и скандальной женщины голос сел, а сил поубавилось. Но, услышав меня, она подобралась, напряглась разом, как зверёк, приготовившийся убегать от охотника… к несчастью для неё, дичь не загоняют в одиночку.
Гости, разумеется, уже ушли, но остался Эллис – у главных дверей, задержались маркиз и Клэр, коротая время за крепким кофе в глубине зала; осталась Зельда, которая говорила с Лайзо в полумраке арки-перехода, и мерещилось иногда, что глаза светятся и у неё, и у него… Наконец, по правую руку от меня стояла Мэдди, грозно скрестив руки на груди, и сейчас, кажется, не боялась никаких иголок с проклятиями.
– Слово я держу, – затравленно сообщила Флори, привстав и попятившись. Взгляд у неё бегал. – Только дело это непростое…
– Ты уж говори, а мы послушаем и разберёмся, – угрожающе посоветовал Эллис, чуть повысив голос. – Раньше надо было думать, теперь поздно бояться.
Маркиз и Клэр пока не вмешивались в разговор, но давили на свидетельницу по-своему: прервали своё общение и молча сверлили её глазами издали. Посмотрев в одну сторону, затем в другую Флори обхватила себя руками – и совершенно натуральным образом взвыла:
– Ох-хо-хо, дурная моя головушка! Кабы я знала, кому пригрозить надобно, ни за что бы не согласилась, хоть бы мне и втрое больше заплатили!
– Ну что вы, не стоит так убиваться, нет худа без добра, теперь миссис Скаровски пообещала издать сборник ваших стихов, – неискренне успокоила я её, поигрывая тяжёлым перламутровым веером. – К тому же Мадлен необычайно добра и готова простить вас, если вы расскажете, кто подбил вас на злодеяние. Верно ведь? – обернулась я к Мэдди, и та кивнула.
Без всякой охоты, разумеется, но вполне искренне.
– Да я б с радостью покаялась, вот только рассказывать нечего! – в сердцах откликнулась Флори и снова с опаской заозиралась. – Кто б ни затаил злобу на эту вашу Мадлен, но баба это неглупая…
– «Баба»? – насторожился Эллис. – Хочешь сказать, это была женщина?
Флори угрюмо кивнула:
– Ну, зуб не дам, я её издали только видала. Но сдаётся мне, что баба, ещё и в летах, поди. В чёрном вся, как вдова, а лицо под вуалью белое-белое. Сама она со мной и словечком не перемолвилась – знай себе прогуливалась на другом краю площади. А ко мне двух морячков подослала, одного рыжего, а другого седого, со шрамом через всю рожу – ух, и несло же от них, пропойц… То ли заплатила им, то ли бутылку поставила. Вот только тот, что постарше – дурень, а младший – ещё дурней: со мной говорят, денег сулят столько, сколько у моряков не водится никогда, а потом нет-нет да и оглядываются на эту вдовушку, словно ждут одобрения.
Эллис задумался, потом вздохнул досадливо:
– Похоже на правду. Времени минуло слишком много, моряки наверняка уже вернулись на свой корабль и отплыли вниз по Эйвону. А то и вовсе в море вышли – и ищи их… Но ведь где-то их та женщина наняла. Возможно, стоит поспрашивать по кабакам, вдруг кто-то видел эту приметную компанию.
– Кабак… кабак… – забормотала Флори. И вдруг просияла: – Они какого-то «Счастливчика Джо» всё поминали, и не похоже, чтоб это приятель их был. Может, там те двое и выпивали?
– Есть такой паб, и морячки из Альбы и впрямь там бывают, – подтвердила негромко Зельда.
– А ты откуда знаешь? – живо обернулся к ней Эллис.
– Так там же сына моего жены тётка подрабатывает, – ответила Зельда самодовольно. – Ну что, поспрошать её? Авось и припомнит что… Один морячок рыжий, другой седой и со шрамом – уж больно приметные ребята.
Детектив одарил её таким сияющим взглядом, что степень благодарности была понятна без всяких слов. А я поймала себя на том, что улыбаюсь, но как-то недостойно леди, недобро, с предвкушением…
Что-то подсказывало мне, что скупое свидетельство Флори окажется куда более полезным, чем мы думали поначалу.
Вскоре после этого Эллис вызвался проводить мою гостью «прямо до порога её скромного жилища» – читай, убедиться, что она не станет кружить около кофейни и высматривать то, что видеть ей не полагается. С ними за компанию напросилась и Зельда, пребывавшая, похоже, в отличном настроении.
– Будто помолодела, ей-ей, – улыбалась она, довольно жмурясь. – Все кругом говорят как по писаному, едят опрятно, друг с другом всё «будьте любезны» да «позвольте». Ай, красота! Будто я опять с Джеймсом на свидания бегаю, а он меня тайком в настоящий театр проводит, под сцену, актёров послушать… Вот бы ещё разок сюда прийти!
– Почему бы и нет, – охотно согласилась я: такое развитие событий было мне на руку.
Тем более что с миссис Прюн они, кажется, поладили. Ещё несколько подобных встреч – и можно аккуратно познакомить Зельду с нашей впечатлительной пылкой поэтессой, а пока… Пока нужно терпеливо ждать.
Лайзо вскоре тоже выскочил на улицу, чтобы подогнать автомобиль к ступеням с чёрного хода, и следом вышел на свежий воздух Клэр – у него от духоты и шума в кофейне разболелась голова. Дядя Рэйвен тоже собрался было уходить, но я окликнула его и попросила задержаться на несколько минут, одновременно сделав знак Мэдди оставить нас наедине.
