Мирей побурел, втянул голову в плечи – и, бормоча под нос, бросился бежать вниз по улице.
– Не запугивайте моего нового повара, мистер Белкрафт, – шутливо возмутилась я.
– Такого, пожалуй, запугаешь…
И Георг был совершенно прав.
Марсовиец заявился и на следующий день – уже без глупого маскарада, в приличном белом плаще, и через день. С утра он заказывал чашку кофе, в молчании смаковал его мелкими глотками, перекатывая напиток на языке, а вечером возвращался – и непременно с десертом. Пирог с цукатами и лимонным кремом, сырный мусс в ореховой корзинке… Вроде и несложные блюда, но восхитительно гармоничные. Один раз Мадлен пришлось отвлекать его, пока Георг с чёрного хода проводил на кухню рабочих – они установили новый стол, большой и тяжёлый, сделали на стене медные крючки для подвешивания утвари до потолка и вертикальную лестницу, чтоб доставать предметы с самого верха.
Точь-в-точь, как было у сэра Гордона – спасибо вдове Риверленд за бесценные свидетельские показания.
Девятнадцатого марта я встретила Рене Мирея на пороге и с деланной сердитостью стукнула веером по плечу.
– Опаздываете. Впрочем, гостей пока нет, так что ничего страшного.
Он застыл, недоверчиво глядя на меня:
– Я не вполне понимаю, что…
– Сейчас поймёте, мистер Мирей, не беспокойтесь, – с чопорностью монахини кивнула я и заставила его пройти на кухню, всё так же подталкивая веером в спину.
Увидев закреплённую на стене лестницу, справа и слева от которой висела новенькая посуда и поварские инструменты, и массивный деревянный стол там, где раньше стоял шкаф с сувенирами, Мирей обратился в изваяние во второй раз.
– Необходимые приправы – в ящиках напротив, – указала я направление. – Продукты в основном в подвале, где холодильный аппарат, переодеться можно в тёмной комнате у чёрного хода, Георг любезно передаст вам свой запасной комплект. Приступать можно немедленно. Но сперва подпишите бумаги, – и я подтолкнула его к столу, где лежали два экземпляра договора. – Только осторожнее, печать совсем свежая, чернила могут смазаться.
Мой новоиспечённый повар сделал несколько шагов, склонился над договором и ткнул пальцем аккурат в середину печати, а затем уставился на посиневший от краски ноготь.
– Мне это снится? – рассеянно произнёс Мирей и потрогал письменный прибор.
– Со всей ответственностью заявляю, что нет, – ответила я. – Поверьте, в деле сновидений у меня едва ли не самый большой опыт во всей Аксонии.
– Но… откуда? – и он обвёл рукой утварь и стол. – Как вы вообще узнали?..
– Благодарите мистера Белкрафта. Он весьма внимательно отнёсся к вашим пожеланиям, высказанным в прошлый раз… – «К вашей ругани под нос», – поправилась я мысленно. И продолжила: – По его заметкам, сделанным, пока вы готовили, я набросала распоряжение для своего управляющего, и мистер Спенсер помог внести небольшие перемены в обстановку нашей кухни… Подписывайте, прошу.
– От волнения я всегда забываю аксонскую письменную речь, – признался Мирей. И уставился на меня совершенно несчастными голубыми глазами, как дитя небесное. – Там ведь ничего нет про продажу души?
– Размер жалования есть, обязанности сторон – тоже, но о торговле вроде бы ничего, – улыбнулась я. – Добро пожаловать в «Старое гнездо», мистер Мирей. Вам здесь понравится, уверена.
Произнося это, я ничуть не лукавила. Людям свойственно ценить то, что достаётся большим трудом. А одному нахальному марсовийскому повару, готова поспорить, никогда не приходилось добиваться места с таким упорством, как в моей кофейне.
…десерты Рене Мирея в тот день вызвали нешуточный ажиотаж. Луи ла Рон, прослезившись от удовольствия, отставил пустую тарелку и пообещал посвятить талантливому марсовийцу небольшую статью. Миссис Скаровски аплодировала.
Мы единогласно решили, что это успех.
Вечер омрачило небольшое происшествие, связанное с мальчиками. Они, вопреки всем запретам, вновь забрались в мой кабинет и разорили поднос с почтой. Заинтересовало их, к счастью, только одно письмо – точнее, телеграмма из Романии.
– Это от миссис Мариани, – покаянно шмыгнул носом Лиам, опустив взгляд. – Мы, ну, только прочитать хотели, честно-честно, мы же скучаем по ней, а у Кеннета руки были в джеме. Я хотел вроде как пятна оттереть, чтоб вы ничего не заметили… И всё испортил. Этоявиноватпростите! – выпалил он скороговоркой и скрючился, прикрывая рукой голову, словно в ожидании удара.
Что ж, возможно, сестра Мэри-Кочерга в приюте и практиковала вразумляющие затрещины, но я – нет. Тем более что почти наверняка телеграмму испортили близнецы – их выдавали испуганно округлённые глазища – а Лиам просто взял вину на себя.
– Ступайте к сэру Клэру Черри, он почитает вам нравоучительные истории, – обратилась я к близнецам, вспомнив, что дядя недавно удалился в библиотеку. А потом обернулась к Лиаму: – А ты оставайся здесь. Будешь сегодня моим секретарём вместо Юджинии.
Отсыревшую, расползающуюся в руках телеграмму я вертела так и эдак, но сумела прочитать только сетования на погоду в начале и несколько загадочных слов в конце: «…шестого апреля сего года, да помогут нам всем Святые Небеса».
