«Железная Минни» взревела – и нырнула в туман; желтовато-серые клубы в панике разбегались перед нею, чтобы сомкнуться позади.
Когда мы подъехали к особняку Дагвортов, мои любезные подруги были уже на месте. Просторная гостиная напоминала сад, полный экзотических и, вероятно, ядовитых цветов: леди Абигейл в юбке королевского пурпура и столь пронзительно яркой розовой блузе, что глазам становилось больно; Глэдис в платье ледяного голубого оттенка с вызывающей меховой накидкой на плечах; леди Стормхорн – сплошь в зеленовато-жёлтом, повторяющем тон её глаз; леди Эрлтон – в тёмно-красном костюме и с длинной гранатовой шпилькой, небрежно вонзённой в «анцианскую раковину» на затылке. Воздух сделался густым от множества смешавшихся ароматов – духи, щекочущая марсовийская пудра, чжанский чай, корица и имбирь. За буйством красок и запахов я едва не потеряла леди Вайтберри: в своём бледно-персиковом скромном платье она едва ли не сливалась со стенами, почти неподвижная и притихшая.
– А вот и вы, леди Виржиния, дорогая! – поднялась мне навстречу Абигейл, стискивая лаковый веер. – Я в нетерпении, честно признаться. Едва могу дождаться начала нашей маленькой шалости! Первое письмо ведь готово?
– Разумеется, нет, – улыбнулась я. – Как можно было лишить вас удовольствия составить его вместе?
Леди Эрлтон трескуче рассмеялась:
– Весьма предусмотрительно, да. Что ж, не будем же мешкать!
В просторной гостиной, по сравнению с прошлым визитом, прибавилось мебели: появился круглый стол из полированного дуба. Представляю, чего стоило слугам перетащить его! На почётном месте красовался набор для письма, старомодный, но вполне удобный, а стопки чистой бумаги хватило бы на полугодовые эпистолярные упражнения в меру общительной провинциальной вдовы. О, да, Абигейл подготовилась к нашей, как она выразилась, небольшой шалости. Мэдди коротала время вместе с миссис Баттон, экономкой; Лайзо вместе с проворным лакеем леди Стормхорн развлекал новых приятелей рассказами где-то в помещениях для прислуги.
А между тем, первое письмо готово было отправиться в путь.
– «Давно не бывала на свежем воздухе, даже позабыла, каков он на вкус»! – восторженно зачитывала леди Абигейл фрагменты из нашего общего эпистолярного шедевра.
– «Изрядно истосковалась по долгим прогулкам», надо же, – смеялась леди Эрлтон. – «Не нашла в себе сил отказаться от предложения леди Стормхорн, которую бесконечно уважаю и люблю»…
– «Уважаю и люблю как давнюю подругу леди Милдред и особу, преисполненную многих добродетелей», – продекламировала леди Стормхорн, отобрав у своей приятельницы письмо. – Надо было ещё добавить, «умудрённую опытом в составлении длинных и пышных посланий».
– Довольно с маркиза и этого, – улыбнулась Глэдис и добавила: – Не стоит утомлять его раньше времени.
– И пугать, да, – обмахнулась веером леди Эрлтон.
На мгновение мне даже стало жаль дядю Рэйвена. Но только на мгновение – а потом я вспомнила его возмутительное «позволили себе вольность», и сердце моё вновь отвердело.
– «Жду скорейшего ответа», – продиктовала я себе, дописывая постскриптум, и запечатала конверт. – Вот, готово. Теперь осталось передать это моему водителю. Письма обычно отвозит именно он.
Когда Абигейл дёрнула за шнурок, я на мгновение испугалась, что на зов придёт сам Лайзо – даже в мешковатом лётчицком свитере непростительно красивый. Герцогиня Дагвортская обладала счастливым даром не замечать прислугу, Эмбер и Глэдис видели моего водителя и раньше – и успели привыкнуть к нему или, точнее, обмануться его манерой быть незаметным. Но леди Стормхорн и леди Эрлтон принадлежали к совершенно иной породе: наблюдательные, подобно леди Милдред, и способные делать неожиданные выводы. Одного неосторожного взгляда хватило бы, чтоб обречь меня на долгие душеспасительные нотации – и, что хуже, разрушить мою репутацию. А с леди Эрлтон и леди Стормхорн сталось бы принять сторону дяди Рэйвена, если бы они убедились в моей неблагонадёжности…
Но, к счастью, на зов явилась всего лишь горничная, сутулая светловолосая девица. Она забрала у меня письмо и исчезла бесшумно, как призрак.
А я тут же принялась за следующее послание, не менее витиеватое, переполненное извинениями за собственное легкомыслие, подтолкнувшее-де меня слишком быстро принять предложение прогуляться в парке – и столь же стремительно передумать. На сей раз ответственность за перемену планов на себя взяла другая особа, не менее искушённая в эпистолярных премудростях:
– «Вняв мудрому совету леди Эрлтон, которой также посчастливилось навестить герцогиню этим утром, я решила не испытывать судьбу. Туман нынче такой густой, что впору заплутать… Гораздо разумнее будет, как считает предусмотрительная леди Эрлтон, через несколько часов поехать на ипподром и полюбоваться на скачки. Посему с нетерпением ожидаю вашего скорейшего ответа…», – с удовольствием зачитала леди Эрлтон плод собственного творческого порыва. – Не слишком ли я себе польстила?
