Маленькая женщина забирает корзинку, слишком большую для тонких запястий; из дверного проёма птицей выпархивает накидка, обнимает плечи, точно крыльями. Мужчина оправляет её заботливо, затем перехватывает плетёную ручку, отбирает тяжёлую ношу мягко, но настойчиво.
Ветер полощет тучи, выбивает из них дождь.
Двое идут сквозь морось, пока не исчезают.
Холодно.
Я очнулась со странным ощущением – то ли с предчувствием скорого краха, то ли с полустёртыми воспоминаниями о непосильном горе. Сон точно отпечатался во мне: казалось, что стоит прикрыть глаза – и он начнёт разворачиваться заново, как в театре, от первой сцены до последней.
«Вот только к чему? – пронеслось в голове. – Что всё это вообще означало?»
Мне нужны были знания о Валхе и о том, как он сумел подобраться к моим родителям, чего испугался… о его слабостях, уязвимых точках, куда можно нанести удар. Но вместо внятной подсказки пришлось довольствоваться невнятным сном о прогулке под дождём. И как прикажете искать там скрытый смысл?
…да и есть ли он там вообще?
– Виржиния? – послышался оклик точно из-за стеклянной стены, и я моргнула, возвращаясь к действительности.
Времени на сей раз минуло довольно много; свечи уже почти прогорели. За окном только-только занимался рассвет; сад, умытый ночной грозой, дышал чистотой. В комнате стало прохладно, однако я этого почти не почувствовала, заботливо укутанная одеялом до самого подбородка. Лайзо же, похоже, утренняя свежесть наоборот казалась приятной: он стоял у окна в рубахе с распущенным воротом, чуть щурясь, и выглядывал наружу.
«Какой измученный, – подумалось вдруг. И впрямь, под глазами у него залегла отчётливая синева, а губы обветрились. – Неужели не спал всю ночь?»
– Твой дядя возвращается. Видно, хочет с чёрного хода зайти, чтоб никого не потревожить, – тихо сообщил Лайзо. – Пожалуй, пойду, чтоб он меня в неположенном месте не заприметил. Ты увидела, что хотела?
– Не знаю, – честно откликнулась я, качнув головой. – Надо сперва понять, что именно мне привиделось. И… прости. Из-за моей прихоти ты совершенно не отдохнул.
– Днём отосплюсь, – улыбнулся он безмятежно, оборачиваясь, и усталость его словно отступила. – Погода нынче славная, в теньке хорошо дремлется. Да и до утра ещё несколько часов есть… И ты ложись, – шепнул он еле слышно и приблизился ко мне текучим, неуловимым для сонных глаз шагом. – Поспи-ка без снов.
Сказал – и прикоснулся губами к моему виску.
…это и поцелуем-то нельзя было назвать, но почему-то вдруг стало жарко, несмотря на царившую в спальне прохладцу. Лайзо отклонился – излишне торопливо, а потому неловко, и задел меня подбородком вскользь; наметившаяся за ночь щетина царапнула щёку. И подумалось отчего-то, что прежде он всегда появлялся перед нами утром чисто выбритым, как настоящий светский щёголь, а сейчас безотчётно показал небрежность – точно потаённую слабость обнажил.
«Очаровательно», – пронеслось в голове.
Тихо щёлкнул замок – дверь в комнату захлопнулась.
Я осталась одна.
Беседу по душам с Клэром, разумеется, пришлось перенести на более позднее время: раз уж он возвратился под утро, то вряд ли проснулся бы раньше полудня… и, верно, только к вечеру перестал бы низвергать на головы всех, кто попадётся ему на пути, град из колкостей, едкостей и сарказма. Ванны из желчи пока не относились к моим излюбленным развлечениям, да и домочадцев на подобный опыт обрекать не хотелось, потому я предупредила Паолу о том, что нынче у нас в доме завелось спящее чудовище, велела прислуге вести себя потише – и с чистой совестью укатила в кофейню.
Этот летний день с его отупляющей жарой оказался полной противоположностью тому, другому, дождливому дню из сна.
Когда мы устроили представление с Флори в главной роли, «Старое гнездо» было забито до отказа, сегодня же зал выглядел пустоватым: многие из постоянных посетителей не пришли. Не знаю, что послужило причиной – избыток впечатлений, усталость или же предгрозовая духота, но все обрадовались этому послаблению, включая даже Мирея, охочего до суеты и шума. Лайзо дремал в тёмной комнате без окон; Георг, пользуясь передышкой, читал на кухне газету и пил собственноручно приготовленный кофе, без пряностей, сахара или молока – только вода и молотые зёрна. Приходящую прислугу я отпустила, благо с немногочисленными гостями вполне справлялась и Мэдди.
Солнце медленно клонилось к закату; время застыло, точно ящерица в янтаре.
Эллис, который ворвался в кофейню вместе с лиловыми сумерками, был словно порыв бодрящего северного ветра.
– Виржиния! У меня нет никаких новостей, – заявил он с ходу. – А у вас?
– Нет, но есть необходимость в совете, – волей-неволей улыбнулась я.
– Прекрасно! – искренне обрадовался детектив и, ослабив воротник, буквально рухнул на стул, так, что ножки едва не подломились. – Уф, ну и пекло! Все ползают, как варёные мухи… не то чтобы я когда-нибудь варил мух, разумеется. Зельда нынче вечером расспрашивает свидетельницу, ту подавальщицу в пабе, надёжные ребята обещали немного разнюхать в Смоки Халлоу про ту женщину в чёрном, ну а мне остаётся только ждать. Скукотища!
