е плачьте! Не плачьте же, ну, я и так себя чувствую злодеем!
Он вскочил и уставился на неё сверху вниз, скрестив руки на груди, и вид у него стал беспомощный и обвиняющий одновременно. Фея сделала яростный глоток кофе, закашлялась в кулак, отвернулась.
– Никто не плачет, Эллис, оставьте это, – произнесла я уверенно и холодно. – Просто кофе оказался слишком крепким.
– Ну да, ну да, – покивал он. – А у меня с глазами совсем плохо. И со слухом.
– Я не плачу! – рявкнула Фея по-солдатски и запрокинула лицо к нему. Разумеется, ресницы у неё были слипшиеся от слёз. – А это ваше пойло, оно как… как… как ром!
– Да, моя ошибка, надо было подать чай, – серьёзно согласилась я и тут же оборотилась к Эллису, веером указывая ему на стул. – А вы присядьте, пожалуйста. И не откажите в любезности, проясните одну деталь… Как вам вообще пришло в голову, что мисс Ишервуд не вполне ясно помнит события той роковой ночи?
Фея Ночи продолжала беззвучно рыдать, давясь кофе; детектив посмотрел сперва на неё, потом на меня, и выражение лица у него стало, как у святых с любимой гравюры Лиама – «Праведники, пытаемые львами». Однако он всё же соизволил вернуться на место и ответить на вопрос.
– Я давно уже подумывал о чём-то подобном. Во-первых, версии гибели Тисдейла, изложенные вам, леди Виржиния, и Нэйту… то есть доктору Брэдфорду изрядно отличаются. Я заметил расхождения, поговорил по душам с тем чжанцем, Ченгом, и получил третью вариацию. Обратился напрямую к Барбаре Пфафф – и услышал четвёртую; но, что интересно, Лайзо и одному из моих людей ваша подруга без запинки изложила ту же самую историю.
– У меня… – Фея сглотнула и продолжила уже более уверенно: – У меня могла быть просто плохая память.
Эллис вздёрнул брови:
– Ну конечно, конечно. Но вы хотя бы выглядели как человек, который пытается припомнить что-то ускользающее и порой приукрашивает историю или незначительно меняет детали, а рассказ Барбары Пфафф был ровным, точно отрепетированным. Я присмотрелся к ней повнимательнее, и почти сразу выяснились прелюбопытнейшие вещи. Например, она часто навещала доктора Брута, но в то же время, когда я спросил её между делом, есть ли у неё жалобы на здоровье, она ответила, что нет – и то же самое подтвердил Лео Барнелл, ныне покойный. И деньги «от неизвестного поклонника», – детектив сделал паузу прежде чем продолжить. – Думаю, она шантажировала герцога. По крайней мере, то время, когда вы получили «подарок», странным образом совпадает с тем периодом, когда Хэмпшайр на несколько недель удалился от общества, а затем и вовсе уехал из страны – на три месяца.
Фея резко выпрямилась, точно её хлыстом по спине вытянули, и на лице у неё пятнами проступил румянец.
– Барби не… – Она сглотнула и стиснула кулаки. – …могла. Могла, могла, могла. Кто, если не она… Она ведь всегда считала себя старшей, считала, что на ней ответственность за всё… – голос у Феи пресёкся, однако она взяла себя в руки. – За всё, что происходило с нами. Когда я отступала – договариваться всегда шла Барбара. Не знаю, как, я не спрашивала, но ей… не отказывали.
– Ну, бывают такие крайне изво… – начал было Эллис с премерзким выражением лица, и мне пришлось совершить недостойное леди злодеяние и чувствительно ударить его мыском туфли по щиколотке. – Ох! Бывают крайне убедительные люди, я хотел сказать, – поправился он. – И Барбара Пфафф, несомненно, принадлежала к таким. И, рискну предположить, что в тот момент, когда все вы оказались в весьма затруднительном положении, она не колебалась использовать любые доступные средства, чтобы сберечь труппу. И даже самого Тисдейла использовала, раз его нельзя было уже… спасти, – Эллис ощутимо запнулся перед последним словом, и я не могла это не отметить. – Если вам нужно моё мнение, мисс Ишервуд, а я повидал многое… Я бы не стал её осуждать.
Фея отвернулась, сцепив пальцы в замок, и кивнула в сторону, точно сама себе.
– Барби хорошая была, очень. Я бы сейчас подремала ещё, леди Виржиния, уж больно меня в сон клонит, – неискренне, но горячо произнесла она.
Мы с Эллисом переглянулись, многое понимая и без слов. Конечно, после напряжённой беседы, в которой открылось столько неприглядных фактов, даже очень сильной Дороти Ишервуд требовалось время, чтобы побыть наедине с собой. Оплакать ли друзей, вспомнить ли прошлое, смириться с настоящим… Кто знает. Каждый переживает горе по-своему.
– Буду вам обязана, если вы ещё воспользуетесь моим гостеприимством, – непреклонным тоном обратилась я к Фее. – Не вздумайте отказываться и возвращаться в цирк, вы меня смертельно оскорбите, мисс Ишервуд.
Фраза располагала к шуточному ответу, однако Фея ответила тихо и грустно.
