– Не знаю, стоит ли говорить вам или нет… Но матушка утверждает, что не заходила в крыло для прислуги. Она говорит, что встретила Джула в холле – в тот момент, когда он входил в особняк.
Признаюсь, мне стало не по себе; я вспомнила, как сама столкнулась с этим красноволосым гигантом в полумраке и перепугалась. Однако вслух сказала только:
– Полагаю, он вышел подышать свежим воздухом. Ночи нынче удивительно тёплые; весна в разгаре, вы так не считаете?
Разговор вновь свёлся к светским формальностям; но осадок остался.
…«Мне просто хочется немного покоя».
В минуту слабости накануне вырвались эти слова. Нечему удивляться: всего два дня минуло после ужасающей смерти Салиха, от Эллиса не было никаких известий, кофейня полнилась слухами – и людьми, а дома я ни на мгновение не могла остаться одна, ибо гости из Романии постоянно требовали внимания. Мой разум словно превратился в переполненную чашу, ещё капля – и опрокинется… Даже сны не давали желанной передышки; стоило смежить веки, и передо мною то представали кровавые сцены из представления в цирке в тот роковой день, то чудились бледные, изысканные восковые букеты.
«Мне просто хочется немного покоя», – обмолвилась я Лайзо почти что в отчаянии… а на следующее утро, очнувшись ближе к полудню, обнаружила себя дома в полном одиночестве, если не считать прислугу.
– Миссис Мариани и её отец с матушкой позавтракали очень рано, и потом их мистер Маноле на автомобиле повёз кататься, город посмотреть, – простодушно пояснила Юджиния, когда я спросила её, куда все подевались. – Потом сэр Клэр Черри собрал всех мальчиков и повёл на прогулку, сказали, к обеду вернутся.
– Джул с ними? – уточнила я; после памятного разговора дядин камердинер всегда был у меня на уме, отчего-то не хотелось выпускать его из виду.
– Вроде бы они все вместе и вышли, – нахмурилась Юджи. – А может, он и пораньше ушёл.
– А прислуга супругов де Нарвенья?
Надо сказать, что спрашивала я не из пустого любопытства: горничная Нунциата и лакей Томмазо были хорошими людьми, но уж слишком шумными. Они быстро нашли общий язык с поваром, с кухарками и даже с мистером Чемберсом, хотя романцы не понимали ни слова по-аксонски – и наоборот. И вот этот процесс поиска, скажем так, эквивалентов без посредничества Паолы со стороны больше походил то ли на уличный скандал в Смоки Халоу, то ли на деревенский праздник: громкие голоса, вскрики, бурная жестикуляция и временами хохот такой, что стёкла начинали трястись. Всё-таки южный темперамент оказался заразительным…
– О, Бетти их на рынок отвела, показать что да как, – пояснила Юджи с готовностью, не забывая рассортировывать за разговором письма. – Вот говорят, что миссис де Нарвенья соскучилась по своим домашним блюдам, Нунца хочет разведать, что да как, можно ли тут раздобыть все ингредиенты, чтобы ублажить хозяйкин вкус.
У меня вырвался смешок, хотя девочка, конечно, и не думала шутить. Но слишком уж ярко представлялось, как романцы яростно торгуются у прилавков, а бедная кухарка пытается перевести их жесты и выкрики на аксонский.
– Получается, все уехали?
– Бабушка Энца осталась, – ответила Юджи. – В гостиной сидит, кружева плетёт… – она запнулась. Затем продолжила, отчего-то понизив голос: – Белую мантилью, кажется. Очень на невестин наряд похоже… Леди Виржиния, вы будете ответы диктовать? – спросила она. – Или прикажете найти кэб, чтобы в кофейню ехать?
Я присмотрелась к письмам. Благодаря привычке не откладывать дела на завтра, их скопилось не так уж много; в стопке для срочных было лишь одно, от мистера Спенсера, и то – по поводу затянувшегося ремонта в фамильном гнезде Валтеров. Восстановление замка зимой в буквальном смысле замёрзло, но стоило установиться хорошей погоде – оно оттаяло и вновь принялось пожирать весомую часть доходов.
Итак, почту можно было и оставить пока без внимания. Что же касалось «Старого гнезда»…
– Нет, ни то, ни другое, – неожиданно для себя произнесла я. – До обеда побуду в особняке. И, да, Юджи, принеси-ка мне сюда кофе и две тарталетки с паштетом. И шоколад. Прямо в кабинет, завтракать буду тут, – уточнила я, чувствуя себя настоящей бунтаркой. – И утреннюю газету.
Я искренне намеревалась отдохнуть, получив редкую минуту свободы… но примерно через полчаса обнаружила, что вновь работаю. Правда, над исключительно частным делом. Мне вздумалось проверить собственное расписание и немного поменять планы на ближайшие недели, а вылилось это в два исчёрканных листа. Там были, разумеется, и места, относящиеся к кофейне, к обещанным визитам или к ремонту, но большую часть безнадёжно испорченной бумаги занимали измышления по поводу произошедшего в цирке и всего того, что было связано с поисками Абени.
…И, неожиданно для себя, я заметила, что большая часть моих планов вовсе не является планами, ибо повлиять я на них никак не могу!
