Лайзо.
– При всём уважении к бравым служителям Городского Управления спокойствия, честность не позволяет мне назвать это место абсолютно безопасным, – ответила я. Если дядя Рэйвен прав, и за ниточки убийцу действительно дёргает некто Олбрайт, в прошлом связанный с Особой службой, то ему ничего не стоит пробраться даже в тюремную камеру. – Детективу Эллису я доверяю, но вероятность застать его ночью в Управлении, увы, крайне мала. Подождём до утра.
Фея то ли фыркнула, то ли просто сдула с лица подсохшую прядь волос и отвернулась к окну.
– А ваш дом, стало быть, крепость.
– Безусловно, – без улыбки ответила я. – Ведь мы, потомки древних аристократических семейств, исключительно беспокойные, нервические натуры. Без прочных дверей и укреплённых ставен нам не прожить.
– Да вы смеётесь… – досадливо бросила она.
«А вы больше не трясётесь», – подумала я, однако вслух не сказала ничего.
К концу поездки Лайзо стал больше хмуриться, пробормотал под нос нечто наподобие: «Мерещится, что ли». Это не могло не встревожить меня, однако, вопреки опасениям, до особняка на Спэрроу-плейс мы добрались благополучно. Супруги де Нарвенья к тому времени удалились ко сну – впрочем, по словам мистера Чемберса, они весь день вели себя тише воды ниже травы. Дядя Клэр, напротив, не спал и маялся бездельем в библиотеке – очередной роман сэра Игнасиуса Монро ему не пришёлся по нраву… Одним словом, обстоятельства складывались наилучшим образом – для Феи Ночи и её безопасности.
Был ещё один странный эпизод, правда.
В самое первое мгновение, когда Клэр едва осознал, какое непередаваемое счастье на сей раз обрушилось на нас, лицо его на мгновение стало злым, почти пугающим. Мне почудилось, что он вот-вот скажет что-то едкое, унизительное для мисс Ишервуд, но тут из полутьмы выступил Джул, неожиданно, точно из пустоты соткался, и легонько прикоснулся к облитому светлой тканью плечу. Клэр отчётливо вздрогнул; затем черты его смягчились, и в глазах теперь читалась уже всего лишь привычная досада.
– Любите вы беспокойных гостей, дражайшая племянница, – кисло заметил он. И вяло махнул рукой. – Это, разумеется, лишь моё мнение, но лучше бы вам разместить её в спальне, которая расположена наискосок от вашей. Так удобнее будет присматривать за вами обеими. Джул? – коротко обратился он к камердинеру.
– Сделаю.
И даже для меня, порядком уставшей, было очевидно: на протяжении всего короткого диалога мисс Ишервуд и Джул избегали друг друга, не решаясь встречаться взглядами. Здесь определённо крылась некая тайна, но вот какая? И как связана она была с убийствами циркачей?
Слишком много вопросов – и ни одного ответа.
Пока Юджиния и Мэдди готовили гостевую спальню, я сварила немного горячего шоколада с ванилью и предложила мисс Ишервуд. Во-первых, несмотря на утомление, ни одна из нас всё равно не смогла бы сейчас уснуть. Во-вторых, один важный разговор не терпел отлагательств: о том, как умерла Барбара Пфафф – и о её убийце, ибо к утру важные подробности позабылись бы, а этого бы мне не простил уже Эллис.
– Вы ведь меня не просто так позвали, да? – вздохнула Фея Ночи, пригубив шоколад, и помрачнела. – Не хотелось бы сейчас всё снова ворошить…
– В кофейне вы так ничего и не рассказали, – не стала отрицать я. – Это не праздное любопытство, мисс Ишервуд. Чем больше вы сумеете припомнить сейчас, тем скорее схватят убийцу.
«Если бы вы были искренни с самого начала, возможно, его бы уже схватили», – хотелось мне добавить, но, во имя милосердия, я не стала. Впрочем, Фея, вероятно, и сама это понимала слишком хорошо.
– Барби мертва, – повторила она в который раз за вечер, и взгляд у неё потемнел. – А следующей буду я, тут и гадать не надо… Вы, верно, и сами уже поняли, да, миледи? «Сад Чудес» вырос на крови. Мы с Барби основали его на деньги, которые нам заплатили за молчание. За то, что никогда и никто не узнал бы о том, как умер Тисдейл.
Губы у меня, кажется, немного онемели.
– Вы ведь знаете, кто его убил. Вы никогда не называли имени, но вы знали.
Она кивнула.
– Сейчас… сейчас-то уже молчать бессмысленно. Всё равно и он сам уже мёртв. Я узнала его тотчас, как увидела, хотя прошло много лет… Герцог Хэмпшайр нисколько не изменился. И знаете, что, леди Виржиния? – глаза у неё яростно блеснули. – Плевать, что грешно это, но вот только когда наша медведица, наша Девочка сломала ограду и бросилась на него, я подумала: поделом. Заслужил. Вот только виноват-то был не только герцог.
Перед следующим вопросом я помедлила. Да, у меня не было права её осуждать, и Небесам ведомо, как бы поступил другой человек, окажись он в подобном положении, но всё же…
– Те деньги вы получили от него?
Мисс Ишервуд бездумно обняла себя за плечи; этот жест, обнажающий скрытую уязвимость, совершенно не подходил ей – ни её сильным по-мужски рукам, ни гордой осанке.