– Спасибо, леди Виржиния, я б сейчас и не смогла к своим воротиться, как теперь в глаза-то им смотреть… Я вот сейчас что припоминаю. Когда всё это случилось, ну, с герцогом-то, и мы из страны собрались бежать, что-то меня дёрнуло пойти в церковь. В какую – хоть по лбу меня бей, не скажу уже, помню, маленькая такая попалась часовенка, зато цветов там было… И я там попросила, чтоб всё вернулось обратно, стало, как было, и Тисдейла б хоть разок ещё увидеть. А когда вышла, то на улице, уже около фургонов наших, ко мне подошёл человек, я тогда подумала – нищий. Тянул меня за рукав, пальцы у него толком не сгибались, лицо замотанное… Я кинула ему монетку и дальше пошла, а когда обернулась, то рядом с ним стоял высокий господин в чёрном, и мне почудилось, что у него нет ни глаз, ни рта – ну, мне тогда много что чудилось. И я сейчас подумала: а вдруг Небеса меня услышали, и это и впрямь был Тисдейл? А я его не узнала? А рядом с ним стоял… кто-то плохой?
Меня пробрало холодком. А Эллис встал, по-простецки хлопнув себя по ногам, и грубовато рассмеялся:
– Ну, я, конечно, вашему горю сочувствую, но это уже сказки. И правда, отдохните-ка, пока возможность есть, а то уже начинает мерещиться и вспоминаться всякое, а мне ваша голова нужна ясной и желательно на плечах. Так что ступайте, поспите.
Мы вместе проводили Фею до комнат, которые стали её временным пристанищем, и снова спустились вниз. Детектив тут же стал собираться – дел ему и вправду предстояло немало, но я заметила, что его что-то гнетёт.
– Говорите уже, – милостиво разрешила я. – В отличие от мисс Ишервуд, мне по силам выслушать даже самое отвратительное предположение, не принимая его близко к сердцу.
Он вздохнул:
– Вот потому-то вы и хороший друг, Виржиния. А что до предположений… Назовите это моей придурью или чутьём, как угодно, но один факт мне не даёт покоя. Когда мисс Ишервуд упоминала «подарок от поклонника» для Барбары Пфафф – то есть, конечно, на самом деле взятку от герцога – то называла сумму в пятьсот хайрейнов. Примерно то же самое сказал и Ченг: «полтысячи хайрейнов», по его словам, положили начало благосостоянию цирка. А сама Пфафф, когда мы её допрашивали, говорила о шести сотнях… И я вот уже думаю: а не мог ли Тисдейл и впрямь вернуться к циркачам? И если Барбара Пфафф посчитала, что в новой труппе ему не место, и попыталась откупиться полученными деньгами, сунуть сотню хайрейнов, чтоб… – он не закончил и резко махнул рукой. – А, чего теперь рассуждать. Правду узнаем, когда возьмём Тисдейла живым, не раньше, и разговорим. Но…
– Но? – поощрительно склонила я голову к плечу. – Продолжайте, Эллис, раз вы начали.
– Но это бы многое объяснило, – неохотно закончил он. – И то, почему Дороти Ишервуд считала Тисдейла мёртвым, и то, что он об этом знал и с успехом сыграл на этом… И то, почему сама Барбара Пфафф заподозрила, что доктор Брут – это Тисдейл, что он всё ещё жив и может стоять за убийствами. Беда этих людей, Виржиния, в том, что они молчали – молчали до самой могилы, причём буквально. Ну, хорошего вам дня. Берегите нашу Фею.
С уходом Эллиса дом точно накрыла оглушительная тишина. На самом деле, конечно, ничего не изменилось: всё так же сновала прислуга, мальчики во главе с Лиамом устраивали кавардак то на лестнице, то в кухне, то в библиотеке, пользуясь тем, что дядя Клэр пока спал после тяжёлой ночи, а снаружи, на площади и ближних улочках, натужно грохотали автомобили. Но мне эти звуки казались бесконечно далёкими, неважными. Мэдди давно отправилась в кофейню, не подозревая о зароке, который дал детектив; Юджиния принесла мне пачку писем, перевязанную бечёвкой, и несколько открытых конвертов из тех, что мы отложили ранее.
Мысли мои, однако, витали где-то далеко.
Чуть позже на пороге особняка появился доктор Брэдфорд, чуть живой от усталости, и попросил встречи с Феей.
– Позвольте мне хотя бы увидеть её и убедиться, что она в порядке, – произнёс он глухо, слегка касаясь пальцами стены: его шатало. – Или поговорить недолго. К вечеру мне опять идти в Управление, я не утомлю ни вас, ни Дороти… то есть мисс Ишервуд.
И, хотя я прекрасно помнила о его четырёх несостоявшихся браках и репутации завзятого сердцееда, но всё равно устроила это свидание. Во-первых, потому что люди могут меняться, и даже отъявленный ловелас не станет нестись через полгорода и жертвовать сном ради призрачной возможности очаровать женщину – так поступают только в дурных пьесах. Во-вторых, потому что Фея Ночи сейчас действительно нуждалась в поддержке – и не только моей.
– Выставит вон, – хмуро посулил Клэр, незаметно приблизившись ко мне. Лицо у него спросонья было непривычно мужественное и спокойное, словом, приятное, однако он быстро исправился и манерно скривился. – Лично я бы выставил – хотя бы из милосердия, чтобы несчастный поклонник не умер от усталости на моём пороге.
Я легонько стукнула его веером по запястью.
– Признайтесь, вы просто завидуете им. Свежесть чувств, чистота искренней любви, забота и преданность…
– О, дорогая племянница, вы делаете успехи: даже я не смог бы произнести это столь саркастично, – сахарным голосом ответил он.
– Благодарю за похвалу, однако я была вполне серьёзна. Предположу, что если мисс Ишервуд задержится в Бромли ещё хотя бы на полгода, то станет миссис Брэдфорд.