виконта Клиффорда. Помню её ещё девочкой – ах, какой дивной красавицей она была, маленькая Миранда в голубом платье! Да, да, так её зовут – Миранда в честь бабушки, Элеонора в честь матери… Счастья ей это не принесло. Несколько лет Миранда Клиффорд не выходила из дома, а затем её отец почему-то дал разрешение на страшный мезальянс и выдал её замуж за богатого дельца, мистера Шелли, почти на пятнадцать лет старше. Впрочем, судя по тому, что я видела, то был счастливый брак, да… Мистер Шелли дорожил супругой.
«Несколько лет Миранда Клиффорд не выходила из дома».
Вроде бы ничего особенного, девица с малокровием могла вообще до совершеннолетия и порога не переступать, но почему-то от этих слов по спине у меня пробежал холодок. Леди Эрлтон же, ничего не заметив, продолжила говорить. Она пообещала, что поинтересуется судьбой миссис Шелли и, возможно, устроит дружеский визит.
– Дайте мне неделю, да, – попросила леди Эрлтон. – Я обращусь к миссис Прюн. Она часто навещает миссис Шелли. Дело, впрочем, очень деликатное, – добавила она загадочно и умолкла.
Мы поговорили ещё немного, но вскоре разъехались по домам, потому что становилось уже неприлично поздно. На прощание мы пообещали поддерживать друг друга и оповещать о новостях как можно скорее, если одна из нас узнает нечто интересное.
Наверное, выражение лица у меня было немного странным, потому что Лайзо поинтересовался:
– Там произошло что-то забавное, Виржиния?
– Пожалуй. – Я улыбнулась. – Стоило маркизу Рокпорту запереть меня в особняке и в кофейне, как в мою жизнь проникли сразу три расследования. Боюсь, даже Эллис не ведёт столько дел одновременно.
Он рассмеялся; у меня закружилась голова, и, право, к усталости это не имело ровным счётом никакого отношения.
Однако вскоре выяснилось, что головокружение – дурной признак, даже если оно проистекает от счастья. Я совершила ошибку; причём поначалу думалось, что принятое решение не только удачное, но и единственно возможное. Не так давно Лайзо подсказал, как можно наведаться в дом Шелли, не нарушая обещания, данного маркизу. Вышло всё как нельзя лучше – видение ясно указало на смерть несчастной служанки, отчаянно желающей исправить некую загадочную ошибку.
Сейчас, после встречи с новой тайной, я, разумеется, загорелась желанием быстро разгадать её и потому снова обратилась ко снам.
Никаких дельных идей, как бы отыскать вредителя, так и не появилось. Потому пришлось положиться на метод, который уже выручал – представлять то, что хочешь увидеть, и думать о преступнике. Но то ли чжанский чай с лотосом слишком сильно взбодрил меня, то ли разговор о дяде Рэйвене повернул реку мыслей в другое русло, но сосредоточиться на «Человеке судьбы» никак не получалось. Картина, едва оформившись в воображении, то и дело обращалась в переливчатый калейдоскоп; среди пятен порой проступало нечто осмысленное – костяной веер, зелёные глаза, цветок в чайнике, – но смысла это не имело. Образ злодея с банкой гуталина тоже расплывался, приобретая черты дяди Рэйвена. В какой-то момент стёкла синих очков рассекла пара трещин, а с конца старинного металлического пера для письма закапала кровь…
В ужасе я вскрикнула и села на кровати, распахивая глаза.
Спальня побелела – так плотно её укрывал сливочно-густой туман. Любые звуки тонули в нём, будь то испуганный возглас или звон колокольчика для прислуги; в распахнутом окне скорчилась старая женщина в бальном платье…
«О, нет, это всего лишь ткань причудливо завернулась», – поспешила я успокоить себя, хотя на перепутавшиеся занавеси это походило слабо.
Зимний холод совершенно не ощущался.
«Надо проснуться, – пронеслось в голове. – Но как?..»
Чем дольше, тем опаснее мне казалось оставаться на месте. Потому я встала, накинув на плечи шаль, и подошла к окну. Бархатная старуха посторонилась и будто бы даже хихикнула.
Спину точно судорогой свело.
Святые Небеса, только не смотреть вправо, не смотреть…
– Что ж, – произнесла я громко, пытаясь вернуть самообладание. – Если спальня стала такой неуютной, можно выйти на прогулку.
Из окна вниз тянулась «морская лестница» – толстая верёвка с узлами, расположенными через равные промежутки. Ею я и воспользовалась, причём с необыкновенной лёгкостью. Вероятно, то был дурной знак, но сил находиться в комнате не осталось.
Бромли-из-сна покорился жаркой, душной, туманной летней ночи. Сдался, как отчаявшийся солдат, поклонился ослабевшими ветвями яблонь, бессильно ощерился разбитыми тёмными окнами. Улицы его были вывернуты безжалостно, как руки у пленника. Я шла в молчании и ощущала на себе тяжёлый, предвкушающий взгляд и старалась держаться уверенно, взывая к воспоминаниям о запахе вишнёвого табака, о лимонной терпкости вербены… Дороги выводили вовсе не туда, куда следовало бы; Эйвон бурлил вдали, то справа, то слева. Ноги несли меня к особняку леди Абигейл, и он показался неправдоподобно быстро – дымчатый, дрожащий во тьме.
Я замедлила шаг, затем остановилась, вглядываясь; и вовремя – призрачный дом обрушился вдруг под землю, изогнулись в конвульсиях старые деревья – и вот уже вокруг расстилалось старое, заброшенное кладбище.
У ворот стоял высокий седой мужчина.
– Все твои пути во сне ведут ко мне, – произнёс он, не двигаясь с места. Среди могил за его спиной бродили сгорбленные люди с тусклыми красноватыми фонарями. – А наяву мой взгляд следует за тобой. На ком он остановится?
Мне стало страшно – до немоты, до внезапной дурноты… но страшно не за себя.
Абигейл, Юджиния, Мэдди, Эллис, Клэр, дядя Рэйвен – лица друзей кружились в калейдоскопе. Я отчаянно пыталась не думать о них, чтобы не привлечь к невинным внимание мёртвого колдуна, но тщетно.