Роджер шагнул назад, спиной подпирая дверь. Лицо у него стало совершенно несчастное.
– Ну зачем вы так говорите, леди Виржиния, – сказал он с таким искренним, мучительным непониманием, что мне стало стыдно. – Я же слышал, о чём вы говорили с Эллисом. И о чём он спрашивал моего отца тогда, в первый раз – тоже.
– Тогда ваша просьба бессмысленна вдвойне, – возразила я, стараясь говорить рассудительно и спокойно. Теперь уже, вероятно, благодаря присутствию Паолы Мариани, он не казался мне опасным. Но всё же беседа тяготила невероятно, и хотелось закончить её, оборвать – пусть даже и неподобающе резким словом. – Вы ведь не могли не услышать, что сроки не сходятся почти на год.
Но Роджера было не переупрямить.
– Шесть месяцев там, шесть месяцев здесь… Если дважды округлить в неправильную сторону, то как раз и выйдет год, – сказал он и прикусил губу, точь-в-точь как детектив чуть раньше. – Прошу вас, леди Виржиния. Эллис нужен мне, мне нужен брат, особенно сейчас. Он не просто так попал к нам в дом, его что-то привело… Судьба, провидение, называйте, как хотите. Он ведь спас меня, леди Виржиния. В ту ночь, двенадцать лет назад, в наш дом забрался не обычный вор, – зашептал Роджер, и глаза у него стали блестящими. Я не видела в них безумия – только убийственную тоску и страх. – Это был… первый жених моей матери. Он кричал на неё, требовал отдать медальон и спрашивал о ребёнке. О мальчике, отданном в приют для детей, рождённых от насилия. Я всё слышал, потому что спрятался в той же комнате, под столом. И знаете, какой момент я запомнил лучше всего? Когда моя мать взяла кочергу и ударила этого человека. Много-много раз, пока вся комната не стала красной.
Роджер умолк и оттянул пальцами воротник, ловя воздух открытым ртом.
Это пора было прекращать, и я решилась.
– Довольно, – сказала я, повысив голос. – Неужели вы не понимаете, мистер Шелли? Даже если Эллис – действительно ваш брат, он имеет все основания отказаться от такой семьи. Ваша мать сначала избавилась от ребёнка… Нет, я не осуждаю её, да помогут ей Небеса справиться с её горем и жить долго и счастливо. Но фактов не изменить: от ребёнка избавились. А теперь вы эгоистично требуете старшего брата, чтоб он пришёл и стал вам опорой, жертвуя собою. Эллис и так сделал для вас слишком много! Он трижды отводил беду от этого дома, пожирающего своих обитателей. Он даже пошёл на ложь, чтобы спасти миссис Шелли от обвинений в убийстве, я верно понимаю?
– Да, – откликнулся Роджер потерянно. Ресницы у него намокли и слиплись; он часто моргал, но выглядел отчего-то намного спокойнее, чем обычно.
– Так отпустите его, – попросила я. – Позвольте ему жить свободно, без прошлого, настоящего или нет. И себя тоже отпустите. Эллису не нужна другая семья – ни вы, ни миссис Шелли. Так освободите и себя, и его.
– Мы не нужны ему, – произнёс Роджер немного удивлённым голосом – но уже не печальным.
– Не нужны.
– И, значит, мы все свободны друг от друга.
– Думаю, да, – улыбнулась я.
И в тот самый момент, когда мне показалось, что уж теперь-то всё будет хорошо, за дверью упало что-то металлическое – и раздался перестук каблучков, удаляющийся всё быстрее.
Лицо у Роджера лишилось последних красок; он распахнул дверь и рухнул на колени, слепо шаря по полу. Затем поднял что-то, несколько секунд разглядывал, а потом снова отбросил – и сорвался с места. Паола, деликатно оттеснив меня, вышла из комнаты первой и быстро отыскала тот самый металлический предмет.
– Медальон, – задумчиво протянула она, взвешивая безделушку на ладони. – С секретом. Внутри – чёрный локон, очень мягкий… Вы знаете, что это, леди Виржиния?
О, да, я догадывалась.
В груди у меня похолодело.
– Вещь, которая принадлежит миссис Шелли. Куда подевался мистер Шелли?
– Побежал наверх, похоже, – предположила Паола, пожав плечами. – Я слышала шаги на лестнице. Думаете, стоит догнать его?
«Их», – поправила я мысленно и молча направилась к лестницам. Сердце у меня сжималось от дурных предчувствий.
Наверх мы взлетели, неприлично придерживая юбки. Третий этаж – пусто; сверху доносились какие-то звуки – неразборчивая речь, стук. Паола огляделась и указала ступени в конце узкой холодной галереи.
– Выше – комнаты прислуги, – объяснила она. – Но мисс Грунинг там сейчас нет, она внизу, подвернула лодыжку на ступенях и разрыдалась. «Гуси» её утешают, вероятно, до сих пор, и детектив Норманн тоже с ними. Миссис Прюн в гостиной, остаётся только миссис Шелли.
Не раздумывая больше, я ринулась к винтовой лестнице.
Уже на самом верху, на ступенях, обнаружилась розовая туфелька, больше похожая на девичью, чем на вдовью. Паола осторожно переставила её в сторону, к стене, и только затем пошла дальше. Четвёртый этаж был маленьким и тёмным – зал и четыре комнатки под самой крышей. У дальней двери стоял Роджер и колотил кулаками по косяку.
– Мама, открой, пожалуйста! Ты мне нужна, очень! Нет, мне не тяжело, пожалуйста, открой!