«Вероятно, Паола вернётся в начале апреля», – решила я наконец и на том успокоилась. А затем – позвонила в колокольчик, вызывая Юджи.
В итоге, разумеется, у меня оказалось два секретаря: сперва девочка задержалась, чтобы показать Лиаму основы работы. А потом… Дети так уютно сидели рядом, так взволнованно посматривали друг на друга – искоса, чтобы сторонний наблюдатель ничего не заметил бы – что я постыдилась и не стала их разлучать. Условное наказание обратилось несомненной наградой.
Иногда случается и так.
– …и всё же слухи об этом «Саде Чудес» ходят отнюдь не чудесные, нет!
Я с трудом удержалась, чтоб не обернуться на возглас. Чем ближе становился день представления в амфитеатре Эшли, тем чаще в «Старом гнезде» заходила речь о знаменитой цирковой труппе. Вчера Рене Мирей ненадолго отвлёк завсегдатаев – и развлёк заодно, однако сегодня разговоры свернули на обычную колею.
– Прошу прощения, миссис Джоунстоун, – обратилась я к постоянной посетительнице, которая сегодня пришла в компании, дабы представить мне своих друзей и родственников, очень обаятельную пожилую пару. – Похоже, некоторые дела требуют моего внимания. Мы ещё продолжим беседу позже, правда? И, повторюсь, мистер Корги, миссис Корги – чрезвычайно польщена знакомством с вами, мне не терпится послушать ещё истории о вашем трёхлетнем путешествии по Колони!
Мистер Корги – седовласый, длинный, в смешных круглых очках – потерянно кивнул, соглашаясь; его деятельной супруге также было всё равно: она слишком увлеклась изучением меню. Оставив их на попечение Мэдди, я с чистой совестью прошла к центральному столу, где уже разгорелся нешуточный спор.
– Нет, нет и нет – это всё досужие слухи! – провозглашала миссис Скаровски; щёки её пылали, глаза за толстыми стёклами очков наводили ужас.
– Да, да и да – нет дыма без огня! – отвечал ей Луи ла Рон, не менее румяный и взволнованный. – По крайней мере, я очень на это надеюсь! Для журналиста нет ничего лучше скандала.
– Даже так? – с ходу сказала я, занимая место во главе стола. Спорщики тут же утихли, а прочие гости, наоборот, зашептались, предвкушая очередной раунд. – Прошу, посвятите и меня в суть дела.
Луи ла Рон подался вперёд, глядя на меня исподлобья; весь его вид выражал азарт, предвкушение и нетерпение.
– Кто-то целенаправленно и весьма упорно распускает слухи о «Саде Чудес». И весьма презанятные: якобы цирк проклят, да и вся труппа, а кто отважится посетить представление – рискует не вернуться домой! – произнёс он громким шёпотом и замер, ожидая моей реплики. Когда же не дождался, продолжил: – И готов поставить на кон своё перо – что-то обязательно произойдёт.
– Глупости! – возмутилась миссис Скаровски и хлопнула ладонями по столешнице, подобно некоторым излишне ретивым законодателям в парламенте в дни прений. – Сплетни действительно курсируют, и преотвратительные. Но готова поспорить и я: их распускают эти бессовестные лицемерки, «Общество благодетельных леди»!
Луи ла Рона даже подкинуло на месте при её словах.
– Что же, предлагаю пари! – перегнулся он через столешницу, наклоняясь к поэтессе. – Я утверждаю, что во время представления случится нечто совершенно ужасающее. И если так и будет, то вы, мэм, сочините мне оду, и я-то уж постараюсь, чтоб она попала в газету!
– По рукам! – подскочила миссис Скаровски, не менее, а то и более задористая, чем журналист. – Но добавлю: если поблизости окажутся ханжи из «Общества благодетельных леди», то вы, мистер Щелкопёр, посвятите мне хвалебную рецензию в вашей личной колонке.
О, если б я знала, как разрешится это пари! Впрочем, тогда до развязки ещё было далеко.
– Одного не понимаю, – проворчал ла Рон, усаживаясь на место. Похоже, бурные аплодисменты, которые сопровождали промежуточное завершение спора, порядком охладили его пыл и вернули способность мыслить трезво. – Вы ведь горячая поклонница клятой ширманской ереси, не так ли, миссис Скаровски? Так почему же «Благодетельные леди» вам не по душе? И те, и другие борются за права женщин.
Поэтесса схватила ближайший веер со смешным рисунком, кажется, принадлежащий леди Клампси, и принялась шумно обмахиваться. Лицо её стало ещё красней прежнего, словно она сражалась с приступом неудержимого гнева.
– Есть, мистер ла Рон, огромная разница между сторонницами мисс Ширман и «Обществом благодетельных леди». Первые и впрямь делают серьёзное дело, а вторые лишь поднимают много бесполезного шума и всячески вредят.
Миссис Скаровски говорила столь торжественно и мрачно, точно декламировала трагическую поэму, и любимый веер леди Клампси с маленькими крылатыми поросятами так контрастировал с содержанием речи, что мне сделалось смешно. Боюсь, что я не сумела скрыть иронические нотки, когда заговорила:
– Увы, для человека постороннего разница неочевидна. Я имела удовольствие быть знакомой с одной заядлой ширманкой, миссис О’Бёрн. И, вынуждена признать, она произвела на меня не лучшее впечатление. Вся её благородная борьба за права женщин сводилась к тому, чтобы переодеть служанок в мужскую одежду и научить их политике, от которой я сама, к слову, стараюсь держаться подальше.