– Да. То есть Барби-то не говорила никогда прямо, откуда они взялись, но мне и намёков хватило. Ченг – тот делал вид, что не знает, спасибо ему преогромное, он-то порядочный, каких поискать, он бы за Тисдейла вступился, пусть бы и сам кнутом получил. Остальные присоединились к труппе позже, а мы с Барби особенно не болтливые, так что никто ни о чём не догадывался. И я бы поняла, если бы нас покарали, нас одних, – голос у неё сорвался. – Но других-то за что? Их даже и не было там, у этого нелюдя в поместье. Салих чем провинился? А Нора, Нора Томпкинс? Вы хоть знаете, вы хоть видели, какие у неё были ручки… маленькие… как детские… – и она всхлипнула.
Внутри у меня всё точно смёрзлось в ледяной комок.
Кем бы ни был таинственный убийца, какое бы горе ни пережил, он не имел права творить такое.
– Не ищите смысла во зле, – мне хотелось обнять Фею, но я могла только накрыть её похолодевшую ладонь своей. – У зла нет ни смысла, ни цели. Иногда кажется, что есть оправдание, но существует оно только для злодея, которому нужно связать вас чувством вины, обессилить.
– А если я действительно совершила ошибку? – прошептала она.
– Тогда исправляйте, насколько возможно, – без колебаний ответила я.
– А если её уже не исправить?..
– Мисс Ишервуд, – чуть сжала я пальцы, завладевая её вниманием. – Что бы ни случилось с вашим другом Тисдейлом, вы – не его палач. Вы жертва, как и он. Это герцог, упиваясь безнаказанностью, запугал вас и обездвижил. И не ваша вина, что вам не хватило сил ему возразить. Не каждый человек – герой, а не каждый герой остаётся до конца человеком и обладает достаточно прочным сердцем, чтобы не требовать плату за то, что он сам добровольно предложил. Когда Тисдейл вступился за вас перед герцогом, то совершил смелый поступок. Возможно, думал, что все вместе, разом, вы сумеете дать отпор и отобьётесь… или не думал вовсе. Но что случилось – то случилось. Его месть – если это и впрямь он – не имеет оправданий.
Фея Ночи, точно собрав силы, выпрямилась и расправила плечи; руку отнимать она, впрочем, не спешила.
– Это был Тисдейл, – последовал твёрдый ответ, хотя в глазах её блестела влага. – Меня ещё могли подвести глаза, но Барбара видела его совсем рядом. Он настиг её во дворе, между фургонами, где мы храним инвентарь. Я не должна была там находиться; честно говоря, меня сильно клонило в сон от капель, которые выписал доктор, но вот мерещилось всякое – и я решила воздухом подышать, прогнать дурноту. Слонялась по лагерю, как бездомная, вымокла уже вся до нитки, и вдруг услышала за дождём голос, надрывающийся, испуганный, знаете… Барби кричала: «Это ты! Это всё-таки ты! Ты ведь умер, тебя закопали!»
Что-то в её рассказе меня насторожило, однако я не могла понять, что именно, и потому уточнила, чтобы потянуть время и ухватить нужную мысль:
– Именно так и кричала?
Фея задумалась. Потом качнула головой:
– Нет, по-алмански. Но мы-то друг друга давно понимаем… Вот потому я и решила, что это был Тисдейл – с ним Барби тоже по-алмански говорила, так-то она с труппой то на марсо, то на аксонском больше.
– Интересно, – негромко произнесла я, про себя повторяя услышанное и представляя в деталях: вот Фея дремлет и просыпается от кошмаров, выскакивает под дождь, ищет подругу, которую, вероятно, не застала в её комнате, слышит крик… И тут меня осенило, в чём был подвох: – Постойте, вы говорили об успокоительных каплях. Какой доктор выписал их вам? Доктор Брэдфорд?
Она только отмахнулась:
– Да у этого красавчика лощёного одно лечение: прогулки вдвоём, лекарств не дождёшься. Нет, мне помог один бромлинский доктор, Брут его фамилия, приятель Лео Барнелла… бедняга Лео, – вырвался у неё вздох. – Вы его, пожалуй, видели, он у нас частенько бывает. Такой горбатый старичок, хромой, лицо заросшее, в очках стёкла с палец толщиной.
И вспомнилось сразу, что некий алманский доктор действительно консультировал покойного ныне Леонарда Барнелла – так, может, и лекарства для Салиха ему в Бромли доставал? Приезжему ведь в аптеке не сразу нужное продадут… И полноватый хромой человек, которому оказывался всяческий почёт, был в лагере в тот день, когда нас занёс туда ветер после визита к Монку.
И в ту ночь, когда Луи ла Рон вместе с фотографом, Джеремией, сумели заснять в тумане преступника, разве не навещал циркачей «приятель Барнелла»? Вроде бы провожали его втроём, втроём же и посадили в кэб, который затем увяз, и его пришлось выталкивать униформисту… как его звали, Арчи?
«А был ли кто-то внутри кэба, когда его вывозили на дорогу? И откуда вообще взялся кэб посреди ночи недалеко от амфитеатра Эшли?»
Голос Феи зазвучал в памяти, точно она рассказывала об этом только что:
«А это и не чужой вовсе был, а свой практически, доктор Брут, они с Лео то ли приятели, то ли вовсе родичи… Забавный такой старикан, не ходит почти, но знает много, да и по молодости вроде тоже с бродячим цирком таскался».
Вот оно.
«С бродячим цирком».
Больно любопытное совпадение.
– Ах да, доктор Брут, – сказала я вслух, не показывая своего беспокойства. – Конечно же, друг покойного мистера Барнелла. Он почти не ходит, верно?