И немудрено: ведь мы с Джеремией сумели запечатлеть вероятного убийцу, волею случая избрав для прогулки эту часть Ист-Хилл, где причудливые архитектурные сооружения ближе всего подбираются к пустырям, прямиком за которыми и расположены заброшенные казармы!
Да, леди и джентльмены, такова печальная правда: «Сад Чудес» вновь принёс кровавые плоды, и на сей раз жизни лишился наш с вами соотечественник, доктор Леонард Барнелл, который всего несколько лет назад присоединился к цирку. Тело доктора было обнаружено…»
Тут я временно отложила газету, чтобы собраться с мыслями.
Безусловно, слог Луи ла Рона был даже увлекательнее, чем у иных романистов, но слишком уж непривычной оказалась тема; как правило, кровавые и жестокие события ла Рон оставлял на откуп своим коллегам, а сам чаще брался за освещение крупных выставок и нашумевших спектаклей, а также не брезговал светской хроникой. Насколько же увлекло его пари с миссис Скаровски, если он, прихватив с собою приписанного к редакции фотографа – а имя Джеремии звучало в кофейне достаточно часто, чтобы сразу его вспомнить при случае, – отправился прямиком к месту преступления. Я, как наяву, услышала раздражённый вопрос Эллиса: «Что вы здесь вынюхиваете?» – да, наверняка так и было… Но, узнав о фотографиях, детектив тут же придумал, как использовать в своих целях неуёмное любопытство ла Рона, который наверняка не первый день «прогуливался» в окрестностях амфитеатра в неурочное время.
Я вернулась к статье и дочитала её до конца.
Несмотря на броский заголовок, самому убийству в ней уделялось не так уж много места. Никаких подробностей самого дела; ярко, пожалуй, даже слишком, ла Рон живописал скорбь, охватившую группу, холодное оцепенение, ожидание смерти, ярость у некоторых – и штрихами, намёками рассказывал об обстоятельствах. Доктора Барнелла нашли между казармами, на задворках, аккурат под натянутым канатом, точнее, под ведущей к нему лестницей. И тут же репортёр отвлекал внимание от убийства, возвращаясь к снимку, сделанному Джеремией.
Туман, выщербленная мостовая, смазанные силуэты домов – и… некое существо, которое и впрямь язык не поворачивался называть «человеком». Чёрные одежды, платок на голове, словно у монахини, и чудовищное лицо вполоборота.
– Маска, – пробормотала я, откладывая газету. – Просто маска, из кости или рога.
– Леди Виржиния? – встревоженно оглянулась Мадлен; нарочито громко загремел посудой Мирей.
Я напомнила себе, что на кухне, пусть это даже кухня «Старого гнезда», слишком много любопытных глаз и ушей – и заставила себя легкомысленно улыбнуться, пожимая плечами.
– Мистер ла Рон написал новую статью. Весьма занимательную, как всегда. Дорогая моя, не могла бы ты сохранить эту газету у себя? – попросила я Мэдди, думая о том, как бы уберечь статью от любопытных глаз нового повара. – Там есть чуть дальше новости, с которыми я бы хотела ознакомиться поподробнее, например… – я перелистнула несколько страниц наугад. – Например, вот эта статья: «Грядёт разрыв отношений между Аксонией и Алманией». Очень, очень интересно. А сейчас я пойду в зал – что-то подсказывает мне, что нынче у нас будут занимательные гости.
В тот момент, признаться, я не имела в виду никого особенного, просто предполагала, что после статьи многие захотят увидеть ла Рона, непосредственного участника описанных в газете событий, но неожиданно для самой себя выступила в роли прорицательницы. Необычная гостья действительно явилась; порог она, впрочем, переступить не осмелилась, задержавшись на крыльце. Но её броские юбки в чёрно-белую полоску не могли остаться незамеченными; правда, тёмная траурная накидка смягчала впечатление, превращая яркий стяг в сигнал о помощи.
Фея Ночи, безусловно, хотела, чтобы я издали заметила её; но становиться мишенью для сплетен в кофейне она не желала.
– Мэдди, будь так добра, подай мне плащ, – попросила я через плечо. – Да, и шляпку. Я намереваюсь немного прогуляться.
Догнать Фею мне удалось лишь на углу улицы.
– Мисс Ишервуд! – воскликнула я, шагая, пожалуй, слишком широко и поспешно для леди; но иначе настигнуть циркачку было бы невозможно. – Я… я соболезную вашей утрате.
Она остановилась так резко, словно одной ногой угодила в капкан.
– Оставайтесь в кофейне, леди Виржиния. Чую, нынче вечером ваш пронырливый приятель обеспечит там аншлаг.
Ответ прозвучал колко, обидно, однако с места Фея не сдвинулась. Спина её, обычно прямая, точно у образцовой гувернантки перед строгим нанимателем, сейчас оказалась согбенной, словно на плечах лежала огромная невидимая тяжесть. И тут же я ощутила холодок узнавания… О, как знакомо было это чувство! Отчаянно жаждать сочувствия – и не позволять его себе; так изнывающий от жажды путник отворачивается от чашки с водой, если думает, что питьё отравлено. После смерти леди Милдред я хотела, я искала поддержки, но и в особняке на Спэрроу-плейс, и в «Старом гнезде» вынужденно делала вид, что мне этого не надо. Ведь наследница Эверсанов и Валтеров, «молодая графиня», должна быть сильной, несмотря ни на что; малейшее проявление жалости грозило превратить меня в беспомощную девочку, в дитя, едва совершающее первые шаги.
Глупейшее из заблуждений.
