– Да уж, место выбрано со вкусом, – согласился Эллис, пробегая глазами записи. И восхитился: – Что за ужасный почерк? Думал, что я пишу хуже всех, но это… Словно яростный демон вырвался из бездны и набросился на листок бумаги.
– Это писал Джул под мою диктовку, – елейным голосом сообщил Клэр. – Кстати, он ждёт снаружи, и у него прекрасный слух.
Воцарилось неловкое молчание. И, пока оно не стало совсем уж тягостным, я попыталась заполнить его – и заодно повернуть беседу в более приятное русло, сделав комплимент дядиным способностям:
– Больше всего, право, меня в этой истории удивляет не появление якобы мёртвой незнакомки с серебряной монетой, а то, что мистер Твигги так разоткровенничался с вами. Я всегда считала, что почти любого могу разговорить, но здесь, пожалуй, оказалась бы бессильна. Не могу предположить даже, в чём секрет!
– Вероятно, в моём обаянии, перед которым никто не способен устоять, – с кислым выражением лица откликнулся Клэр. И добавил на редкость противным тоном: – Можно подумать, у этого вашего афериста вообще были шансы.
Признаюсь откровенно, мне стало смешно – настолько эти слова не вязались с дядиным обликом и манерой речи. Но Эллис, заметив, что я развеселилась, неподдельно перепугался и даже замахал руками:
– Вот только не повторяйте моей ошибки, Виржиния! Только не опять. Я-то на это попался, а вы будьте умнее!
Тут я, разумеется, не выдержала – и наконец рассмеялась.
– Разумеется, обаяние. Неотразимое обаяние, точнее.
Выражение лица у Клэра на секунду изменилось, словно бы стало шкодным, каверзным.
– Не вижу ничего смешного, – сладко-сладко заметил он, поднимаясь из-за стола. – Или вы не верите, что я могу быть очаровательным, дорогая племянница?
– Признаться честно… – начала было я – и осеклась, потому что дядя плавно, скользяще шагнул, обогнул стол – и очутился рядом со мною.
И – подцепил меня пальцами за подбородок, заставляя запрокинуть голову.
Исчезла та гаденькая, брезгливая гримаса, которая портила Клэра большую часть времени; черты лица смягчились, и только слегка нахмуренные брови придавали теперь ему серьёзности. Губы, немного масляные после пирожного, были чуть разомкнуты; на скулах появился намёк румянец.
Клэр молчал – целых полминуты, почти вечность – а потом заговорил, и его голос, обычно скрипуче-противный, сейчас звучал более томно и глубоко.
– Невинной и глупенькой девице, которая готова покраснеть из-за любой мелочи, не стоит даже пытаться вообразить, какие порочные глубины бывают скрыты в человеке… Я всего лишь сказал «порочный», моя дорогая племянница, а у вас уже щёки алые, точно розы, – он склонился ко мне чересчур низко, обдавая тёплым дыханием и слабым лимонным ароматом. И – внезапно усмехнулся, вызывая мурашки по спине: – И пока это происходит, замуж вам рано.
Тут я запоздало сообразила, что он шутит надо мною – и наконец отстранилась. Клэр, изрядно позабавленный моим замешательством, возвратился на своё место – такой же, как обычно… нет, даже более противный. В пять раз, совершенно точно!
– Я не глупенькая, не наивная и не… – начала было я возмущённо, но быстро прикусила язык, сообразив, что едва не сказала «не девица». – И не позволю смеяться над собою. Как вам не стыдно!
Но, конечно, им было не стыдно – ни хохочущему Эллису, ни Клэру, как теперь стало очевидно, начисто лишённому совести.
– А я вас предупреждал, – веселился детектив. – Из самых, так сказать, лучших побуждений.
– Оставлю без сладкого, – холодно пригрозила я. – На месяц. И Мэдди скажу, чтоб не делилась пирожными.
– Я поделюсь, – тут же испортил воспитательный эффект Клэр. – Не плачьте, мальчик мой, свою конфету вы получите.
– А вы… – обернулась я к нему, не зная, чем пригрозить. И – вспомнила, что собиралась поговорить с ним о своей матери, точнее, о её странностях. – А вы в наказание придёте на днях в «Старое гнездо» и выпьете целую чашку согревающего горячего шоколада с имбирём и перцем от Георга. И когда щёки у вас покраснеют, как у невинной девицы, так и быть, я вас прощу.
– В такую жару долго ждать не придётся, хватит и одного глотка, – жеманно произнёс Клэр, обмахиваясь ладонью. – Впрочем, благодарю за приглашение, милая племянница, непременно буду.
На том мы и закончили; записи Эллис забрал с собою, пообещав, однако, заглянуть в скорейшем времени и доложить, если появится что-то новое… Что же касается дяди, то он пребывал в отличном настроении целых два дня к ряду, из чего я сделала вывод, что мне надо чаще при нём заливаться краской.
Это, право, не так уж сложно, зато результат превосходит все ожидания.
***
Говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное. Магда – в те времена, когда ещё работала в особняке – рассказывала, что как-то леди Милдред привезла из очередного путешествия на материк расписную фарфоровую тарелку. Это была чудовищно безвкусная вещь: по зелёной глазури, изображающей долину реки, вился синий червяк, справа и слева от которого горели небрежные мазки красного и жёлтого цвета. Сие произведение искусство носило название «На берегах Видурля», а преподнёс его глава мелкого провинциального городка, горячий поклонник искусства, который о себе говорил: «Да я и сам в некотором роде художник, ха-ха!»
