И я посмотрела.
На пороге стояла Фея Ночи, собственной персоной. Не в цирковом костюме, разумеется, и без грима, но ярко подведённые глаза и платье в чёрно-белую полоску и так приковали всеобщее внимание. В «Старое гнездо» циркачка заглянула явно не случайно и уходить не собиралась. Вероятно, Судьба решила, что мне отчаянно не хватает в последнее время интересных гостей – и постаралась восполнить это в один день.
Честно признать, очень мило с её стороны, но совершенно излишне!
Больше всего в тот момент мне хотелось сослаться на неотложные дела и степенно ретироваться на кухню, затем выйти на улицу с чёрного хода, сесть в салон своей «Железной Минни» и приказать Лайзо скучающим голосом: «Давайте-ка прокатимся по городу – чудная погодка, право!»
Но, во-первых, это было бы недостойно леди. А во-вторых, Лайзо как уехал передать приглашение Эллису, так ещё и не вернулся. И потому я поднялась из-за столика и поспешила навстречу Фее Ночи, приветливо улыбаясь:
– О, мисс Ишервуд, какой сюрприз! Вы всё-таки нашли минутку, чтобы навестить «Старое гнездо»! Прошу, проходите же скорее сюда! – и с этими словами я ненавязчиво притронулась к локтю незваной гостьи, направляя её к общему столику, где из завсегдатаев уже сидели Эрвин Калле, на сей раз без спутницы, леди Клампси и полковник Арч. – Друзья, позвольте представить вам мисс Ишервуд, которую вы знаете под другим именем – Фея Ночи!
Как известно, самый лёгкий способ выйти из неловкого положения – поставить кого-то в ещё более неловкое положение. Я не желала, разумеется, смутить мисс Ишервуд… да и может ли что-либо привести в замешательство особу, имеющую обыкновение красоваться в возмутительно короткой юбке перед сотнями зрителей? Однако моя гостья, похоже, не ожидала такого развития событий и несколько растерялась. Она позволила усадить себя за стол, благосклонно приняла чашку «маскарадного» кофе и даже поддерживала некоторое время бессмысленную светскую беседу:
– Как вы находите Бромли?
– О, благодарю, чудесно! Весна здесь всегда такая тёплая?
– Вы верно заметили, чудесная стоит погода!
– Мисс Ишервуд, позволите ли вы написать ваш портрет?
– Почту за честь! А вы смогли бы это сделать в цирке?
– Мисс Ишервуд, не откроете ли тайну – кто ваша модистка? Чудесная шляпка!
– Мисс Ишервуд, надолго ли вы в наших краях?
– Мисс Ишервуд…
Надо заметить, что несмотря на любопытство, которое, без сомнение, жестоко терзало всех присутствующих, никто не задал ни единого неудобного вопроса, который касался бы ужасной трагедии с герцогом Хэмпшайром, обвинений в газетах или шумихи вокруг «Общества благодетельных леди». Фея Ночи коснулась опасной темы сама: выждала с четверть часа, едва пригубив кофе, раздала не менее дюжины очаровательных, несмотря на щербинку между зубами, улыбок, и затем обрушила на наши головы новость, словно гром.
– Пользуясь случаем, хочу сделать объявление, – сказала Фея. По случайному ли совпадению – не знаю, но в тот момент Луи ла Рон как раз входил в кофейню – да так и замер на пороге, прислушиваясь. – «Сад Чудес» не покинет Бромли, пока не даст ещё одно представление, такое, как оно задумывалось изначально. Не могу сказать, в какой день и час, но это время обязательно придёт! И я приглашаю всех вас, леди и джентльмены, всех, кто здесь присутствует, к нам на представление!
Наступила оглушительная тишина. Мисс Ишервуд же наклонилась ко мне, моим же веером прикрыв наши лица от посторонних взглядов, и, едва не касаясь губами уха, шепнула:
– Представление окончено. А теперь поговорим с глазу на глаз, да?
На мгновение, сознаюсь, меня бросило в дрожь; не как престарелую даму, заметившую в дальнем конце коридора бледную тень призрака, но как дебютантку на балу, которую обхаживает опытный и настойчивый кавалер. Однако я сумела подавить секундное беспокойство, завладела веером и улыбнулась гостям и друзьям:
– Прошу прощения, друзья, однако Фею Ночи я у вас сейчас украду. Если вам понадобится что-то, не стесняйтесь обращаться к мисс Рич.
С этими словами я поднялась и жестом пригласила гостью к столику за ширмой, где мы обычно беседовали с Эллисом. Вроде бы и на виду, приличия соблюдены, однако с другого конца кофейни не расслышать ни слова, да и по губам слова прочитать нельзя – очень удобно! Сели по своим местам мы чинно, точно две юные послушницы, и некоторое время хранили молчание. Первой его нарушила я, заметив в шутку:
– А «маскарадный» кофе, похоже, пришёлся вам не по вкусу. – Мэдди как раз уносила чашку, к которой Фея едва притронулась. – Георг будет очень расстроен, буквально повержен.
– Не преувеличивайте, – отмахнулась гостья резковато, но вид её выражал облегчение: тревожная морщинка, наметившаяся было у неё между бровей, исчезла. – Георг – ваш новый повар, про которого трындят на каждом углу? Странное имя для марсовийца.
– Нет, повар – мистер Мирей, а речь идёт о мистере Белкрафте, кофейном мастере. Он работает в «Старом гнезде» с первого дня. Рецепты кофе мистер Белкрафт собирал по всему свету, когда сопровождал графа Эверсана и леди Милдред в их свадебном путешествии.