Мне оставалось только ждать – новостей о расследовании, весточки от мастера Горацио Монка, первого шага супругов Нарвенья… Пожалуй, мне бы не составило труда помирить Эллиса и Мэдди, тем более что детектив нынче страдал в одиночку, а Мэдди больше забавлялась, чем сердилась всерьёз, но, право, не лишать же удовольствия Клэра! Когда ещё нахальный детектив придёт к нему на поклон за советом? А пари Луи ла Рона и миссис Скаровски, а обещанный давно визит некой известной ширманки, а завязавшаяся дружба с Феей Ночи – и, без сомнения, весьма занимательные отношения сей особы с Доктором Мёртвых…
Обречённая на ожидание, я вместо беспомощности внезапно ощутила азарт предвкушения, словно вновь очутилась на занимательном представлении, только на сей раз в первом ряду. Мне всегда казалось, что призывы со смирением, как советовали священники, или, по рекомендации из авантюрных романов, с любопытством относится к жизни – традиция порочная. Ведь если, предположим, со смирением отнестись к собаке, кусающей вашу ногу, или, например, к требованию о взыскании долга, можно порядком усугубить своё положение.
Но иногда, как выяснилось, немного ослабить узел волнений на собственной шее – именно то, что необходимо.
Я улыбнулась.
– Вам паштет понравился, леди Виржиния? А то на кухне всё переживали, – немного зардевшись, спросила Юджиния, подливая мне кофе. – Они туда добавили базилик, розмарин, шалфей, майоран и перец красный, как Нунца их подучила. И такой он пахучий получился!
– Да, аромат чудесный, очень изысканный, – подтвердила я, не желая вдаваться в подробности. – Приятно иногда довериться воле судьбы…
Юджи растерянно заморгала, не понимая, стоит ли промолчать, ответить вежливым «да, леди Виржиния» или всё-таки придумать что-то посодержательнее. Но продолжить нам не позволили: в дверь постучал мистер Чемберс и сообщил, что прибыл гость.
Гостем этим оказался не кто иной, как дядя Рэйвен.
– Не ожидал застать вас днём, – признался он, когда мы поприветствовали друг друга.
Я невольно рассмеялась:
– Так странно для меня находиться в собственном доме?
Он улыбнулся тоже:
– Для вас – пожалуй, да, дорогая невеста. Надёжнее было бы отправиться сразу в кофейню, однако мне сообщили, что сегодня вас следует искать на Спэрроу-плейс. Тем лучше для нас. Герцогиня Хэмпшайр просила меня лично и незамедлительно передать вам свою благодарность.
При этих словах я ощутила неподдельную радость, и эхом отозвались в воспоминаниях слова Рене Мирея: «Смерть – мой враг». Несчастная женщина хотя и потеряла супруга, но сама осталась жива – и оправилась настолько, чтобы вспомнить о светских любезностях… Значит, убийца, натравивший медведя на герцога и герцогиню, в чём-то уже проиграл.
– О, польщена, однако я не сделала ничего, что заслуживало бы благодарности, – ответила я. – Ведь настоящим героем был доктор Брэдфорд… К слову, желаете пройти в библиотеку? Или останемся здесь, в гостиной?
Вопрос только казался праздным: в гостиную можно было подать чай, в то время как библиотека обеспечивала большую уединённость. Маркиз выбрал второе, и это означало, что в беседе он собирается затронуть нечто важное. К счастью, момент он выбрал удачный, потому что особняк практически опустел, и нам не могли помешать ни гости, ни прислуга.
– Я разделяю ваше мнение касательно доктора Брэдфорда, – произнёс дядя Рэйвен, когда мы уединились. – Однако сейчас решается его судьба: будет ли он приставлен к награде и обласкан вниманием высокопоставленных особ – или же пойдёт под суд как невольный убийца герцога Хэмпшайра. То же самое касается и мисс Ишервуд. – Он сцепил пальцы в замок и наклонил голову, разглядывая меня поверх зелёных стёклышек очков. – Вам знакомо имя Джеффри Олбрайта?
– Никогда не слышала, – покачала головой я.
Маркиз откинулся в кресле, прикрывая глаза.
– И неудивительно. Он человек не вашего круга, Виржиния. Да, барон, однако не наследственный пэр, звание ему было пожаловано за особые заслуги и лишь прижизненно, своим потомкам он его передать не сможет. Публичности он избегает, хотя имеет весьма обширные знакомства, и официально ведёт сейчас праздную жизнь, много путешествует, интересуется искусством. В последние два года редко можно встретить его в Аксонии.
Солнце, похоже, зашло за облако, потому что свет в библиотеке несколько померк; стало зябко.
– Тогда вы совершенно правы – мне негде было бы с ним познакомиться, – согласилась я, жалея, что не накинула шаль поверх чайного платья. – Но откуда его знаете вы?
Маркиз, казалось, не расслышал моего вопроса, поскольку ничуть не изменился в лице и даже не открыл глаза. Однако он ответил с некоторым опозданием.
– Я был тем, кто рекомендовал наградить этого молодого человека титулом барона. И теперь я начинаю считать, что это была ошибка.
Разумеется, в свете последних событий я могла подумать только об одном:
– Он причастен к убийству герцога?
Дядя Рэйвен выпрямился, снимая очки, благо даже его чувствительным глазам ничего не угрожало в воцарившемся полумраке; я замети