В комнате что-то грохнуло, и раздался звон стекла. Паола изменилась в лице.
– Миссис Шелли внутри? Она слышала наш разговор?
– Да, да! – лихорадочно воскликнул Роджер и толкнулся плечом в дверь. – И это комната мисс Миллз… Открой!
– Тогда выламываем, – не колеблясь, сказала Паола.
«Спуститься вниз? – пронеслась мысль у меня в голове. – Позвать на помощь?»
Я спустилась на две ступени, снова взбежала наверх… Паола одновременно с Роджером ударила в дверь плечом – резким и сильным мужским движением. Слабая щеколда вылетела из паза…
Они не успели совсем немного.
Комнату я узнала тотчас – ту самую, из первого сна о Джудит Миллз. Только теперь крышка сундука у стены была закрыта, а окно – разбито, и под ним стоял колченогий стул. На полу валялась вторая розовая туфелька, издали похожая на куклу. Роджер медленно, деревянно подошёл к окну и выглянул вниз. Затем так же неловко вернулся и остановился, не доходя до меня всего полшага.
– Вы не виноваты, леди Виржиния, – сказал он очень тихо. – Я не считаю, что вы виноваты… Она сказала: «Как хорошо, что я ему не нужна. Можно не терпеть больше».
Роджер Шелли остался в комнате Джудит Миллз, на колченогом стуле у окна, с нелепой розовой туфелькой на коленях. Мы с Паолой спустились в холл; она подала мне одежду и помогла застегнуть пуговицы.
Через час мы вернулись в особняк на Спэрроу-плейс. Никто не сказал ни слова. Что же до Эллиса, то в кофейню он не пришёл.
Но впасть в тоску мне не позволил человек, от которого можно было бы меньше всего ожидать этого. Сэр Клэр Черри позволил мне насладиться изысканным одиночеством и самобичеванием вечером десятого февраля, а утром одиннадцатого бесцеремонно постучался в спальню и непреклонным голосом велел спускаться к завтраку. Я думала, что не сумею ни кусочка проглотить, но оказалась совершенно бездушной особой: вскоре аппетит возобладал над высокими чувствами. Клэр проследил за тем, чтобы дети вовремя покончили с десертом, и сделал Паоле знак увести их.
– А теперь, дорогая племянница, к делу, – сказал дядя таким тоном, что возражений не нашлось бы даже у самой строптивой особы. – Вы обещали мне договор. Он готов?
– Сперва нужно дождаться мистера Спенсера, такие важные бумаги без свидетелей не подписывают, особенно учитывая непростую предысторию паба, – откликнулась я, не раздумывая. Клэр неприятно рассмеялся:
– Прекрасно. А я-то думал, что вы решили сменить амплуа и отдаться роли трагической героини, аллегории вины и скорби. Я знаю, что произошло, леди Виржиния, – добавил он, смягчившись. – Мистер Норманн вчера любезно рассказал мне. Итак, внемлите словам старого мудрого человека, в кои-то веки… Во-первых, вы не несёте ответственности за поступки других людей. Если кто-то подслушал не предназначенный для него разговор и сделал странные выводы – это лишь его выбор, к которому вы не имеете отношения. Понятно – или стоит повторить, как глупенькой девице из пансиона?
Злость оказала ещё более благотворное влияние, чем завтрак. Я ощутила прилив сил – впервые со вчерашнего дня.
– Нет, благодарю.
– Тогда продолжим, – кивнул Клэр. – Во-вторых… Вы готовы сейчас отказаться от того, что раньше сказали мистеру Шелли?
Я прислушалась к себе – и качнула головой.
– Нет.
Дядя Клэр немного помолчал, разглядывая меня, затем улыбнулся:
– Оживайте, дорогая племянница. У вас завтра важный день, постарайтесь прийти в чувство. И во сколько, говорите, приедет мистер Спенсер?
– Около трёх часов, – ответила я, придвигая чашку.
К сожалению, кофе остыл… Но кто помешал бы мне попросить Юджинию принести ещё?
– Вот и замечательно, – расцвёл Клэр, поднимаясь. – Тогда я пока оставлю вас, мне нужно кое-что подготовить для сделки со своей стороны… И, к слову, пока я не забыл… Впрочем, не стоит.
Тут уже я заинтересовалась не на шутку:
– Нет, прошу, договаривайте. Бессердечно с вашей стороны – поманить тайной и затем многозначительно умолкнуть.
Клэр, который уже стоял у двери, скривился.
– Тайна… Ничего особенного, на самом деле. Просто несколько ночей подряд мне снится один и тот же сон. Я играю в покер с… с одним человеком, которого никогда не встречал в действительности. Но карты постоянно меняются, и я не могу выиграть! Какое-то наваждение… Что думаете, дорогая племянница?
Я едва сдержала смешок. У Сэрана оказалось своеобразное представление о благодарности.
– Но это ведь сон, дядя, – произнесла я тоном чопорной девицы из пансиона. – И если карты меняются, то могут меняться и правила. Так почему бы вам не выиграть?
Клэр ничего не ответил, но взгляд у него просветлел.
Что ж, хотя бы здесь мои советы небесполезны.
Время лечит всё.
Утром двенадцатого февраля я, конечно, не чувствовала особенного веселья. Но смех Юджинии уже не казался мне кощунством, а милая поздравительная песенка братьев Андервуд-Черри даже заставила улыбнуться. Судя по тому, каким гордым выглядел Клэр, в стороне от выступления своих обожаемых внуков он не остался и, возможно, готовил его вместе с Паолой.