– Возможно, мне удастся вас развлечь, – предположила я, хотя вовсе не была в этом уверена.
И – пересказала свой бессмысленный сон.
– Ага, – произнёс Эллис значительно и потёр подбородок. – Ага… Говорите, вы всё хорошо запомнили?
– Очень, – кивнула я. – Настолько, что это даже обременяет. Образы, слова, ощущения возвращаются снова и снова, так настойчиво, что я чувствую озноб от несуществующей измороси.
Он задумчиво прищурился:
– А обычно сны отвечают на поставленный вопрос?
– Или по крайней мере дают намёк, где искать ответ.
– И о чём же вы думали перед тем, как уснуть?
В лицо у меня краска бросилась, потому что я думала о Лайзо, если уж говорить откровенно… Однако такие мимолётные мысли в последнее время на содержание снов не влияли: осознанное желание что-то узнать неизменно оказывалось сильнее, чем романтические бредни или необоснованные тревоги.
– О том, как Валх сумел подобраться к моей матери на расстояние удара, если она обладала даром видеть мертвецов, – наконец ответила я, и Эллис весь подобрался:
– Ну-ка, расскажите подробнее, что вы имеете в виду.
Уточнения и расспросы заняли почти что час, на исходе которого я чувствовала себя совершенно измотанной. Под конец детектив заставил меня заново пересказать сон, и не один раз, а дважды; затем смешно сморщил нос – и улыбнулся:
– Вот я так и знал, как чуял. Вы в своём репертуаре, Виржиния! Хотя не думайте, я вас не виню, всё же сложно переломить собственное воспитание и манеру смотреть на мир вокруг, которую вдалбливали в вас с самого рождения.
Признаюсь, мне стало немного обидно за монахинь из пансиона Святой Генриетты – и тем более за леди Милдред, так что следующая моя реплика прозвучала весьма холодно:
– Поясните.
Эллис закатил глаза.
– Корзинка, Виржиния. Ваша мать её не собирала и не спускалась в подвал, чтоб самолично отрезать кусок от окорока. И накидки тоже обыкновенно сами из шкафа не выпархивают и своих хозяек не обнимают. И та интересная оговорка: «Прикажу… нет, попрошу». Что вы, говорите, хотели узнать во сне?
– Как Валх сумел подобраться к матери, если она… – послушно начала было я и осеклась. – Ну конечно. Прислуга. Во сне, кроме моих родителей, была ещё и прислуга, но я не обратила на неё внимания! Хотя видела – руки, чепец, тёмные юбки… Горничная! Там совершенно точно была горничная! Неужели это она?..
– Не знаю, – честно признался Эллис, разводя руками. – Ваш сон – вам виднее.
Мысли у меня понеслись вскачь.
…Да, совершенно верно, корзину для пикника собирала служанка, и накидку тоже подала она. И я могла бы рассмотреть её получше, если б догадалась приблизиться к ней во сне, но безымянная горничная, увы, тогда заинтересовала меня не больше, чем убежавшая лошадь. Вот что Эллис имел в виду, говоря о воспитании: мы редко обращали внимание на прислугу, когда речь заходила о семейных делах. А ведь дворецкий, экономка, горничные, повар с кухаркой и садовник – те люди, которые делят с нами кров, хотя и не имеют отношения к семье в буквальном смысле.
Досадная ошибка, когда речь идёт о Валхе и его отвратительной манере вести дела: уж для него-то все люди равны – они просто инструменты для достижения цели, будь это герцогиня или мальчик, который чистит обувь.
– Горничная, – произнесла я, размышляя вслух. – Но особенная горничная – моя мать собиралась не приказывать ей, а просить. Как могла бы попросить подругу… Я бы так обратилась к Мэдди, но не к Магде.
– Подруга или нет, но это была необычная служанка, – согласился Эллис. – Вспомните, по вашим же собственным словам она бросила накидку с порога, а не передала с поклоном. Ту девочку из особняка, Юджинию, вы тоже просите о чём-либо, а не приказываете ей. Но сомневаюсь, что она могла бы кинуть вам плащ вместо того, чтоб вручить. Вы можете кого-то расспросить о прислуге, которая работала на ваших родителей? Пророческие сны – штука хорошая, но не стоит забывать и о более традиционных методах сыска, – пошутил он.
– Магда? – неуверенно предположила я. – Она точно помогала моим родителям, когда я только родилась… Вот только на её память я бы не стала полагаться. Может, Стефан? Хотя нет, он всегда был дворецким только в особняке леди Милдред…
– Насчёт Магды – идея, конечно, неплохая, – протянул детектив. – Но и впрямь лучше было бы выбрать кого-то понадёжнее. Например, тот, как его… – он прищёлкнул пальцами. – Ваш управляющий? Насколько я могу судить, прислугу вы всегда нанимаете через него. Леди Милдред тоже так поступала? А ваш отец?
– В подобных вопросах мы всегда полагались на мистера Спенсера, – подтвердила я. – Он ведёт дела нашей семьи последние тридцать лет, если не больше… Вы правы, Эллис! Мистер Спенсер наверняка должен знать о необычной горничной, которая работала на мою мать. Нет, он точно знает!