До откровенной грубости настоящая леди опуститься не могла, и потому холодность стала тогда моим щитом. А вот мисс Ишервуд была свободнее – и потому без раздумий выплескивала накопившуюся ярость в жгучих упрёках… и всё-таки она нуждалась в поддержке.
– Если вы о мистере ла Роне, то вам доподлинно известно, полагаю, что статью в «Бромлинских сплетнях» он написал не по собственной воле и точно не ради славы, – вздохнула я, обходя мисс Ишервуд и становясь перед нею. Очутись на её месте леди Вайтберри – я бы взяла её под локоть, Мэдди я бы обняла… Но с циркачкой мы, увы, не были подругами, и, боюсь, она бы ударила меня сейчас, попытайся я сделать нечто подобное. – Что же до детектива Эллиса, то единственное его желание – поймать преступника как можно скорее и избежать новых жертв.
– Это уже два желания.
Голос Феи прозвучал хрипло и грубовато.
– Пусть так, но разве они не согласуются с вашими?
Некоторое время мы стояли друг перед другом. Я терпеливо ждала; она смотрела вниз, гневно, по-мужски, сжимая кулаки. Потом её словно отпустило что-то. Фея Ночи выпрямила спину и, взглянув мне прямо в глаза, дёрнула подбородком.
– Хочу пройтись, голову проветрить. Вы со мной?
– Да, разумеется, – кивнула я без улыбки. – Иначе зачем бы мне выходить на улицу? И погода к тому же располагает к прогулкам.
И тут, как назло, налетел порыв ветра, попытавшись сорвать шляпку с моей головы, а следом хмурое небо расщедрилось на мелкую, больше похожую на туман морось. Фея растерянно моргнула, посмотрела на пышные, низкие тучи – и рассмеялась, коротко и невесело.
– Да уж, располагает… Но всё лучше, чем торчать в этом проклятом месте.
Она сказала это чуть погодя, когда мы уже некоторое время в молчании шли по улице рядом, чинно, как две воспитанницы пансионата.
– Проклятом? – осторожно спросила я. – Вы бранитесь или?..
– Или, – поморщилась циркачка. – Скажите, леди Виржиния, вы верите в возмездие?
Меньше всего это походило на праздный вопрос, но с ответом я замешкалась.
Мне вспомнилось, как долго Душитель с лиловой лентой безнаказанно вершил свои злодеяния, и как стоял Дуглас Шилдс над телом убитой им Эвани, и как Финола Дилейни с лёгкостью бежала из тюрьмы; но также пришли на ум и другие случаи – внезапная смерть во сне Доминика Синглтона, едва не погубившего леди Абигейл, и помешательство его сообщника Чарльза Стаффорна…
И – Эллис. Отчего-то его лицо привиделось особенно ясно.
– Да, мисс Ишервуд, – откликнулась я, глядя в серое, изменчивое небо. – Я верю в возмездие, но лишь когда оно вершится человеческими руками.
Фея Ночи бросила на меня долгий взгляд, точно пыталась взвесить и оценить этот ответ, а затем произнесла:
– Ну, что же, а я-то человек дремучий, потому и в судьбу тоже верю. И в призраков. Потому что, клянусь своими руками, на днях я видела одного.
Признаться, по спине у меня точно ледяной ветерок пробежал.
– В ночь, когда погиб доктор Барнелл?
Она кивнула, механически, неосознанно оттягивая от горла шейный платок, точно он душил её, хотя зябкий ветер и морось наоборот побуждали закутаться поплотнее.
– Мы с Барби как раз возвращались в лагерь, усталые – сил нет. У нас один гость припозднился, а кэбы мимо амфитеатра, знаете ли, нечасто ездят. Пока Арчи хоть один нашёл, наверное, с час прошло уже…
Что-то в её рассказе меня царапнуло.
– Погодите. Что за гость? Вроде бы я слышала, что вы в лагерь чужих не пускаете.
– От кого? От Норманна этого? – нахмурилась Фея. Забавно: она явно недолюбливала Эллиса, в то время как он отзывался о ней с большой симпатией. – Не любим тех, кто вынюхивает лишнее, всё так, ну а кто любопытных привечает? А это и не чужой вовсе был, а свой практически, доктор Брут, они с Лео то ли приятели, то ли вовсе родичи… Забавный такой старикан, не ходит почти, но знает много, да и по молодости вроде тоже с бродячим цирком таскался. Но речь не о нём: пока мы его в кэб сажали, пока этот кэб толкали, чтоб колесо из ямы вывернуть, в лагере заиграл рог. И его звук, чтоб мне на этом самом месте сквозь землю провалиться, я знаю хорошо. И Барби тоже. Мы оставили старика на попечении Арчи, а сами со всех ног побежали в лагерь. И успели увидеть, как с забора слетел – клянусь, люди на такие прыжки не способны – призрак человека, который уже лет десять как лежит в земле.
Снова подул ветер, ударил снизу в поля шляпки, точно в паруса. Я придержала её для виду, а на самом деле – воспользовалась случаем и скрыла выражение лица, потому что на какое-то мгновение не смогла совладать с собою. Не потому что меня напугал рассказ, нет – право, не после задушевных бесед с Сэраном средь бела дня, наяву, или пугающих ночных встреч с мёртвым колдуном Валхом. Просто вспомнился недавний сон о цирке и все тёмные, тяжёлые чувства, которые он принёс с собою… Пожалуй, я догадывалась, о чём хотела рассказать мисс Ишервуд, но мне оставалось только ждать, слушать – и осторожно направлять её.