– У вас есть разговор ко мне, дорогая невеста?
– О, да, пожалуй, – отозвалась я растерянно. – Точнее, вопрос… Надеюсь, вы не сочтёте его слишком странным. «Солнце» из предсказания – это мой отец?
Наверное, для человека, наблюдающего со стороны, мои слова прозвучали совершенно неожиданно, однако мне самой давно хотелось об этом поговорить, ещё после того самого сна. Слишком ярко отпечаталась в памяти картина: тепло-белые, точно сияющие стены, золотое свечение, льющееся откуда-то из-под купола, улыбки на лицах – и маркиз, застывший мрачным изваянием. Но, пожалуй, даже сильней меня поразило то, как изменилось его лицо, как вспыхнули глаза, когда он встретился взглядом с моим отцом.
…так смотрят только на самых важных людей.
К чести маркиза, тот не стал ни отшучиваться, ни делать вид, что не услышал меня.
– Да, это так. В подобных случаях принято говорить о спасении жизни, но Иден сделал гораздо больше: он дал мне смысл существования и внятную цель, – улыбнулся вдруг дядя Рэйвен. И добавил с бьющей наотмашь откровенностью: – Я боготворил вашего отца, Виржиния. Он был лишь ненамного старше меня, но до самого конца я продолжал смотреть на него снизу вверх.
– Занятный получился каламбур, учитывая вашу разницу в росте.
– Пожалуй.
Мы ненадолго умолкли; слышно было, как стрекочут на улице сверчки в розовых кустах и горланит где-то вдали пьяница немудрёную песню. Маркиз не выглядел недовольным, скорее, задумчивым; я не чувствовала неловкости от этого разговора, чего, признаюсь, боялась – а только странную щемящую нежность.
– Леди Милдред вас недолюбливала, – произнесла я наконец не слишком уверенно: после всех снов о прошлом это теперь не казалось непреложной истиной, как раньше.
Маркиза моя реплика явно позабавила.
– Ещё когда мы учились, леди Милдред часто приговаривала, что Иден не женится, пока я отираюсь рядом, – усмехнулся он. – Что ж, у неё имелись все основания так считать: он слишком опекал меня в то время. Но что она ненавидела по-настоящему, так это Особую службу позднее… и, пожалуй, меня – как часть того мира.
– Но ведь именно мой отец привёл вас к «осам», не наоборот, – нахмурилась я. – И, полагаю, леди Милдред прекрасно это понимала.
– Чувства не всегда объяснимы и не всегда поддаются доводам разума, – суховато откликнулся он. – Мне жаль, что какое-то гадание доставило вам столько беспокойства. Если бы я знал, как обернётся дело, то не стал затягивать шутку.
– Флори со своими виршами тут ни при чём, – механически ответила я, наполовину погружённая в размышления; охватившая меня нежность – к отцу, к той его далёкой и таинственной жизни – отчасти напоминала ностальгию, но ностальгию по земле, на которую никогда не ступала моя нога. – Просто всё время возвращаюсь мыслями к одному сну. Признаться, когда я увидела вас на свадьбе моих родителей, то… – и тут я осеклась, сообразив, что именно говорю, и остаток фразы начисто вылетел из головы.
Но дядя Рэйвен отчего-то совсем не удивился.
Он отстранённо снял очки и повертел их в руках, кончиками пальцев обводя по кромке синие стёклышки, а потом заметил вскользь:
– Ваш отец, Виржиния, тоже зачастую допускал странные обмолвки. Говорил будто бы сущую нелепицу, но потом неизменно оказывалось, что правды там хватает с лихвой. И особенно часто стало это происходить незадолго до его смерти.
Во рту пересохло; я сглотнула, остро жалея, что остатки кофе с ромом Мэдди давно унесла, и затем отважилась спросить:
– Тогда, пожалуй, вас не удивят и мои следующие слова… Вы помните о свадьбе что-нибудь странное, связанное с моей матерью? Может, приходят на ум какие-то необычные фразы? Или поступки?
Судя по выражению лица маркиза, он собирался уже ответить «нет», когда внезапно задумался.
– Было кое-что. Сказать откровенно, я много лет об этом не вспоминал, но после вашего вопроса тот случай сразу пришёл на ум. Для Ноэми… для вашей матери свадьба была если не самым счастливым моментом в её жизни, то очень близко к тому. Улыбка не сходила с её уст, – ответил он негромко, и голос у него дрогнул. – Но когда Ноэми беседовала с леди Милдред, то вдруг нахмурилась и уставилась на двери церкви так, словно в проёме кто-то стоял. И произнесла очень странные слова: «Уведите его прочь, матушка, я его не приглашала». Тогда я решил, что она обращается к леди Милдред, но никогда после она не звала её так.
Я похолодела.
«Неужели Валх?»
– Вы… Вы уверены?
Маркиз кивнул:
– Тогда мы с Иденом беседовали буквально в двух шагах от них, и потому я услышал это совершенно чётко… – Он нахмурился. – Да, припоминаю ещё, что позже вновь произошло нечто подобное. Сейчас, пожалуй, не смогу описать точно, что сделала или сказала Ноэми, однако реакцию Идена забыть было бы сложно. У него тогда лицо на мгновение исказилось, словно от боли, и он сказал: «Моя жена особенная… Да, совсем не похожа на меня, но тоже особенная». Сказал – и засмеялся. Тогда я не стал его расспрашивать: он, по-видимому, не желал посвящать меня в свои секреты. И не мне его упрекать.