– О, напротив, вы преуменьшили свои достоинства! – горячо заверила её Абигейл. – Что ж, ещё с десяток писем – и мы можем со спокойной совестью уделить внимание чудесному чжанскому чаю и пирожным.
– Наслаждаться ответами маркиза и пирожными? Что может быть лучше, – лукаво улыбнулась Глэдис, разглядывая запечатанный конверт через лорнет. – Хотелось бы мне знать, когда он поймёт, что над ним смеются.
«Через три письма… Или даже раньше», – подумала я сумрачно, вспомнив о людях, которых отрядил дядя Рэйвен наблюдать за мной, но вслух ничего не сказала и принялась за следующее письмо, в котором склонялась к предложению леди Клэймор предпочесть бездуховные развлечения на ипподроме возвышающему досугу в картинной галерее.
В следующем письме я передумала и решила наведаться в Ботанический сад, потому что якобы соскучилась по лету.
Затем – поддалась на уговоры леди Абигейл остаться в её особняке.
Почти две страницы пятого письма я каялась, сетуя на то, что никак не могу ни на что решиться, потому что прислушаться к совету одной многоуважаемой леди неминуемо означало бы обидеть другую, не менее уважаемую. В конце я спрашивала у маркиза совета, кому лучше ответить отказом…
…чтобы в шестом письме найти воистину достойное решение самостоятельно – и пригласить всех в «Старое гнездо». Там же я укоряла дядю Рэйвена за то, что он не торопится с ответом, а между тем он обещал-де не медлить, ибо необходимость каждый раз испрашивать разрешения на ту или иную поездку сама по себе обременительна.
– Напишите лучше «связывает меня по рукам и ногам, точно кандалы, и зачастую ставит в неловкое положение», да… И добавьте: «Как мне объясниться с леди Стормхорн?», – предложила леди Эрлтон, обменявшись взглядами со старинной своей приятельницей. – Вы ведь не против?
– Нисколько! – воскликнула леди Стормхорн. Глаза её, жёлто-зелёные, как у кошки, сияли; а ведь кошки и в старости не чуждаются каверз. – Судя по тому, сколь быстро и вежливо молодой маркиз ответил на моё последнее письмо, состоящее сплошь из порицаний и упрёков, он ещё помнит мою дружбу с его матушкой – и дорожит этой памятью.
Закончив последнюю строчку, я запечатала конверт – сургуча, к слову, осталось не так уж много – и передала его служанке. А всего через несколько минут наконец возвратился Лайзо с ответом маркиза на самое первое послание. Дядя Рэйвен пока ещё не подозревал о том, что ему предстояло, и потому писал благожелательно, лишь мельком удивляясь тому, сколько благородных особ собралось в особняке Дагвортов в столь ранний час.
Я улыбнулась.
И правда, день только начинался – и он обещал быть длинным.
Ещё полчаса спустя я стала самой себе напоминать миссис Скаровски. У меня открылось второе дыхание, и остроумные выражения потекли с кончика пера, как чернила – у неаккуратного ученика. Надеюсь, что хотя бы глаза не горели вдохновенным огнём… Впрочем, благовоспитанные, степенные леди и сами выглядели не лучше. На рукаве у Абигейл появилось пятнышко сургуча; сморщенные щёки леди Стормхорн алели, как у молоденькой чахоточной работницы с фабрики.
– «Дабы не обидеть никого из присутствующих, решили выбрать нечто необычайное – Музей восковых фигур мсье Тибля. Говорят, что одна из фигур в Чёрном зале, джентльмен в цилиндре и в очках, немного напоминает вас…», – послушно дописала я абзац под диктовку Глэдис. – О, как занимательно. А это действительно так?
– Разумеется! – оскорбилась она. – Я не далее как два месяца назад побывала у Тибля и лично видела ту фигуру. Сходство потрясающее!
Мне стало любопытно:
– Вот так совпадение. И кого же изображает та фигура? Ведь не может такого быть, чтоб моделью стал кто-то из Рокпортов, – нахмурилась я. – Маркиз бы ни за что не согласился. Может, его отец? Музей, насколько помню, появился давно.
– О, не особенно, всего полвека назад, – пожала плечами Глэдис и рассмеялась. – Но, конечно, Рокпорты ни при чём. Упомянутый Чёрный зал посвящён не людям, а легендарным персонажам. Например, там есть сэр Моланд Хупер из детективов Монро, леди-пират Кэтрин Андерс по прозванию Коварная Кошка и благородный разбойник Железный Фокс. Что же до мужчины в цилиндре и в очках, то это Багряный князь из Эрдея. В народе его считали кровопийцей, а слава о нём докатилась даже до Аксонии и вдохновила Флоренс Брим на целый роман…
Леди Клэймор продолжала говорить, но я больше не слушала. В груди у меня появилось давящее чувство, точно от туго затянутых ремней.
«Кровопийца из Эрдея»!
В прежних письмах проскальзывали уже рискованные пассажи, но это было не невинной шуткой, а завуалированным оскорблением. Даже если и правда имелось некоторое внешнее сходство, упоминать на одной строке пресловутого князя и маркиза – немыслимо, учитывая недобрую славу Особой службы. Я знала, я сама слышала, как дерзкие и глупые завистники шептались о перчатках Рокпорта, якобы на самом деле не чёрных, а тёмно-тёмно-красных. На дураков маркиз, впрочем, внимания не обращал. Но услышать подобный намёк от близкого человека…