Избавиться от подарка сразу было невежливо, потому в багаже она доехала аж до самого Бромли. Там леди Милдред снова подивилась на аляповатую тарелку и велела прислуге «временно» повесить её в галерее, чтобы при случае показать своей подруге, Глэдис, и посмеяться вместе. Но случай всё никак не представлялся, а потом и вовсе стало не до того…
Прошло десять лет.
Тарелка по-прежнему красовалась на виду – провисела бы даже дольше, если бы я случайно не разбила её, задев локтем, когда приехала погостить в особняке на Спэрроу-плейс.
Но если «временно» – близкий, хотя и не совсем точный синоним к слову «навсегда», то «на днях» зачастую означает «не раньше, чем через неделю, но, вероятнее, никогда».
Хотя Клэр обещал вскоре заглянуть в кофейню, я и в особняке-то его видела редко – и, как правило, мельком. Во-первых, потому что режим дня у нас не совпадал: мне приходилось вставать пораньше, дядя же зачастую полуночничал и затем пропускал завтраки. А во-вторых, Эллису показалась перспективной ниточка, ведущая к загадочной нанимательнице, и он попросил Клэра ещё немного разговорить свидетеля.
Словом, Георг впустую целую неделю готовил неуместный по жаркой погоде шоколад с имбирём и перцем… а затем наконец похолодало – и Клэр вспомнил о своём обещании.
В тот день «Старое гнездо» в буквальном смысле бурлило. Хотя я не приветствовала политические диспуты у себя в кофейне, повод выдался более чем значительный: алманский посол с домочадцами спешно выехал из страны, да и наши дипломаты, как поговаривали, тоже возвращались в Бромли.
– Это называется «вернуться для консультаций», – громким шёпотом сообщила леди Абигейл, обмахиваясь розовым веером из расписного шёлка. – Но мы ведь с вами прекрасно понимаем, что стоит за такими словами, верно?
Я не вполне понимала, однако с охотой кивнула, поддерживая разговор:
– Совершенно ничего хорошего.
– Именно, – шумно вздохнула она. – Та гадалка-гипси, Флори, предсказала мне «волнения и хлопоты» – может, как раз со стороны Алмании их и ждать? Знаете, супруга нашего посланника приходится мне родственницей по линии Райфордов, в детстве мы были весьма дружны… Так вот, в последнем письме она намекнула, чтобы я избегала путешествий на материк по крайней мере до осени.
– Неужели? – искренне удивилась я, припомнив очень похожий совет маркиза Рокпорта. – А ведь мне тоже говорили нечто подобное… Видимо, и правда наступают беспокойные времена.
– Так или иначе, нам в эти времена предстоит жить, – замахала Абигейл веером вдвое быстрее прежнего и нахмурилась. – Ещё и мальчики забеспокоились об этом негодном Фаулере, якобы он давненько не пишет. Вот уж о ком бы я ни уронила ни слезинки! И не смотрите на меня с укором, знаю, что нехорошо так говорить, но чего уж скрывать… Наверное, уеду до осени в замок, на природу. Всё же в столице жара непереносима.
– Как и многое другое, – согласилась я. – В провинции, вдали от суеты, даже скверные новости не кажутся такими уж плохими.
– Это потому что газеты запаздывают на две недели, – добродушно хохотнула она. – И всё-таки, неужто совсем всё скверно с Алманией… Неужто и посольство закроют…
Собственно, вокруг тех же тем и крутились разговоры в кофейне – погода, слухи, дипломатический скандал. Я почти не принимала участия в обсуждениях, боясь ненароком сказать что-то лишнее, ибо все мои знания о политике имели один источник – советы и предупреждения дяди Рэйвена. Ближе к восьми вечера к холодному ветру с Эйвона прибавились далёкие грозовые раскаты, и многие гости заторопились домой, чтобы избежать непогоды.
Клэр появился на пороге аккурат с первыми каплями дождя – в лучших традициях Эллиса, изрядно вымокший, продрогший и, очевидно, голодный. Зашёл он с чёрного хода, чем немало удивил всех, включая меня.
– Кажется, дождь только начинается, где же вы успели… – начала я и оборвала себя, сообразив, что мои слова могут прозвучать грубо. – Быстрее проходите, велю Георгу сделать вам чего-нибудь согревающего.
– Да уж, окажите милость, – ворчливо откликнулся Клэр, но, судя по облегчению, отразившемуся на его лице, он был очень рад и моему беспокойству, и немудрёной заботе. – Не думайте, что весь мир ограничивается вашей кофейней, дорогая племянница, и если за окном нет дождя – его нигде нет. Отнюдь, за Эйвоном льёт по меньшей мере с обеда… Удружил же мне ваш приятель. Впрочем, я сам виноват: ведь известно, что если попытаешься помочь ближнему своему – непременно понесёшь убытки.
Я ненадолго вернулась в зал, чтобы проводить леди Абигейл, которая также засобиралась домой, а когда вернулась, то Клэр уже с комфортом устроился в «тёмной комнате» ближе к чёрному ходу – с пледом на плечах и с неприлично большой чашкой горячего шоколада в руках, издали больше напоминающей бульонницу.