Мисс Ишервуд слушала меня, оглаживая взглядом узоры на ширме, и явно думала о чём угодно, но только не о кофейных рецептах. Наконец она кивнула:
– В таком случае, пусть не принимает это на свой счёт. Дело в алкоголе. Мне в моей работе нужна полная собранность, так сказать, концентрация на деле, фокусы-то ладно, но для акробатики я уже старовата. Кости болят, знаете ли. Один неверный шаг – и только пятно на арене и останется, так что никаких крепких напитков. Ликёр ведь мне там не померещился?
Я улыбнулась:
– Нет. А вы наблюдательны.
– Тогда пошлите за мой счёт чашку чего покрепче Салиху. А то он, бедолага, чего-то расхворался, а вон гляди ж, всё равно вызывался меня провожать. Стоит вон у вашего порога, мёрзнет почём зря… Можно подумать, я побоюсь какого-то убийцы.
– Он может теперь нацелиться на вас?
Она помрачнела.
– Теперь или не теперь… Не знаю даже, с чего начать.
– Попробуйте с самого начала, – посоветовала я искренне. – Если ничего важного и не скажете, то хотя бы поймаете нужный ветер.
Она сначала моргнула непонимающе, точно ослышалась – а потом тихо рассмеялась. Я шевельнула пальцами, прося Мэдди подойти, и, воспользовавшись заминкой, попросила принести нам с мисс Ишервуд чжаньского чая, а Салиху – кофе с каким-нибудь ликёром; альравцы обычно от крепких напитков отказывались, но берейтор, судя по оговорке моей гостьи, имел другие привычки. А тем временем Фея Ночи собралась с мыслями и начала свой рассказ.
…её действительно звали Дороти, и она родилась тридцать три года назад здесь, в Бромли. Матерью её была прачка; отца девочка никогда не знала, но особенно этим не тяготилась. Лет в восемь или около того она сбежала, прихватив с собой на память шёлковый платок с аккуратно вышитой по краю фамилией, «Ишервуд» – хотя тогда она, разумеется, читать не умела и всего лишь соблазнилась ярким голубым цветом ниток и нежностью ткани. Скиталась, пыталась воровать и была не раз бита… А потом её приютил иллюзионист из Марсовии – и удочерил.
– Знаете, леди Виржиния, это, пожалуй, единственный мужчина был, которому ничегошеньки от меня не надо было, – призналась мисс Ишервуд, взглядом точно пытаясь заморозить золотистый хризантемовый чай. – Ни работы на износ поначалу, ни по женской части потом, вы понимаете. Имя его было Робер, Робер Манжен. У него младшую сестрёнку тоже Дороти звали, только она давно уже померла. Я на неё, видать, похожа оказалась… И ведь не у каждого в жизни такой человек бывает, который бескорыстно, без задней мысли, только ради тебя, даже мамка с папкой такие не у всякого… У меня вот Робер был, и потому я такая, как я есть.
Она замолчала ненадолго. А я подумала, что меня наоборот окружали люди, которым постоянно что-то требовалось. Как от дочери; как от ученицы; как от наследницы… леди, в конце концов! Именно это и сделало меня такой, как сейчас.
К счастью.
Подскочила Мэдди и шепнула мне на ухо озабоченно, что никакого Салиха около «Старого гнезда» не нашла, зато обнаружила недвусмысленные следы того, что какому-то бродяге сделалось дурно прямо у нас на пороге, и пришлось ей вместе со служанкой окатить это место водой. Эпизод неприятный, но не более того; но меня вдруг охватила тревога.
Мисс Ишервуд же продолжила рассказ – о своём отрочестве и обучении; затем о путешествиях по Марсовии и Аксонии с крошечным цирком – клоун с выводком дрессированных собачек, три акробата, иллюзионист, силач и она, Дороти; о смерти Робера, безуспешных попытках заменить его другими фокусниками и о развале труппы; наконец о том, как появился «Сад чудес».
– Это действительно было чудо, – призналась она, понизив голос. Глаза у неё заблестели. – У меня одной бы ничего не получилось. Кем я была? Девка без роду без племени, да и деньжата в карманах не водились… Не знаю, что б я делала без Ченга и без Барби. Барби – это Барбара Пфафф, она у нас по канату ходит. На афише – «Королева Варваров», вы наверняка внимание обратили. В общем, мы пытались сколотить труппу, и ничего особо не выходило, только на Ченговой мудрости и держались. Он умеет сказать, знаете, по-простому: «Неважно, что дорога есть долгий, важно, что верный. Нос хлюпать – совсем фу», – передразнила она друга. Вышло очень похоже. – И тут, представьте, кто-то прислал нам кучу денег, почти пятьсот хайрейнов. Ни с того, ни с сего… Ну, прислали-то Барби, но уж мы на них разгулялись, ни монеты зря не потратили.
Мысленно я почти услышала экзальтированное восклицание миссис Скаровски: «Как чудесно! Таланту помогают Небеса, это достойно поэмы!». Но на меня, вероятно, самым скверным образом действовало долгое знакомство с Эллисом, и потому этот эпизод показался зловещим.
…Мне досталось в наследство солидное состояние; можно было бы тратить всю жизнь, хватило бы до самой старости. Но для того чтобы сохранить и приумножить его, не оставить потомков без рейна, приходилось упорно и тяжело трудиться. Не сравнить, разумеется, с прачками или с рабочими на красильной фабрике, но цену благополучию я знала – и считала её весьма высокой, а потому избегала бессмысленных трат. Пожертвования на приют – вполне достойное дело, а ставки на скачках – бессмыслица; поначалу, признаюсь, мои взгляды были даже слишком практичными, но позднее сама жизнь смягчила их: так леди Клэймор собственным примером приучила меня к мысли, что покровительс